Францишек Равита - На красном дворе
- Ой, Люда, скоро тебя отнимут у нас!
- Кто отнимет?
- Разве не видала? Был Вышата на посиделках в прошлый раз, был и сегодня и так уж смотрел на тебя, точно, окромя тебя, никого и не было.
- Это вам так кажется...
- Жди сватов, жди!
Люда не обратила на это внимания, а если и обратила, то не ответила. Ее головка была занята другими мыслями: она думала о змие, его друге Посвисте и княжиче Валигоре...
Простившись с подругами у своего дома, она вошла в калитку; на пороге терема ее встретила Добромира.
- Что ты так запоздала, моя кралечка? - сказала женщина. - Я уж хотела бежать за тобою.
- И хорошо, что не пошла, мамушка!* Меня подруги проводили до калитки.
_______________
* М а м у ш к а - кормилица; нянька.
- Ну, слава Богу, что пришла... Был ли Путята?
- Да, был... И знаешь ли, мамушка, какую он рассказал нам сказку! Просто все диву дались...
- Какую, какую? - усмехнулась старушка.
- О змие крылатом и княжиче Валигоре.
- Путята - мастер говорить сказки!
Обе вошли в горницу, и Добромира только теперь увидела лицо Люды. Лицо девушки пылало от мороза, глаза горели живым огнем; точно какая-то мысль, запавшая в душу, отражалась в них и сверкала.
Это необыкновенное оживление молодой девушки не ушло от внимания Добромиры, но она притворилась, будто ничего не замечает.
- Чем же кончилась сказка? - спросила она.
- Как и всегда... Княжич женился на похищенной девушке.
- И то ладно, - заметила старуха, лаская Люду за подбородок. - Тебя мы не отдадим за кого-нибудь... ты стоишь любого княжича...
Люда была в том возрасте, когда ее девичье сердечко жаждало полюбить кого-нибудь, но никого не находило, кто бы пришелся ей по сердцу. Ее пылкое воображение создавало несуществующие идеалы, она предавалась сладким мечтам и убаюкивала себя, строя воздушные замки. Терем отца уже становился скучным ее сердцу, стремившемуся любить, и она заполняла его образами, создаваемыми ее фантазией. В ее ушах не переставали звучать рассказы о западных рыцарях, как и сказки о разных королевичах и заколдованных королевнах; мысль ее работала без устали, переделывая все по-своему и создавая нечто целое, к чему она стремилась душою и сердцем.
Прошло несколько дней после посиделок.
В морозную звездную ночь от дома тысяцкого, в Берестове, отъехало двое саней, в которых сидело по два человека.
Миновав Печерский монастырь, ехавшие свернули в Густой лес и по узкой крутой тропинке спустились к Подолу. Миновав Крещатицкий мост, кони помчались по ровной дороге, по глубокой долине между холмами - на которых возвышались стены Киева и виднелись купола церквей - и рекою Почайною. Не доезжая Подола, кони повернули на Боричев въезд; видно было, что путники направляются в Гору. Вероятно, они принадлежали к княжеским дружинникам или придворным, если смело ехали ночью в город, ворота которого уже были заперты и никого постороннего через них не пропускали.
Ночные стражники остановили ехавших у ворот и не хотели впускать, не опросив.
- Что за люди?
- От тысяцкого из Берестова.
Стражник недоверчиво посмотрел на ехавших.
- Почему на двух санях?
- Потому что так надо...
Это показалось подозрительным еще больше.
- Есть ли какой-нибудь знак от тысяцкого?
- Есть.
И путники показали знак. По-видимому, стражник удовлетворился этим, потому что исчез в оконце, через которое разговаривал, и вскоре послышался скрежет отодвигаемых засовов, и ворота, скрипя, отворились.
Не удивительно, что киевляне осторожничали и что стража бодрствовала дольше, чем в другое время. Несмотря на морозы, половцы перешли Днепр по льду и время от времени беспокоили жителей; поэтому киевляне боялись измены.
Путники, въехав в город, миновали княжий двор. Десятинную церковь и Бабий Торг; проехали через другие ворота и мост в Княжеском конце и выехали на Кожемяцкую дорогу. Через некоторое время сани остановились у ворот хором воеводы Коснячко.
В доме было спокойно и тихо, только изредка слышались женские отрывистые голоса. Старый воевода ходил по гриднице, как вдруг услышал стук в ворота. Он послал челядинца к оконцу спросить, кто там и что нужно?
Отрок через минуту вернулся.
- Гости к вашей милости из Берестова, - сказал он запыхавшись.
Позднее посещение гостей, по-видимому, не особенно понравилось воеводе, тем не менее он спокойно сказал:
- Отвори ворота.
Между тем сам распорядился зажечь в гриднице праздничные светильники и посветить гостям в сенях.
Едва воевода взглянул на входивших гостей и на их праздничные наряды, как догадался, кто они и зачем приехали. Это были сваты Вышаты, подружки правду сказали Люде, чтоб ждала их.
Впереди шел старик с большой седой бородою, в собольей шубе, которую получил в дар от Ярослава Мудрого, застегнутой у шеи металлическим крючком; из-под шубы мелькал голубой кафтан, подпоясанный богатым поясом. Это был старый Варяжко, друг воеводы, посадник белгородский, родственник Вышаты. За ним вошло еще несколько человек.
В гриднице они остановились посередине, сваты перекрестились на образа, каждый из них по очереди поклонился воеводе в пояс, и все вместе сказали:
- Бьем челом вам, воевода!
Воевода тоже поклонился.
- Прошу вас, гости дорогие, присесть к столу и не побрезговать хлебом-солью, - радушно сказал хозяин.
Гости снова поклонились, заняли указанные им места и, согласно обычаю, молчали, ждали, пока хозяин не спросит о причине их приезда.
Прошла минута общего молчания.
- Какая причина привела вас ко мне? - спросил хозяин.
Посадник встал и, поклонившись в пояс, промолвил:
- Ваня Вышата прислал нас просить руки твоей дочери Людомиры.
Воевода опустил голову на грудь и молчал.
- Наш малый, - продолжал посадник, - один что сокол в чистом поле, он бьет вам челом, воевода, и просит удостоить его чести. Ваша милость изволит знать, что он парень степенный; князь и дружина любят и уважают его, у него много скота, хорошая пасека и пшеница в закромах не выводится... Да и лицом Господь не обидел; ступает точно твой князь; взглянет - соболем одарит... Отдайте ему девицу и разутешьте сердце молодецкое... Пусть поженятся да и живут счастливо!
Воевода внимательно выслушал свата и, когда тот кончил и сел на место, спокойно сказал:
- Спасибо вам, дорогие гости и сваты, за оказанную мне честь... Я люблю и уважаю Вышату, но, вы знаете, моя дочь еще очень молода... Надо поговорить... подумать... посоветоваться... будьте ласковы, подождите...
- Зачем тебе держать девушку в тереме? - возразил Варяжко. - И для кого еще беречь ее русу косу и девичью красу?
Но воевода, похоже, избегал прямого ответа, а поэтому приглашал сватов побывать у него еще раз, дать ему время подумать и посоветоваться.
Но с кем ему нужно было советоваться и зачем?
Ведь он знал, что Люда не особенно жалует молодого тысяцкого. Но эта отсрочка была равносильна отказу и отправке сватов ни с чем.
- Уж будьте добры, не гневайтесь на хозяина и приезжайте ко мне, как гости, - сказал он при прощанье. - Я приму вас хлебом-солью, а теперь не могу отдать дочку... Молода... пусть подождет, - закончил он решительно.
В тереме и на вышке возник переполох: там тоже узнали о приезде сватов. Конечно, и Люда о том узнала.
Когда ей сказали о приезде сватов, она сделалась белою как полотно и, казалось, окаменела на месте. Многие девушки обрадовались бы сватовству Вышаты, но она не питала к нему никакого нежного чувства и даже была равнодушна.
После отъезда сватов воевода направился к дочери в горницу. Увидев его, девушка, по обыкновению, бросилась к нему на шею.
- Были сваты... - сказал старик, глядя с любовью на девушку, но, заметив слезы на ее глазах, ласково прибавил:
- Чего же ты, глупенькая?
Вместо ответа Люда сильнее прижалась к отцовской груди и сквозь слезы произнесла:
- Не люб мне, батя, Вышата, не пойду за него.
- Никто и не принуждает тебя, моя дочурка, - целуя ее в лоб, отвечал старик. - Не мне жить с твоим мужем, а тебе, и я сделаю, как ты пожелаешь...
Попрощавщись с дочерью, воевода ушел, а Люда, оставшись одна, никак не могла примириться с мыслью стать женою Вышаты. Никогда, ни за что!
И не мудрено! Молодую головку обуревали мечты о совсем другом счастье, чем то, которое мог обещать ей тысяцкий из Берестова.
Добромира тоже узнала о сватах, но когда она явилась раздеть девушку, то застала ее в слезах.
- Чего ты? - спросила она.
Девушка еще больше расплакалась. Старушка почувствовала к ней жалость.
- Успокойся, - сказала она, - отец не отдаст тебя Вышате... Не на то он лелеял и пестовал свою голубку, чтоб отдать ее коршуну... Хоть Вышата и добрый малый, только пусть поищет себе другую невесту... тебе найдется жених получше...
Не получив решительного ответа, сваты через несколько дней приехали снова; но теперь уже в последний раз: воевода отверг предложение тысяцкого.
