Франсиско Луке - Луна доктора Фауста
- Благословенны арбалеты! - сказал Хуан Кинкосес.
- Благословенны руки, зарядившие их,- подхватил капеллан, проворно и ловко ощипывая птицу.
- Благословен огонь! - нараспев произнес Диего де Монтес, разводивший костер.
- Благословенны зайцы! - крикнул Пачеко, уложив метким выстрелом появившегося из-за дерева зверька.
- Благословен господь,- с рыданьем в голосе воскликнул Санчо Брисеньо,- который насытит меня и укроет от палящих лучей!
- Благословенна Пречистая Дева, породившая его! - навзрыд заплакал Артьяга.
- Тысячу раз будь благословенна! - откликнулся ему вопль Алонсо Пачеко.
Но рыдания сменились хохотом, божба заглушила молитву, и до глубокой ночи в лагере шел пир горой. Солдаты плясали, били в ладоши, веселясь напропалую.
- Что за народ эти испанцы,- пробормотал Гуттен, укладываясь в гамак,кто их только разберет!..
- Не иначе как вам придется, сударь,- по-немецки сказал чей-то голос у него за спиной.
- Фауст! - вскричал Филипп в ужасе, всматриваясь в непроглядную тьму.
На рассвете отряд уже был готов двинуться в путь. Пересекли желтую, спаленную солнцем долину и через час уже входили в тот лесок, который так манил к себе взоры. Вскоре послышался плеск воды - это и был Кагуан. Отряд пошел по руслу, благо было совсем мелко, но ко второму часу пути глубина удвоилась. Лошадь Лимпиаса испугалась плывущего бревна. Чем дальше к югу, тем стремительней становилось течение, и людям приходилось держаться обрывистого берега и хвататься за торчащие, вывороченные корни подмытых деревьев.
- Аи да Кагуан! - заметил падре Тудела.- Его и узнать нельзя: совсем другая река. Вот так превращение. Не напоминает ли оно вам, ваша милость, метаморфозу Лимпиаса?
- Поглядите-ка вон туда, падре! - радостно воскликнул Филипп.- Похоже, сельва и река сжалились наконец над нами!
За излучиной реки открылась широкая прогалина. Люди и лошади смогли наконец выбраться на берег. Отвесные солнечные лучи быстро согрели и обсушили их.
Дорога между тем делалась все шире, и теперь уже было ясно, что проложена она рукой человека. Когда же Гуттен увидел, что сельва на изрядном пространстве вырублена, последние сомнения исчезли.
Крик удивления огласил воздух, когда за очередным поворотом дороги отряд увидел обширное поле, тщательно возделанное и снабженное оросительными канавами. Стоявшая впереди гора не менее тысячи футов высотой вздымалась уступами, также носившими на себе следы человеческого пребывания.
- Народ, который здесь живет, внушает мне восхищение и ужас,- пылко сказал падре Тудела.- С каким искусством и тщанием покоряет он природу!
У подножья горы теснилось полсотни хижин, вокруг которых с муравьиным усердием сновали люди: человек сто в белых рубахах и красных шапках склонялись над четко расчерченными участками земли.
- Что это за деревня? - спросил одолеваемый любопытством Филипп.
Капта, уже сносно объяснявшийся по-испански, ответил:
- Это не деревня. Здесь ночуют те, кто возделывает поля Оуарики. Ниже по реке, за этой горищей, находится город омагуа.
- Так мы в стране омагуа! - в восторге закричал Филипп.- Мы пришли в Эльдорадо! Капта! Варфоломей! За мной!
Посадив касика позади, на круп своей лошади, он в сопровождении Вельзера вскачь пустился по долине, наводя ужас на индейцев.
- Эй! За ним! - скомандовал Лимпиас.- Догоните сумасброда, пока дикари не прикончили его!
Однако, увидав, что индейцы бегут врассыпную, добавил:
- А впрочем, не надо... Пусть потешится со своим дружком...
Падре Тудела устремил на него укоризненный взгляд.
- Что ж, отправимся туда и мы,- сказал Лимпиас, указывая на хижины.
В брошенном жилище индейцев они обнаружили груды бататов, томатов и еще каких-то плодов горьковатого вкуса - Диего де Монтес сказал, что они называются какао. Всеобщее внимание привлекла пара странных животных, похожих не то на ослов, не то на верблюдов.
- Наверно, это и есть ламы, о которых столько толковали те, кто побывал в Перу,- предположил Тудела.
- Здешние индейцы не больно-то похожи на дикарей, которые попадались нам до сих пор,- заметил Санчо Брисеньо.
- А поглядите только, во что они одеваются! - с восхищением воскликнул Диего де Монтес.- Ведь это чистая шерсть!
- Принесите-ка мне астролябию,- велел священник.- Пора определить наше местоположение.
Произведя замеры и подсчеты, он, изменившись в лице, объявил:
- Нулевая широта! Мы - на экваторе!
Гуттен, Капта и Вельзер, проскакав по полю, поднялись на первую террасу, опоясывающую холм.
- Ну-ка, зайдем с той стороны! Поглядим оттуда! - сказал Филипп.
Все трое вскрикнули от изумления. На расстоянии четырех-пяти лиг от того места, где они стояли, там, где Кагуан, огибая сельву, встречался с другой, неведомой им рекой, раскинулся, сверкая кровлями домов, обширный город.
- Крыши из золота! - не владея собой, вскричал Филипп.- Ты видишь, Варфоломей? Мы нашли Эльдорадо! Хвала господу!
Он спрыгнул с коня и припал к земле.
- Вторая река - это Какета, приток Мараньона,- в восторге твердил он, всматриваясь в расстилавшийся перед ним вид.
- А дальше,- говорил на своем ломаном языке Капта,- живут женщины без мужчин. Вон там - святилище
Оуарики,- указал он на высившийся над городом храм, забыв о том, что спутники его не знали, что такое Оуарика - имя царя или название города.Там живут дети богов, у них все тело из золота.
Из его речей Гуттен и Вельзер с трудом уяснили, что жители Оуарики поклоняются и золотой женщине.
- Ты понимаешь? - в полном ликовании спросил Филипп.- Он толкует про золотых идолов в половину человеческого роста и про отлитую из золота фигуру женщины! Мы разбогатели, друг мой! Не зря пришлось нам хлебнуть лиха и снести столько невзгод! Не напрасны были наши жертвы! Ну, теперь надо подумать, как проникнуть туда. Гляди, берега реки твердые, ровные, на них ничего не растет - не берег, а королевская дорога!
- Неразумно, думается мне,- с сомнением произнес Вельзер,- соваться с четырьмя десятками солдат в этот город, населенный воинственным народом. Надо спросить Капту, не возьмется ли он устроить нам встречу с вождем.
Но Капта, услышав этот вопрос, перепугался насмерть. Порываясь бежать, он сбивчиво говорил, что устал, ни на что не годен и не желает больше иметь с испанцами никакого дела, а хочет только одного - вернуться в свою деревню.
- Вам надо подружиться с омагуа, тогда можно будет увидеть царицу Коньори.
Гуттен снова устремил взгляд на раскинувшийся в междуречье город, на блистающие в солнечных лучах кровли. Лигах в десяти от него посреди вырубленной сельвы торчал, точно наставленный палец, отрог Анд. Капта предложил захватить нескольких земледельцев и устроить встречу при их посредничестве.
- Завоевать расположение омагуа - это важней всех ваших аркебуз и коней. Плохо, что земледельцы убежали. Оуарика может выслать на вас войско.
Солнце уже начало клониться к закату, когда Гуттен и Варфоломей, вняв увещеваниям Капты, двинулись вниз. У кромки засеянного поля Вельзер вдруг вскрикнул:
- Индейцы! Двое! Захватим их!
Гуттен пришпорил коня и помчался за длинноволосым индейцем с копьем в руках. Напрягая мускулы, он привстал на стременах, протянул руку, чтобы ухватить его за волосы, но тот внезапно отпрянул, обернулся и вонзил копье под мышку Филиппу. Тот глухо вскрикнул и вылетел из седла.
Когда Вельзер подскакал к нему, Филипп без кровинки в лице недвижно лежал на земле. Из-под руки густо текла кровь. Капта принялся рвать рубаху на полосы, чтобы перевязать рану.
Вскоре Филипп пришел в себя, сел, несмотря на слабость от потери крови, в седло и вернулся к своим людям, безмолвно взиравшим на все это. Он попытался было спешиться без посторонней помощи, но силы изменили ему, и если бы Лимпиас не успел подхватить его обмякшее тело, оно грянулось бы оземь. Уже погружаясь во тьму беспамятства, Филипп слышал голоса солдат:
- Господи помилуй, губернатора убили!
- Слышите, ваша милость? - раздался над ухом еще чей-то шепот.- Совсем недавно они проклинали вас, а теперь дрожат за вашу жизнь. Что ты говоришь, Мефистофель? Да, этого я и боялся...
- Снимите с него камзол и рубаху,- распоряжался Диего де Монтес.Вскипятите воды! Ага,- приговаривал он, исследуя рану,- не так страшно, как кажется. Эй, Капта! Мне нужен индеец, который согласился бы умереть для спасения жизни его милости.
- Возьмите вон того,- показал касик на одного из носильщиков.- Вон стоит раб, который устал жить на свете.
По приказу Диего двое солдат связали несчастного, надели на него одежду Гуттена и посадили в седло. Когда Диего с копьем в руке приблизился к нему, он не выказал ни тревоги, ни страха, но лишь глухо застонал, когда стальной наконечник вонзился в его тело. Истекая кровью, он рухнул с коня и снова застонал.
- Прикончите его! Не могу смотреть, как он мучается,- приказал хирург, а когда воля его была исполнена, рассек грудь индейцу.
