Андрэ Моруа - О тех, кто предал Францию
— Но ведь в 1914 году мы не вылезали из блиндажей и окопов, — возразил я.
— Это совсем другое дело, — отвечал лорд Горт. — Тогда перед нами был враг, который не давал нам спать. Здесь же мы расположились фронтом против Лилля и Дуэ. Перед нами Бельгия, нейтральная страна. При таких обстоятельствах нелегко поддерживать в войсках боевой дух. Если эта бездеятельность будет долго продолжаться, придется надумать какое-нибудь занятие для солдат. Лорд Наффильд предложил мне радиоаппараты, но это не так просто. Наши солдаты не могут пользоваться аппаратами, которые включаются в электросеть, так как такой сети на наших участках нет. Нам нужны батарейные радиоприемники. Но батареи нуждаются в регулярной зарядке. В настоящее время мы занимаемся оборудованием нескольких автомобилей, которые будут специально для этого объезжать посты.
Потом он рассказал мне об укрепленных позициях, которые, по сведениям разведывательных органов, немцы возвели в Польше против русских. После этого разговор перешел на мою работу.
— Я хочу, чтобы вы побольше рассказывали моим солдатам о французской армии, а французским солдатам о нашей армии, — сказал мне генерал Горт. — Мы должны предоставить нашим полкам возможность познакомиться друг с другом. Вчера мои уланы встретились с французскими кирасирами. Это хорошо. Я сам часто посещаю генерала Жиро, его войска стоят на моем левом фланге. Какой это замечательный солдат!
Сигара, которую дал мне лорд Горт, обжигала мне пальцы. Напрасно я оглядывался в поисках пепельницы.
— Бросьте ее на пол, — предложил мне генерал. Так как на время войны он отказался от всяких излишних удобств, то у него не нашлось и пепельницы.
На следующий день я начал объезжать передовые линии. В то время перед ними было только несколько бельгийских пограничников, но в любой день эти линии могли превратиться в арену гигантских боев. Я был до глубины души потрясен их жалким состоянием. Я и раньше слышал, что линия Мажино кончается вблизи Монмеди, но по своей наивности я представлял, что вдоль бельгийской границы тянутся укрепления, которые пусть и уступают линии Мажино, но все же значительны. Это было одним из ужаснейших и мучительных потрясений моей жизни, когда я увидел жалкие линии, которые должны были нас защитить на этой границе от вторжения и поражения. Они состояли из небольших бетонных укреплений, возведенных, примерно, в одном-двух километрах друг от друга и огороженных проволочными заграждениями. В каждом из этих укреплений была размещена группа в составе пяти-семи человек. Отделение имело тяжелый и легкий пулемет и перископ для наблюдения за местностью. Помимо того здесь же должно было стоять противотанковое орудие, но пока для него было только заготовлено место, самого же орудия не было.
Между убежищами тянулся неглубокий ров, который должен был служить противотанковым препятствием. Немного позади солдаты копали окопы и блиндажи, но во Фландрии в это время года это было почти безнадежным предприятием. Стоило только врыться на несколько футов в желтую глинистую почву, как сразу же показывалась подпочвенная вода. Солдаты проделывали настоящие чудеса, чтобы отвести эти неисчерпаемые источники и укрепить вырытые ямы.
Английские военные корреспонденты, в большинстве своем, как и я, бывшие участники мировой войны, очень критически рассматривали эти сооружения. «Если это должно стать нашими линиями, — сказал один из них, — то храни нас бог! Наступательное оружие сейчас уж, верно, раз в десять сильнее, чем четверть века тому назад, а оборона в десять раз слабее». К великому сожалению этих достойных людей, строгая цензура запрещала всякие сообщения о действительном положении вещей.
Британские офицеры прилагали все усилия к тому, чтобы видеть все это в более розовом свете. Один из них, показывая мне жалкий ров, который был выкопан его солдатами с неимоверными усилиями, сделал при этом следующее замечание: «Конечно, эта штука не сможет задержать атакующие танки. Но, если уж на то пошло, перед моими позициями густой лес, и нет оснований ждать немецких танков именно в этом месте».
Впрочем, в последующие недели французы и англичане немало поработали над сооружением оборонительных укреплений. Позади передовых позиций возникли и другие бетонные сооружения. Во французском секторе эти сооружения хорошо маскировались. Многие из них выглядели, как крестьянские дома, сараи и т. д.
Во французской армии в то время усердно читали книгу генерала Шовино, профессора одной из военных школ, который был убежден в том, что бетонные укрепления делают наступление совершенно невозможным. Такие сооружения, писал он, возводятся в столь короткий срок, что обороняющаяся армия может построить вторую позицию, в то время как противник занят наступлением на первую. Генерал упустил из виду две вещи: во-первых, возможность появления новых средств для овладения бетонными укреплениями, а во-вторых, то обстоятельство, что при прорыве вражеское наступление развертывается уже за укрепленной линией. И действительно, линия, над сооружением которой в снег, холод и дождь всю зиму работали наши войска, не была взята фронтальной атакой.
Большинство экспертов не разделяло мнения генерала Горта в отношении путей германского наступления. Германия, по их твердому убеждению, не захочет превратить в своего врага хорошо обученную и вооруженную бельгийскую армию. Но так как, с другой стороны, линия Мажино казалась им непреодолимой, то они приходили к выводу, что немцы имеют только две возможности вторжения — в Голландию и Румынию. Совершенно невероятно, однако, чтобы Германия превратила одну из этих стран в театр военных действий. Они полагали, что летом немцы вообще ничего не предпримут. В общем, положение расценивалось как вполне благоприятное, так как время работает на союзников, которые в 1941 году обеспечат себе превосходство в воздухе, а в следующем году будут располагать такой тяжелой артиллерией и бронесилами, что это даст им возможность предпринять фронтальное наступление на линию Зигфрида. Такие рассуждения можно было слышать в то время в каждой офицерской столовой, и так же думал и я.
Гитлер как-то заявил, что он выбьет у союзников войну из рук. В течение долгой зимней бездеятельности ему это и удалось. Люди устали беспрерывно рыть под дождем окопы против неприятеля, которого они не видели. А между тем можно и нужно было выводить дивизии в поле одну за другой и обучать их новым методам боевых действий. При этом необходимо было учесть и уроки польской кампании. Но мы так мало думали о настоящей войне, что наши генералы проявляли щепетильность, которая была бы достойна похвалы только в мирное время. Как-то я спросил одного генерала, почему он не приучает своих солдат к действиям огнеметных танков и пикирующих самолетов. «Если люди впервые столкнутся с этим: в момент сражения, — сказал я, — то ими овладеет смертельный страх. Другое дело, если уже сейчас приучать их к таким вещам». — «Вы правы, — ответил генерал, — и я уже много раз порывался сделать это. Но мне неизбежно отвечали, что такие учения могут повредить урожаю и что поэтому против них возражают гражданские власти».
Позади линий никто, казалось, не думал о возможности вражеского вторжения. Все жаловались на скуку. В самом начале войны нехватало одеял, белья, обуви. Были созданы агентуры по поставке этих вещей в армию. Отовсюду приходили посылки. Скоро солдаты стали получать слишком много посылок, слишком много подарков. «При всем желании я не могу выкурить двести сигар в день», — сказал мне как-то один английский солдат.
Видные деятели в Париже и Лондоне организовали полевые библиотеки для армии, радио для армии, концерты для армии, спорт для армии, искусство для армии, театр для армии и т. д. Одна дама, обеспокоенная этим легкомыслием, выразила намерение создать новую агентуру — «Война для армии». Военные автомобили с надписью «Concert parties»[6] объезжали британский фронт. Эти группы состояли из известных артистов и блестящих артисток варьете. Морис Шевалье любезно согласился спеть для солдат союзной армии. Его прибытие в Аррас вызвало больше шума, чем приезд президента Лебрена. Все это было очень мило и очень безобидно, но всего этого никак нельзя было назвать подготовкой в германскому наступлению. В то время как страна в наиболее критический период своей истории располагала только несколькими неделями для исправления прошлых ошибок, для сооружения укреплений и обучения войск, французская и английская армии (за исключением лишь некоторых отрезков фронта) все еще продолжали жить в косной рутине военного бюрократизма.
В Аррасе было размещено много тысяч солдат французских территориальных войск, для которых военное руководство не находило никакого применения. Они разводили кроликов и кур, откармливали свиней, возились на огородах. Это очень похвально, но гораздо важнее было бы укрепить Аррас и линию Скарпы. Один из моих приятелей-офицеров набрался как-то смелости сказать об этом своему генералу. Тот накинулся на него: «Укреплять Скарпу! Враг никогда сюда не придет. Вы пораженец! Дожидайтесь приказов!»
