Борис Котельников - Балтийская легенда
— Разговаривали?
Стенбек кивнул головой.
— Ну и что?
— Да разве их поймешь…
Снова пауза.
— Сами будете договариваться. — Стенбек обвел взглядом эстонцев.
— Когда?
— Сегодня.
Положив на стол монету, Стенбек вдруг встал.
— Пойдемте, нас ждут.
Финляндская военная организация большевиков сумела выделить для Ревеля немного оружия. Отто просил динамит, но его не было. Решили добыть динамит у эсеров. Переговоры с ними Сырмус повел через Стенбека, тесно связанного с боевой организацией этой партии.
На конспиративной квартире, куда Стенбек привел эстонцев, их ждал человек, в котором Сырмус сразу же узнал Виктора Чернова, члена Центрального Комитета партии социал-революционеров.
— Зачем вам динамит? — спросил Чернов, едва ответив на приветствие.
— Нам нужно оружие, а динамит — это бомбы, — уклончиво ответил Отто.
— Бомбы, бомбы! — подхватил Чернов. Глаза его загорелись. — Вот и настало время, которое я предрекал. Бомба изменит мир! Да, да, мужик и бомба — вот движущие силы революции в России!
Эстонцы и сидевший в стороне финн деликатно молчали.
— Я, господа, очень и очень уважаю вашего Ульянова. — Тут голос Чернова стал мягче. — Честнейший революционер, умница. Но он же фантаст! Не пролетариат, а крестьянство решит судьбу лапотной России. Все, все крестьянство недовольно царизмом. Пойдет, уже идет за пашей партией! Я тоже изучал Маркса. Но это же ученый европейский. Для нас, россиян, ближе Бакунин, Кропоткин.
Неизвестно, сколько бы еще говорил Чернов, но его прервал вкрадчивый голос:
— Виктор Михайлович немного отклонился от темы.
Из соседней комнаты, заслоняя своей громоздкой фигурой проем двери, появился человек. Он был одет франтовато, насколько это позволяло не по годам рано располневшее тело. Черные прямые волосы над низким лбом, большие карие, навыкате, глаза, широкий сплюснутый нос и под стать ему толстые, выпяченные губы — все это оставляло неприятное впечатление. В руке вошедшего дымилась толстая папироса.
— Валентин Кузьмич, — представил неожиданного гостя Чернов.
Валентин Кузьмич как старому знакомому кивнул Стенбеку и, обойдя стол, двинулся к креслу, стоявшему поодаль. Когда он проходил мимо окна и на какой-то момент повернулся к Отто, тот еле сдержался, чтобы не вскрикнуть.
«Он! — заработал мозг. — Тот же бульдожий, выдвинутый подбородок!»
— Мы не встречались раньше? — ленивым голосом спросил Валентин Кузьмич, усаживаясь.
Отто почувствовал на себе его острый взгляд и понял, что вопрос обращен к нему. «Неужели догадался?» Но напряжение уже схлынуло, и Эдуард спокойно ответил:
— Нет. Я вас вижу впервые. — И, помолчав, спросил: — А вы у нас в Эстонии бывали?
— Сожалею, не приходилось, — попыхивая папиросой, ответил толстяк. — Так вам, господа, нужен динамит?
— Да, — подтвердил Сырмус, с беспокойством поглядывая на Отто. — В Эстонии, как вам известно, готовится восстание…
— Оно начнется по нашему сигналу, — перебил Чернов.
— Мне поручено доставить в Ревель оружие и динамит, — будто не слыша его слов, заговорил Отто.
— Как думаете распорядиться динамитом? — спросил Валентин Кузьмич, стряхивая с колен табачный пепел.
Опасаясь подвоха, Отто ответил уклончиво:
— Станем делать бомбы.
— Какие и кто будет делать?
— Определенно я не могу сказать. Но раз велели привезти динамит, то, видимо, есть кому делать бомбы.
— А кого собираетесь убивать? — Бульдожий подбородок уставился на Отто.
— В ходе восстания будет видно…
— Почему бы не губернатора, скажем? И не дожидаясь восстания… А?
— Но такой акт может помешать выступлению, — начал было Сырмус.
Его перебил Чернов:
— Убийство царского сатрапа никогда не помешает нашему делу.
— Вот-вот! — запыхтел Валентин Кузьмич. — Такой акт может послужить сигналом к восстанию. — И без всякого перехода: — А что слышно в морском учебном отряде? На крейсере «Память Азова»?
— Я среди матросов не работаю. Точно сказать ничего не могу. Знаю, что на крейсере есть наши люди.
— М-да… — обдумывая что-то, протянул Валентин Кузьмич. — А как перевезете оружие?
Отто не успел ответить, его опередил Сырмус:
— Думаем через залив переправить. Сочувствующих финских рыбаков нетрудно найти.
— Морем, пожалуй, наиболее разумный путь, — одобрил Валентин Кузьмич. — На том берегу поосторожней будьте. Не ровен час на пограничную стражу или казачий разъезд напоретесь. Высаживайтесь в городе, рекомендую.
— Возможно, так и сделаем, — ответил Отто. — С лодочником посоветуемся.
— Было бы чего выгружать, — сглаживая напряжение, пошутил Сырмус. — Как я понял, динамитом, нам поможете?
Эсеры переглянулись. Вопрос требовал конкретного ответа.
— Туго у нас с динамитом, — заговорил Чернов. — И свои планы имеются…
— Да, мы готовим ряд серьезнейших террористических актов в столице, — важно бросил Валентин Кузьмич. — Динамит нам самим крайне нужен. Но помочь поможем. Как, Виктор Михайлович?
— Смотрите, вы глава, — ответил Чернов. — Лично я не против.
— Ну, значит, решено. — На одутловатом лице Валентина Кузьмича появилось подобие улыбки.
Он встал. Поднялись и остальные.
— Можете своим сообщить, — заговорил он опять, — завтра динамит получите. Не обещаю много, но кое-что выкроим. Возможно, часть будет в виде студня, так сказать, полуфабрикат. Но раз у вас имеется специалист, это не помеха. К тому же студень безопасней перевозить.
Отто опять ощутил на себе тяжелый взгляд.
— Мы рады, что и единомышленники Ульянова признают бомбу.
— Как боевое оружие в ходе восстания… — начал было Отто.
— Да, конечно, конечно. Я сам устал от террора, но партийная дисциплина обязывает. Я только солдат… А где сейчас Владимир Ильич? Надеюсь, он здоров и еще в Гельсингфорсе? Или уехал в столицу?
В памяти Отто возник опять человек, который тогда в Петербурге, вылезая из экипажа, вот так же сутулился, как Валентин Кузьмич. Отто неопределенно пожал плечами.
Взгляд эсера перескочил на Сырмуса, и тот проговорил первое, что пришло в голову:
— Владимир Ильич, кажется, из Гельсингфорса уехал. Но точно разве мы можем знать, в особенности Отто…
— Да, да, понимаю, — закуривая от догоревшей папиросы новую, протянул Валентин Кузьмич. — Откуда вам знать. Конспирация — дело тонкое. Руководителей нужно беречь…
— И очень! — вставил Чернов.
— Желаю счастливого пути.
Отто почувствовал в своей руке потную ладонь Валентина Кузьмича.
— А губернатора-то пристукните. Он того стоит…
Их взоры встретились.
Кто же он?
Сырмус и Отто шли молча, занятые своими мыслями. Первым заговорил Сырмус:
— Кажется, товар будет…
Отто промолчал.
— Что, сомневаешься?
— Нет, я о другом…
— О чем же?
— Чертовщина какая-то. Даже соображение потерял.
— А мы сейчас найдем твое соображение, — все еще нe понимая душевного состояния товарища, пошутил Сырмус. — Я знаю неподалеку подходящее местечко. Там всегда чудесные сосиски и бесподобное пиво. Хозяин — мюнхенский немец. Прямо а-ля Бавария.
— Согласен. Признаться, я здорово проголодался.
Пивная помещалась в полуподвале на одной из улочек, сбегающих к эспланаде — широкой магистрали с бульваром посредине. Подвальчик встретил Сырмуса и Отто клубами табачного дыма, оживленным говором и глухим постукиванием высоких оловянных кружек. На ступеньках они остановились, высматривая место. У дальней стены оказался незанятый столик.
— Здесь, кажется, мы можем спокойно поговорить, — сказал Сырмус, когда им подали ужин. — Мне сдается, что этот мрачный толстяк чем-то озадачил тебя. Да, типчик скользкий…
— И так озадачил, что у меня язык не поворачивается.
Сырмус вопросительно взглянул на товарища. Тот резко нагнулся к столу и выпалил:
— Он служит в охранном отделении!
— Кто?!
— Да этот толстый тип…
— Валентин Кузьмич? — Сырмус задохнулся от волнения. — Говори же толком!
— Так вот, в Петербурге я остановился в меблированных комнатах неподалеку от Цепного моста. Вечером, когда мне нужно было ехать сюда, за мной зашел товарищ Андрей, и мы направились на Финляндский вокзал. Я безмерно восхищался Питером. Солнце садилось за Невой. Меня очаровал силуэт города, романтичная Фонтанка. Мое настроение, видимо, передалось Андрею. Не мешая мне восхищаться, он рассказывал любопытные истории, указывал примечательные места, шутил, смеялся. Когда мы вышли к Пантелеймоновской, Андрей сказал:
— Вот за этим зданием департамент полиции. Парадный подъезд с Фонтанки, а мы сейчас будем проходить мимо задних ворот. Трепещи!
