Грасе д'Орсе - Язык птиц. Тайная история Европы
Что касается стиля, то он архаичен, как и стиль многих картин мастера, вызывавших восхищение у самых строгих критиков последующих поколений. Есть немалая вероятность, что это ходатайство адресовано лично Перуджино, так как нагой Марсий играет, сидя на камне — Pierre joue nu. Я высказываю эту гипотезу без определенной уверенности, так как мне неизвестны портреты последнего.
Древние редко прибегали к подражанию, но свидетельством того, что иногда это все же случалось, являются французские рисунки «Полифила», принадлежащие пятнадцатому веку, за исключением трех последних, тех, что я приписываю Екатерине Медичи, менее совершенных, чем рисунки Филибера, выполненные в архаической манере. Однако такого рода аргументы не имеют значения, и если язык тайнописи не дает уверенности (что, в сущности, противоречит его природе), то лучший выход — это поиск других следов.
На этом позвольте мне предоставить отдых моему добровольному читателю, имевшему достаточно смелости следовать за мной к цели через этот туманный лабиринт. Одна из самых очаровательных страниц в книге г-на Попелена — та, на которой он радуется, что разбил свой сад, благополучно завершив такое грандиозное предприятие, как перевод энциклопедии, какой является «Сон Полифила»; что касается меня, то я только и делаю, что вновь и вновь отправляюсь в путь; он — ликран, совершенный мастер, тогда как я могу претендовать лишь на градус орифлана, в возрасте, в котором я имел бы право просить о степени печального Герина, если Менестрели Мерси и нормандские волки-пастухи все еще существуют.
Приложение
Рене Генон. Язык птиц
Клянусь стоящими в ряд,
И теми, что изгоняют, выталкивая,
И теми, что творят молитву…
Коран, XXXVII, 1-3В легендах самых разных стран встречаются упоминания о загадочном наречии, именуемом «Языком Птиц»: название, очевидно, имеет символический характер, потому что значение, приписываемое владению этим языком, доступ к которому открывается лишь на самых высоких стадиях инициации, не предполагает возможности его буквального истолкования. В Коране, например, сказано: «И Сулейман был наследником Дауда, и он сказал: „О люди! Мы научены Языку Птиц (ullimna mantiqattayri) и наделены всеми знаниями“» (Коран, XXVII, 15). Можно вспомнить также и о Зигфриде, герое легенд северных народов, который, победив дракона, сразу же обретает способность понимать Язык Птиц. Упоминание об этой победе над драконом поможет нам легче понять те символы, к которым мы будем здесь обращаться. Действительно, победа над драконом всегда влечет за собой обретение бессмертия, которое, как правило, символизируется сокровищем, охранявшимся ранее поверженным чудовищем; обретение бессмертия равнозначно возвращению в центр области человеческого существования, то есть в ту точку, откуда оказывается возможным установить связь с высшими состояниями бытия. Здесь можно опять напомнить о евангельской притче, где именно в этом смысле сказано о «птицах небесных», сидящих на ветвях дерева, то есть Мирового Древа, символизирующего собой ось, проходящую через центр любого состояния существования и связывающего тем самым все эти состояния между собой. В средневековых иконах, изображающих рай, встречается древо, на ветвях которого сидят птицы, а подножие охраняется драконом. В исследовании Л. Шарбоннэ-Лессея «Бестиарий Христа» есть глава, посвященная символике «райских птиц», и там приводится изображение скульптуры, где эта птица представлена в виде головы с крыльями. Добавим, что именно так нередко и изображались ангелы.
Принято считать, что в приведенной выше в качестве эпиграфа цитате из Корана понятие «ec-caffat» в буквальном смысле обозначает собой птиц, а в символическом — ангелов (el-malaikah); таким образом, в первой строке этого стихотворения речь идет о небесных или духовных иерархиях. Слово «caft», «ряд» является одним из тех многих слов, к которым самые разные исследователи пытаются отнести происхождение таких понятий, как «cufi» (суфий) и «taczwwuf» (тассавуф). Хотя подобные попытки не совсем обоснованы с чисто филологической точки зрения, они, тем не менее, верно отражают одну из важнейших идей, действительно содержащихся в этих терминах, поскольку «небесные ряды», то есть духовные иерархии, в сущности тождественны ступеням инициации. Вторая строка стихотворения посвящена битве ангелов с демонами, небесных сил с силами ада, то есть противостоянию низших и высших состояний; в традиции индуизма этому соответствует война между дэвами и асурами, а также весьма похожая по своему символическому значению вражда между гарудами и нагами, то есть между птицами и змеями; гаруда может изображаться как в виде орла, так и в виде ибиса, аиста, цапли и других птиц, питающихся змеями, Следует отметить, что противопоставление символов птицы и змеи обосновано лишь в том случае, когда змея рассматривается исключительно в негативном аспекте; когда же речь идет о позитивном значении этого символа, змея нередко соединяется с птицей, как, например, в изображениях Кетцалькоатля в древних мексиканских традициях. По поводу соединения символов птицы и змеи было бы кстати вспомнить и евангельское изречение: «Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби» (Матфей, 10,16).
И, наконец, в третьей строке стихотворения речь идет об ангелах, творящих «зикр». что обычно истолковывается как бесконечное повторение стихов Корана, однако не той книги, которая написана на человеческом языке, а ее небесного аналога, начертанного на «охраняемых скрижалях» (el-lawhul-mahfuz), простирающихся, подобно библейской лестнице Иакова, от небес до земли, то есть на всех ступенях универсального существования. Сходным образом и в традиции индуизма встречается утверждение, что в битве с асурами дэвы обороняются (achhan dayan), распевая гимны Веды, и именно поэтому эти гимны называют «chhandas», то есть «рифма». Та же самая идея, между прочим, заключается и в слове «зикр», которое в исламском эзотеризме применяется к рифмованным формулам, которые точно соответствуют индуистским мантрам, потому что повторение служит цели гармонизировать различные начала человеческого существа и вызвать вибрации, благодаря резонансу которых в бесконечной иерархии состояний универсального существования оказывается возможным установить контакт с высшими из них, что, впрочем, всегда является основной задачей любого религиозного ритуала.
Таким образом, мы опять вернулись к тому, что было уже в начале этого очерка сказано о Языке Птиц, а именно к тому, что он равнозначен «языку ангелов»; в человеческом мире ему соответствует рифмованная речь, поскольку, прежде всего на «науке ритма», прилагаемой к самым разным областям действительности, основаны, в конечном счете, все способы, при помощи которых человек может установить связь с высшими состояниями существования. Поэтому исламская традиция содержит в себе утверждение, что Адам в земном раю говорил стихами, то есть на рифмованном языке; здесь имеется в виду «сириакское наречие» (loghah suryaniah), которое непосредственно передает «солнечное» или «ангельское» озарение в том виде, как оно проявляется в центре области человеческого существования. Поэтому все священные книги написаны рифмованным языком, не имеющим, разумеется, ничего общего с простыми «стихами» в самом обычном смысле этого слова, хотя этот смысл часто и приписывается некоторой частью современных авторов священным книгам; кстати говоря, и поэзия изначально вовсе не представляла собой ту пустую «литературу», в которую она превратилась вследствие нисходящего движения человеческого цикла, а имела подлинное сакральное значение. Можно высказать предположение более общего характера, что искусства и науки подверглись профанации именно в результате такого вырождения, которое лишило их всякой связи с традицией и, следовательно, свойственного им высшего смысла. Следы этого высшего смысла еще можно уловить в античной классике, когда поэзию называли «языком богов», и это выражение совершенно равнозначно тому, которое мы уже приводили выше. Боги, то есть дэвы, являются, наряду с ангелами, олицетворением высших состояний существования; к тому же санскритское слово «дэва» и латинское слово «deus» представляют собой одно и то же слово, по разному озвученное. Стихи на латыни назывались carmina, и это название строго соответствовало их использованию при отправлении ритуалов, потому что слово carmen тождественно санскритскому слову «карма», которое здесь следует понимать в его особом значении ритуального действия. Слово «поэзия» происходит от греческого глагола poiein, который имеет то же самое значение, что и санскритский корень «кру», от которого происходит слово «карма». Этот же корень можно увидеть и в латинском глаголе creare; следовательно, с самого начала речь шла совсем не об обычном литературном и художественном творчестве, которое, как нам кажется, только и имеет в виду Аристотель, рассуждая о «поэтических науках». Сам поэт представал как истолкователь «священного языка», сохраняющего в себе божественное Слово, и именовался vates, то есть человек, наделенный даром пророческого вдохновения. Позднее, по причине все того же вырождения, vates превратился в колдуна и предсказателя (devin), а слово carmen, от которого произошло французское charme, «очарование», стало обозначать собой «чародейство», то есть одну из операций низшей магии, и это еще один пример, подтверждающий, что магия, как и колдовство, представляют собой последние пережитки угасших традиций. Само слово devin не в меньшей степени утратило свой первоначальный смысл, поскольку происходило оно от латинского divinus, «толкователь богов». Здесь можно вспомнить и об ауспициях (от латинского aves spicere, «наблюдатель за птицами»), предсказаниях основанных на полете и пении птиц. Ауспиции также связаны с Языком Птиц, тождественным «языку богов», поскольку считалось, что в этих предсказаниях выражалась их воля, а птицы играли роль «вестников», аналогичную той, которая обычно отводилась ангелам, так как aggelos по гречески означает «вестник».
