Иван Клулас - Диана де Пуатье
Обещанная компенсация вскоре выразилась в предоставлении «кузине» доходов с соляных складов в Пуату.
Опираясь на общность взглядов с королем, герцогиня, так же как и коннетабля[554], обласкивала всех и каждого, кто близко или отдаленно был связан с событиями: например, проявляла массу заботы о герцогине де Невер, чей супруг, один из виднейших военачальников того времени, серьезно заболел. Не меньше внимания она уделяла и своему верному маршалу де Бриссаку, вынужденному скрепя сердце оставить Пьемонт. Когда маршал выразил беспокойство по поводу того, что с ним не посоветовались при заключении мирного договора, Диана написала ему длинное дружеское письмо:
«Господин маршал, из Ваших писем ко мне я вижу, что Вы мне доверяете и считаете ближайшим другом на этом свете, в чем при случае и впрямь всегда сможете убедиться. Найдя сии письма Ваши более нежели честными и мудрыми, мне захотелось показать их королю, который также счел оные прекрасными. Касательно же того, что Вас не призвали высказаться о мирном договоре, так это оттого, что ничто еще не было решено и условлено наверняка. Но теперь, когда, хвала Господу, мир состоялся, Его Величество уведомит Вас и распорядится обо всем, питая надежду, что и гражданские войны тем самым придут к завершению. Впрочем, полагаю, вскоре Вы прибудете сюда, где всегда найдете меня готовой оказать Вам услугу с самым сердечным и добрым расположением. С сим вверяю и себя Вашей милости, моля Бога, милостивый государь, даровать Вам отменное здоровье и долгую жизнь. Писано в Вилье-Коттре в первый день апреля Вашим лучшим и преданнейшим другом Дианой де Пуатье»[555].
Сердечный тон этого письма иногда интерпретировался как свидетельство интимных отношений между герцогиней и маршалом. Однако в действительности все обстояло по-другому. Диана подружилась с Бриссаком, как и с другими членами семьи Рене де Коссе, бывшего гувернера Генриха II, еще в те времена, когда король был ребенком. Вскоре Диана приложила еще одно свое письмо к королевскому посланию, доверенному Артусу де Коссе, сеньору де Гоннору, брату маршала, которого монарх отправил в Италию показать де Бриссаку мирный договор и помочь в его воплощении. Герцогиня хотела также заверить, что поддержит его вопреки намерению Монморанси добиться для своего сына Дамвиля управления оставленными Франции городами Пьемонта[556]. Было общеизвестно, что Бриссак, до глубины души потрясенный статьями договора, дал волю отчаянию: «О, несчастная Франция! К каким потерям и разорению позволила себя принудить ты, торжествовавшая над всеми другими народами Европы!»[557] Но никакие сетования и сожаления не помешали маршалу подчиниться приказу. Он получил текст договора 7 апреля, а 11-го опубликовал его в Пьемонте. Тягостнее всего де Бриссаку было сообщать об увольнении двенадцати тысяч ветеранов. Многие из офицеров сражались в Италии еще за Франциска I. Их глубоко уязвил приказ покинуть страну, ставшую второй родиной. Солдаты, пишет Брантом, винили во всем принцессу Маргариту, за то что та принесла супругу в приданое лучшие из завоеваний Валуа. «Что до воинов и спутников по военным походам, так давно свыкшихся с гарнизонами, мягкостью климата и превосходной здешней кормежкой, то об их мнении можно было не спрашивать, ибо те сами кричали, ругались и сыпали проклятиями. Одни, как гасконцы, так и другие, вопили: „Эй, черт побери! Неужто за какой-то пустяковый кусочек плоти между ног у этой бабы надо отдавать столько прекрасных и обширных земель?!“ Другие вторили им: „Будь проклята ж… которая обходится нам так дорого!“ А третьи смеялись: „Ох, ну и здоровенная у нее должна быть ж… чтобы засунуть туда столько земель и замков!“[558]».
По объявлении мира сторонникам Франции стали угрожать приближенные герцога Савойского, и им пришлось отправиться в изгнание. И среди всех этих смут и беспорядков приходилось еще заниматься сносом укреплений. Французы были вынуждены спасаться бегством как из Сиены, так и из Пьемонта.
В общей неразберихе, под крики «спасайся, кто может!» Диана намеревалась сохранить свои итальянские владения и наконец получить международное подтверждение прав, которые она поручила д’Авансону отстаивать в Риме, а заодно и наследных прав на Кротонский маркизат в Калабрии.
Благодаря поддержке полномочных представителей Франции ей удалось заручиться признанием своих претензий королем Испанским. В меморандуме, приложенном к Като-Камбрезийскому мирному договору, им посвящена особая статья, где уточняется, что кое-кому из знатных господ «должны быть возвращены имения, отчужденные во время войн». Есть в этой статье и прямое указание на Диану: «Мадам Диане де Пуатье, герцогине де Валентинуа, в отношении ее претензий на маркизат Кротонский, графство Катазаре (Катанзаро) и прочие земли, принадлежащие ей в королевстве Неаполитанском, Его Католическое Величество обещает вынести столь же скорое и справедливое решение, как и собственным подданным, с этой целью Мадам предоставят благоприятствующие ей письма к вице-королю и прочим должностным лицам в означенном королевстве Неаполитанском там, где сие необходимо»[559].
Итак, Диана извлекла из Като-Камбрезийского договора довольно существенные выгоды. В процедуре восстановления собственности лиц, чьи земли были отчуждены Испанией, мадам де Валентинуа оказалась в хорошей компании — рядом с Марией де Бурбон, герцогиней д’Эстутвиль, претендовавшей на графство Сен-Поль, или Антуаном Бурбоном, королем Наваррским, отстаивавшим свои права в герцогстве д’Энгьен. В ответ король Франции обещал возместить ущерб многим фламандским и бургундским сеньорам, среди которых мы находим Шарля де Пуатье, сеньора Сен-Валье и наследника Гийома де Пуатье, чье имущество было конфисковано, когда он перешел на службу к Карлу V вместе с коннетаблем Бурбоном. Как видим, дом Сен-Валье выигрывал во всех отношениях[560].
Подводя общие итоги, Диана с полным ощущением, что ее власть при дворе еще более укрепилась, участвовала в церемониях и празднествах в ознаменование мирного договора. В Париже уже с апреля начали готовиться к торжествам по поводу бракосочетания Елизаветы Французской и Филиппа II Испанского. В мае французы и англичане обменялись заложниками. Генрих II и его сын, дофин Франциск (последний — в качестве короля Шотландии), 28 мая принесли мирную клятву представителям Елизаветы Английской. Оставалось решить вопрос о судьбе пленных, еще томившихся в ожидании своей судьбы как у той, так и у другой стороны. Если знатным господам предстояло уплатить солидные выкупы, то простые солдаты нередко бывали обречены на тяжкую судьбу гребцов французских или испанских галер. Судя по составленному тогда списку, в плену у французов находилось 975 человек. Их согласились отпустить без всякого выкупа, что и в самом деле было исполнено в октябре 1559 года. На сей раз Диане и ее кузену Шарлюсу не удалось настоять на своем праве получить вознаграждение. Король Испании отсрочил такое же освобождение, поскольку слишком нуждался во флоте для борьбы с неверными[561].
Мало-помалу в королевстве вновь установился порядок. В Экуане 2 июня 1559 года король подписал патентные письма, направленные на организацию подавления деятельности еретиков, подпавших под влияние «протестантских проповедников из Женевы». Генрих II лично явился 10 июня в Парижский парламент на «меркуриал», торжественное заседание, где каждому дозволено высказывать свое мнение. Среди прочих изобличителем репрессий против гугенотов объявил себя советник Анн де Бург. Его арестовали и предали гражданскому суду, что не помешало состояться синоду реформистов под председательством пастора Франсуа Мореля[562].
В охваченном лихорадочным возбуждением и тяжким кипением страстей городе начинались роскошные празднества, посвященные бракосочетанию Елизаветы Валуа и обручению Маргариты Французской с герцогом Савойским. Трое представителей Филиппа II — герцог Альба, принц Оранский и граф Эгмонт, которым было поручено вступить в брак с Елизаветой от имени короля Испании, 15 июня прибыли в Париж. Король отправился в собор Парижской Богоматери 18 июня и в присутствии испанских посланцев дал клятву не нарушать мира. А 22-го собор принимал весь двор на торжественной брачной церемонии. Присутствовали даже племянники-протестанты Монморанси Колиньи и д’Андело, получившие обманчивое обещание, что Анн де Бург и недавно взятые под стражу парижские парламентарии будут освобождены. Во дворце Сите, в резиденции Турнель и в Лувре чередовались пиршества, балы и маскарады[563].
После ужина 28 июня король праздновал обручение Эммануила-Филибера Савойского и своей сестры Маргариты. Был подписан брачный контракт. До обряда, намеченного в соборе Парижской Богоматери, решили устроить пятидневные турнирные увеселения — со среды 28 июня по воскресенье 2 июля.
