Иван Калинин - Русская Вандея
25 октября собралась Краевая (Чрезвычайная) Рада, созвать которую было постановлено вслед за убийством Рябовола. Законодательная Рада, стоявшая над душой правительства, влилась в Краевую.
Отслужили молебен. Священник Воскресенский в своей проповеди перед богослужением нарисовал картину первозданного хаоса и сравнил его с Радою, где множество настроений, группировок и партий.
— Но над хаосом носился премудрый дух божий, который создал из него гармоническое здание вселенной. И Краевая Рада, чтобы дать прочное законодательство родной Кубани, должна проникнуться, как некогда Моисей, духом премудрости божией.
Но едва замолкли божественные песнопения, как «цитадель народоправства» превратилась в «бычье стадо».
Приступили к выборам председателя, место которого оставалось свободным после смерти Рябовола. Линейцы выставили кандидатуру Сушкова, черноморцы — И. Л. Макаренко. Этот последний, человек горячий и довольно бестактный, подобно своему брату Петру, считался отъявленным демагогом-болтуном.
Большинство высказалось за Макаренко. Тогда депутаты от Лабинского отдела, часть от Майкопского и отдельные депутаты от других отделов демонстративно покинули залу.
После перерыва опять сошлись все вместе. Калабухов дал объяснения по поводу «договора дружбы», дословно повторив то, что писал в «Вольной Кубани».
— Договор в законном порядке передан на обсуждение Раде, — закончил свою речь Калабухов.
Правая сторона, лабинцы, отнеслась к его объяснениям крайне неодобрительно. Черноморцы тоже не все приветствовали договор.
Новый председатель Рады очень скоро обнаружил свои таланты. Говоря о внутреннем положении Кубани и критикуя деятельность атамана и правительства, он воскликнул:
— Счастливый Дон! Там много достойного генералитета. А бедная Кубань не могла породить даже двух-трех порядочных генералов.
Ген.-м. Звягинцев, помощник управляющего военным ведомством, возмутился и заявил горячий протест.
— Я имел в виду политическую незрелость кубанского генералитета, — пояснил свои слова Макаренко, после чего обрушился на Доброволию.
— Добровольческая армия требовала в Новороссийский базисный магазин 120000 пудов муки, в Туапсе и в Керчь — 30000 пудов. Армия же находится на Украине. Куда идет кубанский хлеб? Был такой случай, когда от Кубани потребовали 240 вагонов якобы американцам, в обмен на мануфактуру. Мануфактуру Кубань не получила, а за шпагат с нее Добровольческая армия взяла 140 вагонов. Нам говорят: все для нужд фронта, не смейте рассуждать. А казаки пишут с фронта, что вы много присылаете хлеба, а у нас бескормица.
26 октября раздался первый удар грома. В городе стало известно о том, что Деникин разослал атаманам и командармам телеграмму такого содержания:
«В июле текущего года между правительством Кубани и меджилисом горских народов заключен договор, в основу которого положена измена России и передача кубанским казачьим войском Северного Кавказа в распоряжение меджилиса, чем обрекается на гибель Терское войско. Подписавших договор при появлении их на территории вооруженных сил юга России приказываю немедленно предать военно-полевому суду за измену. Генерал Деникин. 25 октября. Таганрог».
27 октября на заседание прибыл Филимонов. Правая встала, как один. Центр частью сидел, частью
стоял. На левой — все сидели.
Атаман начал с жалобы на поведение парижской делегации, обострившее отношения между Кубанью и Добровольческой армией. Затем он огласил телеграфный приказ Деникина от 25 октября и сообщил:
— Я, что мог, то сделал. Телеграфировал Деникину, что в Париже был заключен лишь проект договора и что об отпадении Кубани от России говорить не приходится.
Калабухова попросили удалиться.
Начались страстные дебаты по поводу того, что делать с злополучным «договором дружбы». Курганский, глава правительства, настаивал на том, чтобы договор считать недействительным, делегацию же признать превысившей свои полномочия.
Но в Раде царил петушиный задор. Черноморцы слепо шли за «хведералистами». Макаренко взял верх: Рада постановила заняться обсуждением договора, раз он ей представлен.
28 октября прибыл в Екатеринодар Врангель. Рада пригласила его на заседание.
— До тех пор, пока у вас заседают изменники, моя нога не переступит вашего порога. Кроме того, в Раде раздаются оскорбления по адресу высших чинов армии, — ответил барон.
Слова Макаренки о недоброкачественности кубанских генералов задели его за живое. Он, хотя появился на Кубани с 1918 года, но, принятый в апреле в казачество, считал себя кубанцем, облачился в черкеску и папаху и не расставался с ними даже потом, в эмиграции.
Вместо Рады, Врангель отправился на секретное совещание с ген. Покровским, ген. Науменко и управляющим Освагом Доброволии профессором К. Н. Соколовым.
29 октября кубанский атаман и правительство, по требованию Рады, обратились к Деникину с телеграммой, в которой указывали, что Калабухов и другие за свои действия подлежат суждению краевого правительства, а существо договора — обсуждению Кубанской Краевой Рады, на рассмотрение которой передано все это дело. Члены парижской делегации, как дипломатические представители, должны пользоваться неприкосновенностью. Приказ о предании их суду нарушает права Кубани, а потому просят его отменить.
Таманский отдел потребовал, чтобы Рада отозвала своих делегатов с южно-русской конференции. Таковая все еще существовала.
Деникин на телеграмму ничего не ответил. Он поручил Врангелю руководить расправой с «хведералистами».
Засев в Пятигорске, среди терцев, до глубины души возмущенных «договором дружбы», барон сообщил атаману, что Кубань включена в район действий Кавказской Добровольческой армии и что командующим войсками тылового района назначается ген. Покровский. Последний, в свою очередь, уведомил Филимонова о своем назначении.
Начальник штаба Кавказской армии ген. Шатилов разъяснил, что, в виду малозаселенности и бедности в жилищном и продовольственном отношениях района Кавказской армии, главнокомандующий приказал включить в район ее и Кубань.[244]
Все эти телеграммы Филимонов огласил в заседании Рады 2 ноября, при чем доложил, что Кубань с самого начала входила в район Добровольческой армии, вследствие чего Деникин в праве включать ее или выключать из района военных действий. В виду распоряжения Деникина о расширении района Кавказской Добровольческой армии путем включения в ее тыловой район всей Кубани, ген. Врангель теперь является здесь высшим военным начальником.
Федералисты теперь воочию увидели, что затевается что-то очень недоброе. Но реагировать на все эти грозные приготовления они могли только одним путем — своими резолюциями. Обсудив все сообщенные атаманом телеграммы, Рада постановила:
1) распоряжение о включении Кубани в район Кавказской армии признать неимеющим силы;
2) вся гражданская власть и военная сила в пределах территории Кубанского края находится, как и прежде, в руках Рады и правительства; 3) кубанский войсковой атаман и правительство обязываются блюсти неукоснительно за соблюдением кубанской конституции и настоящего постановления.
Между тем в город начали прибывать войска. Ген. Покровский привез с собой с фронта отряд черкесов, отъявленных головорезов, готовых по первому слову вождя истребить все население города. В тот же день он объявил свой приказ № 1 о вступлении в должность командующего тыловым районом Кавказской армии.
В городе замелькали конные патрули.
Рада чувствовала, что почва ускользает у нее из-под ног. Никто ее не слушался и все ее постановления были пустым звуком. Комендант Екатеринодара ген. Чумаченко избил члена Рады Якунина. Рада постановила сместить буйного генерала с должности. Во время заседания 2 ноября кто-то из ложи журналистов громко крикнул по адресу депутатов:
— Мерзавцы!
Крикуна обнаружить не удалось. В Екатеринодаре безраздельно властвовал Покровский.
Рада уже хорошо знала, что из себя представляет этот вождь, которого она же возвела в генеральский чин из скромных штабс-капитанов.
Биография героя ноябрьских событий была помещена еще в 1918 году в «Донских Ведомостях».[245] Стоит привести выдержки из нее, чтобы иметь представление об этой, действительно, незаурядной личности, имя которой неизменно ассоциировалось с виселицей.
«Небольшого роста, тридцати с небольшим лет, с крупными, острыми чертами лица, ген. Покровский производит впечатление человека кипучей энергии, большой смелости и недюжинного ума. Первый коновод во всех шалостях, любознательный бездельник, читавший все, что угодно, кроме учебников, но всегда один из первых учеников сначала в корпусе, а затем в Павловском военном училище. По производстве в офицеры ему быстро надоедают строевые занятия, товарищеские кутежи и вечеринки. Ему хочется учиться, и в 1911 году он поступает в Политехнический Институт по отделу воздухоплавания, а затем и в воздухоплавательную роту. Наконец таки он нашел наиболее удовлетворяющую его сферу деятельности. Вечный риск и игра с жизнью, сильные ощущения как нельзя более соответствуют беспокойной и кипучей натуре молодого офицера.
