Б Семенов - Подвиг длиною в жизнь
Что-то скрипнуло. Может, там двигали детскую кроватку?
Монотонно тикали часы.
Он встрепенулся, когда почувствовал, что кто-то совсем тихо вошел в комнату. На пороге стоял майор.
- Так вот ты какой... Ну, здравствуй, - Лавров шагнул к Гаджи, собираясь обнять его. Тот отпрянул.
Он был в смятении.
Он боялся.
Он ничего не понимал.
- Я все о тебе знаю, Гаджи. От Гордеева и Ненарокова, от Тамары и дяди Аббаса. От Седого.
Комиссар! Он и мертвый оберегал его.
Спазмы душили Гаджи. Как мог, он боролся с ними. Сейчас нельзя было казаться слабым, а избавиться от этих проклятых спазм он не мог.
Пауза была долгой.
- Я хочу домой, - не глядя на Лаврова, неожиданно сказал Гаджи.
- Должен тебя огорчить. Твои - в эвакуации. Мы постараемся вызвать сюда Тамару. Постараемся. Конечно, если Вец задержит тебя здесь. Останешься в городе - зайдешь домой. В нотной тетрадке на третьей странице подчеркнешь вторую строку. Тетрадь положишь в передней. Сам связи не ищи.
- Вец требует, чтобы я кого-то устроил работать к дяде Аббасу.
- Ну, раз требует... Ты понял, как важно нам знать его людей? Один уже идет в руки... Пойми, как важно это, солдат...
- ...тихой войны, - продолжил Гаджи.
- В нашем деле с саблей наголо скакать не приходится.
Лавров оторвал край газеты, будто собирался свернуть самокрутку. Протянул листок Гаджи.
- Запиши телефон. 2-14. Отдашь Вецу. Скажешь, что дядя Аббас обещал. Трудно к ним устроиться, но обещал. Велел звонить утром. Из проходной...
На лестничной площадке свет теперь не горел. Гаджи на мгновение задержался. Потом ринулся вниз, перескакивая через ступеньки. На последнем этаже открылась дверь.
Молодой человек, стоявший там, сказал возникшему в дверном проеме женскому силуэту:
- Сейчас свет чинят, стремянку несут. Подождите минутку.
На лестнице опять стало темно.
35
- Ступай, - сказал Вец своему спутнику. - Я подожду в садике.
Он направился в сквер, а тот свернул за угол и оказался на площади. Ее перегородил длиннющий забор. За ним возвышались промышленные корпуса и колонны технологических установок. Около заводских ворот выделялся своей новизной маленький домик - проходная в бюро пропусков.
36
В обитой дерматином кабине, в бюро пропусков. Тихий говорил:
- Аббас Керимович? Я и есть друг Гаджи.
Трубка спросила:
- А почему хочешь именно к нам?
- До войны на химический поступал.
- А... - сказала трубка. - Тогда понятно.
- Только бы не в цех - в лабораторию. После госпиталя в цехе тяжело.
- Ты пойди в отдел кадров. Работу найдут не тяжелую. Но в лабораторию пока люди не нужны. Ты работай хорошо, учись. Меня не подводи. Будет возможность, переведу в лабораторию.
- Спасибо.
В ответ раздались короткие гудки.
37
Луна мчалась все быстрее и быстрее. Рваные облака создавали иллюзию стремительного полета Селены.
Гаджи стоял у окна.
Уже который день он не мог покинуть этой комнатки в доме рябой старухи. Два раза в сутки старуха молча вносила еду. И это молчание и шаркающие старушечьи шаги - весь ее зловещий вид - заставляли Гаджи постоянно слышать резкий, приказывающий голос Веца:
- Из комнаты ни на шаг. А то голову оторву. Понадобишься - приду.
Зачем Вец спрятал его здесь? Почему запретил быть дома? Из-за просроченных документов? Или не верит?
И все же каждую ночь, стоя у окна, Гаджи раздумывал, как убежать. Убежать домой, к Лаврову. Но у кустов мелькала тень человека, явно приставленного Вецем его сторожить.
Сегодня звезды были особенно крупными. Они бежали вслед за луной, вроде бы и не стремясь догнать ее. Пропадали и вновь появлялись только затем, чтобы опять пропасть, "зашторенные" облаками. Почему-то вспомнилось Тамарино платье с блестками, которое подарил к Новому году дядя Аббас, хотя было оно вовсе не такого цвета, как сегодняшнее небо.
- Ты еще и глухой?
Гаджи обернулся, но ничего не увидел.
- Не бойся, это я. - Из угла поближе к столу, куда падал лунный свет, вышел Вец. - По ночам не спишь, днем небось дрыхнешь, - то ли спросил, то ли укорил он. - А я бегаю. Для тебя. Выдрыхся? Хватит. Пора работать. Вот твои новые документы. Можешь гулять с ними по Баку сколько влезет. Туберкулез у тебя после ранения. Понял? А работа у тебя такая будет. Навестишь своего Аббаса. Узнаешь, куда подевались его друзья. И по дому. И по работе. Мне точные сведения нужны. Не анкетные. Это и без тебя достать могу. Мне нужны характеристики. Который любит детей, который - жену, кто баб, кто водку... Ты что молчишь, как в рот воды набрал?
- Слушаю.
- Жить отправляйся домой. Твоя, наверное, заждалась. А может, и не ждет, а? Как думаешь? - Он хихикнул. - Наши встречи здесь. Следующая суббота, в двадцать часов.
- Ладно.
- В город будешь добираться на попутках. С пересадочками. С одной на другую...
38
Знаете, как бывает. Входишь в дом, где все на местах, и встречают тебя, как всегда встречали. А ты понимаешь, чувствуешь сердцем, что и сюда ворвалась беда.
Так было и сейчас в квартире Гаджи.
Правда, никто не встречал его. Но вещи стояли там, где и полагалось стоять им. И порядок царил полный. И все-таки что-то выдавало царившую здесь пустоту. Может, именно этот порядок. Может, газеты, которые зачем-то покрывали и шкаф, и рояль, и буфет. А может, что другое?
На рояле стояли открытые ноты - Гайдн. Когда разошлись друзья, провожавшие его на фронт, он играл Тамаре Гайдна. Она сидела рядом, вот здесь, на этом самом стуле, где сейчас сидит ее старая-престарая кукла Машка. Кажется, с Машкой Тамара пришла в эту комнату, когда они поженились. Нет, раньше. Конечно, раньше. Было так. Он сказал: давай, поженимся, а она вспыхнула, схватила пальто, убежала. Он не стал догонять, а потом не знал, что делать. Тамара пришла сама через два дня. В руках у нее была Машка.
В кроватке Тофика вместо матраца тоже лежала газета.
Где-то стукнула дверь. Гаджи вздрогнул. Опять стало тихо-тихо. Он подошел к роялю. Конечно, Тамара открыла Гайдна специально - ведь та же страница. Гаджи присел на край стула. Тронул клавишу. Звук полетел и неожиданно оборвался.
Он опять тронул клавишу. Вторую. Третью.
Как некстати тогда они купили этот рояль! Второго июня. За двадцать дней до войны. Все деньги ухнули. А сахар на базаре, говорят, теперь пятьсот стоит. Жуть. Сколько на те деньги можно было купить Тофику сахара!
Опять хлопнула дверь. Нет. Здесь жить невозможно. Невозможно без них. Надо идти к Вецу.
Над городом завыли сирены. Застучали зенитки. Вновь воздушная тревога.
Гаджи подошел к фотографии, висящей на стене. Тамара, Тофик, он. Ходили к фотографу, когда Тофику исполнился месяц. Он снял со стены фотографию, хотел положить в карман. Задумался и повесил на место. Только сейчас вспомнил, что надо сделать. Взял нотную тетрадку, подчеркнул нужную строку...
39
Подручный Веца выходил из заводской проходной, рассматривая новенький пропуск.
40
- С приездом, Сергей Александрович, - Лавров вошел в кабинет генерала.
- Здравствуй, здравствуй.
- Ну, как Москва?
- Первый раз в жизни салют видел. Садись рассказывай, что дома. Нет, подожди.
Он взял трубку
- Попросите ко мне Львова. - Взглянув на Алексея, сказал: - Помнишь, сегодня год, как Гаджи здесь. Не долго ли они его тут держат?
- Кажется, борец доволен помощником. По-прежнему работают в поте лица. Собираются закончить операцию - остановка только за кражей "Флоры".
В дверях появился Львов:
- Разрешите?
- Заходи, заходи. Чаем сейчас угощать буду. Моисеев встал из-за стола, достал из шкафа стаканы, включил электрический чайник.
- Вот какую роскошь в Москве достал. Сестра подарила. Довоенный... Слушаю тебя, Алеша.
- Значит, собираются украсть "Флору". Загвоздка в том, что Тихий не может пройти в лабораторный корпус... Последняя шифровка от Вильке была угрожающей. Требуют максимально использовать в операции Гаджи. Вец на эту шифровку среагировал так: потребовал у Гаджи записку от Аббаса Керимовича.
- Самого чепухового свойства, - вставил Львов.
- И потому мы очень насторожились, - продолжал Лавров. - Вец говорит: скажи, мол, дяде, что хочешь на несколько дней к своим, в Уфу, съездить. Но так как обратно с билетами будет трудно, пусть Аббас Керимович черкнет пару слов кому-нибудь из уфимских знакомых.
- Ну, ломать голову здесь особенно не стоит. Им надо факсимиле Аббаса Керимовича. Возможна такая версия? - Моисеев задал вопрос, видимо, самому себе, потому что сам и ответил: - Вполне возможна. Тогда пойдем дальше. Свяжем логической нитью шифровку Вильке с требованием Веца. И придем к тому, что записка нужна для кражи "Флоры". А как они собираются это сделать, мы не знаем.
- Если хотят красть, это здорово, - опять вступил Лавров. - Я говорил со специалистами. Немцы знают, что у нас есть "Флора". Не знают только, что она не конечный продукт, а лишь компонент.
- Грубо говоря, - теперь продолжал Львов, - топливо состоит из трех составных: замедлитель - одна часть, две другие - "Флора" и найденный недавно второй компонент. Что-то вроде "Флоры" у немцев есть. Так называемый "Зет-три".
