Дэвид Пристланд - Красный флаг: история коммунизма
Несмотря на то что французские коммунисты старались поддерживать идеологическую чистоту, внешний мир теперь все же ожидал от них шагов к сотрудничеству. Они сделали этот шаг, особенно когда в связи с Великой депрессией вырос радикализм рабочих. В результате тысячи новых членов вступили в партию. Ее численность возросла с 40 тысяч человек в 1934 году до 328 647 в 1937-м. Французская коммунистическая партия унаследовала у немецкой роль ведущей коммунистической партии за пределами СССР. В мае 1936 года Народный фронт, объединяющий социалистов, коммунистов и либеральных радикалов, получил большинство голосов на выборах. Премьер-министром стал Леон Блюм. Его поддержали коммунисты, не вошедшие в кабинет правительства.
Тем не менее именно Народный фронт Испании, по крайней мере временно, стал той силой, которая способствовала повышению репутации международного коммунизма. Здесь политика была еще больше поляризована, чем во Франции. Некоторые регионы Испании все еще напоминали старые аграрные государства, где коммунизм пользовался такой популярностью в годы после Первой мировой войны[401]. Здесь все еще не был решен вопрос о перераспределении земельной собственности. Безземельные крестьяне, особенно с юга Испании, увлекались идеями децен-трализаторского радикального социализма[402]. В то же время большой поддержкой пользовались радикалы социалистической партии, анархо-синдикалистских партий[403] и квазитроцкистская[404] Рабочая партия марксистского единства (P.O.U.M., Partido Obrero de Unification Marxista). Однако большую популярность имели и правые, особенно среди мелкоземельных крестьян из северной и центральной части страны. Когда левые[405] (непрочный союз левых либералов, социалистов, анархо-синдикалистов и немногочисленной коммунистической партии) победили на выборах в феврале 1936 года, во многих городах и в сельской местности загорелся огонь социальной революции[406]. Победа левых, в свою очередь, спровоцировала военный переворот под руководством авторитарного консервативного генерала Франсиско Франко[407]. Острые социальные разногласия в испанском обществе вылились в гражданскую войну. В одну неделю внутренний государственный конфликт превратился в международный: Муссолини и Гитлер послали военную помощь повстанцам Франко.
Перед Сталиным стоял сложный выбор. У испанских республиканцев не было иностранных союзников: Блюм во Франции слишком опасался растущей враждебности немцев, а консервативное британское руководство никогда бы ничего не сделало в защиту левого правительства. Только СССР был способен противостоять Франко в Испании и тем самым предотвратить распространение силы фашизма. Однако советская поддержка революционных испанцев могла серьезно обеспокоить французские и британские власти: подписать договор о коллективной безопасности против Гитлера стало бы уже невозможно{475}. Некоторое время Сталин колебался, но в конце концов принял решение помочь оружием и людьми, при этом настаивая на том, чтобы Народный фронт не стремился к социализму. В письме премьер-министру Испании, социалисту Ларго Кабальеро Сталин советовал выбрать «парламентский путь», который больше подходил Испании, чем модель большевизма. Он просил его учитывать интересы городского и сельского среднего класса и укрепить связи с либералами. Советский Союз, победив в войне и сохранив буржуазных союзников, получил бы преимущества в управлении социалистической революцией.
Все это привело к тому, что Коммунистическая партия Испании взяла курс на более прагматичную и реформистскую политику, в отличие от многих представителей Народного фронта. включая самого Кабальеро. К концу 1936 года стало казаться, что стратегия коммунистов блестяще оправдалась. В коммунистическую партию вступали многие представители самых разных классов{476}; их централизованный милитаристский подход к политике казался более эффективным, чем действия более демократических, разрозненных, хаотично организованных социалистических и радикальных сил. Коминтерн также призвал сражаться за Республику более 30 тысяч добровольцев, которые были организованы в интернациональные бригады. Многие добровольцы из этих бригад были коммунистами и рабочими. В ноябре 1936 года, когда националисты Франко подошли к Мадриду, Кабальеро, не веривший в победу, покинул столицу[408]. Однако остался генерал Хосе Миаха, который совместно с интернациональными бригадами и Коммунистической партией поднял население на защиту города[409]. Казалось, что именно советское оружие (хотя и немногочисленное среди прочего) и коммунистическая организация и дисциплина спасли демократию от фашизма.
IV
1936 год стал, возможно, годом наивысшего уважения к коммунизму на Западе. Казалось, что только коммунисты, а не французские социалисты или британская партия лейбористов были той силой, которая могла решительно противостоять реакционерам. Кроме того, с середины 1930-х годов интеллектуалы Запада выражали особое пристрастие к идее плана. Коммунистов теперь считали дисциплинированными и рациональными наследниками Просвещения. Это были уже не революционеры послевоенного периода, даже не военные фанатики 1920-х. Предлагаемый ими марксизм был модернистским и рационалистическим.
Эрик Хобсбаум, британский историк, эмигрант из Австрии, один из самых острых мемуаристов-коммунистов, передал тяжелую атмосферу того времени. В юности, в 1932-1933 годах, он принимал участие в уличных маршах в Берлине, организованных Коммунистической партией Германии. Когда Хобсбаум уехал учиться в Кембридж, он вступил в коммунистическую партию Великобритании, однако британский коммунизм оказался совсем другим: «Коммунисты вовсе не были романтиками. Напротив, они были сторонниками организованности и порядка… Секрет успеха ленинской партии состоял не в мечте ее членов выйти на баррикады и даже не в марксистской теории. Его можно выразить двумя фразами: “решения должны проверяться” и “партийная дисциплина”. Партия привлекала тем, что она действовала, когда другие бездействовали. Жизнь партии была подчеркнуто нериторической. Возможно, это и породило культуру бесконечных, необыкновенно скучных… нечитаемых “отчетов”, которую зарубежные партии переняли из советской практики… Ленинская “передовая партия” сочетала в себе дисциплину, деловую эффективность, высокую эмоциональную вовлеченность и чувство всецелой преданности»{477}.
Многочисленных сторонников других партий привлекал организованный рациональный централизм, способный противостоять иррациональности фашизма и вывести мир из Великой депрессии. Левые интеллектуалы стекались в СССР, чтобы увидеть и перенять «Великий опыт». В 1932 году Кингсли Мартин, редактор британского левого журнала «Нью стейтсмен», заявил, что «все британские интеллигенты этим летом побывали в Москве»{478}. Стремление советских людей приветствовать гостей и впечатлить их хорошо организованными пропагандистскими экскурсиями привлекало еще сильнее. Появились сотни дорожных дневников. В 1935 году СССР посетили более 200 французских интеллектуалов. Философ-коммунист Поль Низан объехал с лекциями всю Францию, рассказывая о тех чудесах, которые он видел в СССР{479}.
«Советский Союз», который видели иностранные гости, был не чем иным, как сочетанием их собственных утопических представлений и социализма в духе потемкинских деревень, демонстрируемого встречающей стороной. Гости восхищались благосостоянием государства, доступностью образования, рациональной организацией труда. Они завидовали статусу представителей интеллектуальной среды в СССР (по крайней мере, статусу подчинившихся режиму). Больше всего они восхищались пятилетним Планом. В их глазах советский режим был раем Сен-Симона, в котором общественные преобразования происходили под влиянием достижений науки и продуктивности экономики.
Самый известный пример таких иностранцев-энтузиастов — британские социалисты Беатрис и Сидни Уэбб. Будучи представителями технократической элиты, они поддерживали рациональный, модернистский социализм, но при этом были против революции, в которой видели насилие, анархию и иррациональность. В 1920-е годы они являлись противниками СССР, однако их глубоко впечатлил план первой сталинской пятилетки. В1932 году, в возрасте уже за 70, они отправились в путешествие по Советскому Союзу. Свои впечатления они подробно описали в книге «Советский коммунизм — новая цивилизация?». Книга, опубликованная в 1935 году, содержала более тысячи страниц.
Из названия второго издания в 1937 году редакторы убрали знак вопроса. «Новой цивилизацией» Уэббов была страна комитетов, конференций, консультаций. Они могли бы также написать о Совете Лондонского графства, с которым была связана большая часть карьеры Сидни. Они знакомились с копиями официальных документов, в том числе со сталинской Конституцией 1936 года, и считали, что в СССР созданы все условия для выборов, демократии и прозрачности; они заявляли, что советский Режим ни в коем случае нельзя называть диктатурой{480}.
