Проспер Оливье Лиссагарэ - История Парижской Коммуны 1871 года
За линиями расположения версальцев, благодаря стараниям Вроблевского, были оборудованы другие позиции. Днем раньше генерал, получив приказ об эвакуации фортов, ответил: — Это предательство или недоразумение? Я не стану их эвакуировать. — После взятия Монмартра, генерал отправился к Делеклюзу, убеждая его перенести оборону на левый берег. Сена, форты, Пантеон и Биевр образовывали, по его мнению, мощную цитадель с путями отхода. Этот замысел подходил для регулярных сил, но нельзя по своей воле изменить природу мятежа. Федералы все более и более склонялись к защите своих кварталов.
Вроблевский вернулся в штаб, собрал командиров фортов, предписал им все диспозиции для обороны и вернулся командовать левым берегом в соответствии с полномочиями, которыми он был наделен декретами ранее. Но когда он послал приказ в Пантеон, то ему ответили, что там командует Лисбон. Вроблевски не смутился и организовал оборону на соседнем участке. Он установил батарею из восьми орудий и две батареи по четыре орудия на холме Кэйе, господствующей позиции между Пантеоном и фортами. Он провел фортификационные работы на бульварах Италия, Опитал и у вокзала. Его штаб были размещен в мэрии Гобелена, а его резерв дислоцировали на площадях Италия, Жанны д’Арк и в Берси.
На других окраинах Парижа в четырнадцатом и двенадцатом округах тоже готовились к обороне. Отважный Посседу заменил Дю Биссона, который еще осмеливался представляться в качестве командира легиона Ла Вийетты. Они забаррикадировали Великий путь Шапеля за Страсбургской железной дорогой, улицы Обервийер, Фландр, канал так, чтобы создать пять оборонительных линий, примыкающих флангами к бульварам и укреплениям. Пушки поставили на улице Рике у газового завода, между тем орудия с брустверов перетащили руками на холмы Шомон, а другие — на улицу Пуэбла. Батарею из шести орудий дислоцировали на возвышенности Пер‑Лашез, прикрывая Париж их грохочущей канонадой.
Безмолвный и пустынный Париж. Как и днем раньше, магазины оставались закрытыми, улицы под жарким солнцем выглядели пустыми и пугающими. Эту заброшенность нарушали лишь верховые курьеры, мчащиеся на всем скаку, артиллерийские орудия, перетаскивавшиеся со своих прежних позиций, отряды бойцов на марше. Безмолвие прерывалось криками: — Откройте ставни! — Поднимите занавески! — Две газеты «Народная трибуна» и «Салют Публик» выходили, несмотря на разрывы версальских снарядов на улице Абукир.
Несколько человек в ратуше делали все возможное для учета деталей обстановки. Один указ уполномочивал командиров баррикад совершать реквизиции необходимых материалов и провизии, другой — обрекал каждый дом, из которого стреляли в федералов, на сожжение. После полудня Комитет общественной безопасности выпустил обращение к версальским солдатам:
«Парижане никогда не поверят, что вы сможете поднять на них оружие. Когда они встанут перед вами, ваши руки отвратятся от акта, который стал бы настоящим братоубийством. Вы, как и мы, пролетарии. То, что вы не смогли сделать 18‑го марта, вы сможете сделать теперь. Идите к нам, братья, идите. Мы готовы вас принять».
В то же время ЦК расклеил аналогичный призыв — ребяческая, но распространенная иллюзия — и в этом отношении парижане всецело разделяли ее с их представителями. Несмотря на ярость Ассамблеи, расстрелы раненых, третирование заключенных на шесть недель, трудящиеся не допускали, чтобы дети народа могли так жестоко обращаться с Парижем, который сражался за них.
В три часа Бонвале и другие члены Лиги прав Парижа явились в ратушу, где их встретили некоторые члены Совета и Комитета общественной безопасности. Гости выражали сожаление в связи с развернувшимся противоборством в городе, предлагали помощь, что они с успехом делали во время осады. Они вызвались передать Тьеру выражение своего сожаления. Далее, они предоставили себя в распоряжение ратуши. — Хорошо, — ответили им, — тогда берите ружья на плечи и идите на баррикады! — До этого прямого общения с ратушей Лига имела контакт с ЦК, который имел слабость ее выслушать.
Среди битвы вопрос о переговорах не возникал. Версальцы, развивая свой успех на Монмартре, в данный момент рвались к бульвару Орнано и вокзалу Северной железной дороги. В два часа были брошены баррикады Клинанкура и на улице Мирры. Рядом с Верморелем погиб смертельно раненый Домбровский. Утром Делеклюз убеждал его предпринять все возможное в предместье Монмартра. Все, что мог сделать Домбровский без оружия, без солдат, под подозрением после вступления в город версальцев, это погибнуть. Он умер через два часа в госпитале Ларибуасьер. Его тело доставили в ратушу. Защитники баррикад брали «на караул», когда его несли. Геройская смерть развеяла подозрения.
Клиншан, с этих пор свободный в своих действиях слева, направился в девятый округ. Военная колонна двинулась к улицам Фонтэнь, Сен‑Жорж и Нотр—Дам де Лорет. Он остановился на перекрестке дорог. Между тем другая колонна подвергла огню артиллерии колледж Роллен перед проникновением на улицу Трюдэн, где ее сдерживали до вечера.
Ближе к центру, на бульваре Хаусманна, Дуэ атаковал баррикаду у магазина «Весна», и в перестрелке выбил федералов, занимавших позицию в церкви Трините. Пять орудий, установленных у порога церкви, были нацелены на очень важную баррикаду, перегораживавшую Шоссе д’Антен у входа на бульвар. Часть войск прорвалась на улицы Шатодун и Лафайет, но на перекрестке в предместье Монмартра баррикаду в метр высотой защищали двадцать пять человек, и они сдерживали версальцев до наступления темноты.
Справа, Дуэ все еще не мог преодолеть сопротивление улицы Роял. Там Брюнель в течение двух дней вел сражение, равное по ожесточению только битвам на холме Кэйе, у Бастилии и Шато д’О. На его главную баррикаду, перегораживавшую улицу, выходили дома, из которых версальцы стреляли по федералам. Брюнель под впечатлением важности, доверенной ему позиции, приказал сжечь злополучные дома. Федерал, выполнявший его приказ, получил пулю в глаз, и, возвращаясь к Брюнелю, сказал, умирая: — Я заплатил жизнью за выполнение вашего приказа. Да здравствует Коммуна! — Все дома между № 13 и предместьем Сен‑Оноре полыхали, и версальцы в страхе бежали, некоторые из них — через позиции федералов. Один из них перешел на сторону парижан и стал ординарцем Брюнеля.
Днем раньше Бергере занял бульвар Малешерб — справа и террасу Тюильри — слева. Бульвар Малешерб, изрытый снарядами, походил на поле, перепаханное огромными лемехами. На террасе Тюильри и баррикаде Сен‑Флорентен сосредоточили огонь восемьдесят артиллерийских орудий с Ки д’Орсе, Пасси, Марсового поля, Барьер д’Этуаль. На этот град снарядов отвечали лишь около десятка орудий федералов. Площадь Согласия, попавшая под перекрестный огонь, была усеяна обломками фонтанов и осветительных столбов. Картечью снесло голову статуи Лилль, а статую Страсбург испещрили выбоины.
На левом берегу, версальцы продвигались от дома к дому. Им помогали некоторые жители района. Из–за опущенных занавесок они стреляли в федералов, которые в отместку атаковали и жгли предательские дома. Версальские снаряды уже вызвали пожары, и вскоре весь район заполыхал. Войска продолжали наступать. Они заняли военное ведомство, телеграф, достигли казарм Белешасс и улицы Университе. Снаряды разбили баррикады набережной и улицы Бак. У батальонов федералов, которые два дня держались в здании Почетного легиона, могли отступать только к набережным. В пять часов они покинули это разгромленное здание и подожгли его.
В шесть часов мы утратили баррикаду на шоссе д’Антен. Противник, продвигавшийся по боковым улочкам, занял Нувель Опера, совершенно разбитую. С высоты крыш домов морские пехотинцы корректировали огонь по баррикадам. Вместо того, чтобы следовать их примеру, и тоже занимать дома, федералы, здесь и в других местах, упрямо защищались за баррикадами.
В восемь часов пала под огнем 40‑миллиметровых орудий, установленных на улице Комартен, баррикада на улице Нёв Капусин у входа на бульвар. Версальцы приблизились к Вандомской площади.
На всех направлениях армия добилась решающих успехов. Боевая линия версальцев, начинаясь у вокзала Северной железной дороги, следуя через улицы Рошешуар, Каде, Друо, где была захвачена мэрия, Итальянский бульвар, тянулась к Вандомской площади и площади Согласия, шла вдоль улиц Бак, Аббэ–о–Буа и бульвар Анфер, заканчиваясь у бастиона 81. Площадь Согласия и улица Роял, обойденные с флангов, стояли как мыс среди урагана. Ландмиро вышел к Ла Вилет. Справа, Клиншан занял девятый округ. Дуэ оказался у Вандомской площади. Виной оказывал поддержку Кисси, действовавшему на левом берегу. В это время федералы едва ли удерживали половину Парижа.
Другая часть города превратилась в бойню. На краю улицы еще продолжался бой, в то время как она уже была почти захвачена войсками. Горе тому, кто носил оружие или униформу! Горе тому, кто выражал страх! Горе тому, кого признали политическим или личным врагом! Его волокли по улице. У каждого корпуса был свой палач, военный полицейский, но для ускорения дела имелись дополнительные полицейские на улицах. Жертвы выводились туда и расстреливались. Слепая злоба солдат, поощряемая служителями порядка, распаляла их ненависть и жажду грабежа. За грабежом следовали убийства. Магазины торговцев, снабжавших Коммуну, или тех, на кого донесли их лавочники–конкуренты, подвергались разграблению. Солдаты крушили мебель и уносили все ценное — драгоценности, вино, коньяки, провизию, ткани, предметы парфюмерии исчезали в их ранцах.
