Марина Сванидзе - Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 2. 1934-1953
1946 год в деревне — это время повсеместного отчаяния. В послевоенном 1945-м, в начале 1946-го у людей была надежда на отмену колхозов. В измученном крестьянском сознании все смешалось. Говорили, что "колхозная система была введена по указанию немцев для того, чтобы развалить хозяйство и ослабить Россию с целью завоевания". С другой стороны — и об этом свидетельствуют сводки МГБ — крестьянство не верило, что Сталин по собственной воле откажется от колхозов. Из Псковской, Курской, Ростовской областей, а также из сибирских деревень информаторы передают одни и те же слухи: "Бывшие союзники — Англия и Америка — заставят Сталина распустить колхозы. Американцы будут проверять с самолета, верно ли, что колхозы распущены".
К середине 1946 года эти надежды исчезают. Из письма крестьян Ставропольского края: "На работу гонят, а не кормят и денег не платят. А для приманки дают в день по чайной ложке баланды, 50 граммов хлеба, чтобы дышали и не подохли". В колхозе в Бурят-Монголии говорят: "Надо выходить из колхоза. Мы на краю гибели. Давайте бросайте работу — пойдемте куда-нибудь".
В 1946 году начинается голод, который перейдет в 1947 год и дальше в 1946-й. Такой страшный, что именно он, голод, на самом деле будет главным событием этих лет. Он унесет более двух миллионов жизней людей, которые пережили и выжили в войну. Урожай в 1946 году был меньше, чем в 1945-м, но не в этом причина голода. Истинная причина в том, что в 1946 году, точно так же, как в 1928 году, Сталин начинает продразверстку. В целях пополнения госрезерва государство, после того как колхозы сдали ему положенный хлеб, устанавливает надбавку к плану. То есть у колхозов изымается весь хлеб подчистую, включая тот хлеб, который предназначался для раздачи крестьянам в качестве натуральной оплаты их труда. Точно так же, как в 1930-м, деревня немедленно после этого входит в голод.
При этом хлеб в стране есть. Как и во время первого советского голода 1929–1933 годов в 1947-м полным ходом идет экспорт зерна.
Советские газеты 1947 года постоянно пишут о советской помощи голодающим в других странах. Государственный хлебный резерв пополнен в 1946–1947 годах и не размораживается, несмотря ни на что, Госрезерв не размораживается. Но и не сохраняется. Хлеб, изъятый государством, гниет на элеваторах, складах, на железнодорожных станциях и при перевозке. Загубленного по стране хлеба вполне хватило бы, чтобы оплатить трудодни голодающих крестьян.
В правительственных документах первое упоминание о поставке некоторых продовольственных и промышленных товаров для торговли в деревне относится к 1950 году. Большинство колхозников думает, что все это время от Сталина скрывают бедственное положение людей. Местной власти не верят. Колхозница Ивина из Ивановской области пишет письмо популярной артистке московской эстрады Марии Мироновой: "Уважаемая Мария Владимировна, мы уверены, что наш вождь и учитель товарищ Сталин об этом не знает, а то бы он не допустил так мучиться народу. 7 ноября на праздник Великого Октября собираются дать муку. Очередь пишется с середины октября. За промтоварами давка. Развелся какой-то блат, без него ничего не достать".
В течение июня 1948 года к правительству о срочной помощи хлебом обращаются 16 краев и областей, 4 автономные республики и 3 союзные республики. Просьбы местных властей, однако, никогда не мотивируются крайним голодом среди населения. Ссылаются на снижение темпов прополки, сенокошения, уборки урожая. В крайнем случае, на суховей.
Сталин от своей провальной политики в деревне не отказывается. Летом 1948-го голод идет новой волной.
Однажды летом 1948 года, ночью, к строению на территории гаража Амурлага, где жил Николай Старостин, подъезжает машина первого секретаря горкома партии Комсомольска-на-Амуре. Приехавши на ней капитан входит и произносит: "Старостин, одевайтесь. Вас срочно требует к телефону Сталин". Когда через полчаса Старостин взял трубку телефона правительственной связи, он услышал голос сына Сталина Василия. С Василием Сталиным Старостин виделся в конце 30-х. Василий занимался в "Спартаке" верховой ездой. Теперь, в 1948-м, он командующий военно-воздушными силами Московского военного округа. И он хочет иметь собственную футбольную команду.
В телефонном разговоре он скажет Старостину: "Ну что они вас там до сих пор держат? Посадили-то попусту, это же ясно. Но вы не отчаивайтесь. Вы нам нужны. Я еще позвоню". Василий Сталин выпишет к себе Старостина. Правда, это будет после того, как у Старостина закончится срок. Он выходит с формулировкой "минус 16", то есть с запретом на проживание в 16 городах. Первый в этом списке — Москва. Вот тогда Василий Сталин и вывезет его в Москву на собственном самолете. Старостин будет вспоминать: "Мною овладело одно всепоглощающее желание — оказаться в Москве, я даже не пытался анализировать, чем грозит незаконное возвращение в столицу". Прямо с аэродрома Старостина привезут в особняк Василия Сталина на Гоголевском бульваре. На первом этаже бильярдные столы и обеденный стол.
Василий Сталин
На нем графин и ломти арбуза. Арбуз — любимая закуска Василия Сталина Василий говорит Старостину: "Будете жить со мной у меня дома. Тут вас никто не тронет". Старостин не интересует Василия Сталина как невинно арестованный человек. Старостин, несомненно, нужен ему как тренер. Но и это отходит для него на задний план. Старостин напишет: "Суть заключалась в том, что он ни в чем не хотел уступать Берии, которого люто ненавидел, постоянно ругал его последними словами, совершенно не заботясь о том, кто был в тот момент рядом". Мотив этой ненависти Василия — арест родственников по линии Аллилуевых. То есть родственников матери Василия, Надежды Аллилуевой, жены Сталина, покончившей с собой. О самом Сталине в присутствии Старостина Василий не говорит ни слова. И это при том, что Старостин с Василием в силу ситуации неразлучны. Вместе на тренировки, в штаб, на дачу. Старостин пишет: "Даже спали на одной широченной кровати".
Когда Старостин наконец предпримет попытку вырваться домой к семье, его арестуют и отправят из Москвы. Но в Орле, во время стоянки поезда, его догонят люди Василия Сталина. Они стаскивают Старостина с поезда, сажают в джип, потом на военном аэродроме в самолет. А в Москве Василий немедленно везет его на футбол, на стадион "Динамо", в правительственную ложу. Василий подвозит Старостина к генералу, говорит: "Познакомьтесь, это генерал Огольцов. А это Старостин, которого вы, генерал, сегодня утром выслали из Москвы". Генерал Огольцов, замминистра госбезопасности — организатор и участник убийства знаменитого актера и режиссера Соломона Михоэлса. Потом Василий решает спрятать Старостина на военной базе ВВС в Переславле-Залесском. В 18 километрах, в деревне Погост, откуда родом мать Старостина. Сюда вся семья до революции из Москвы выезжала на лето. Отец и дядя Николая Старостина были егерями. Помимо профессионального обеспечения непосредственно охоты они натаскивали породистых собак, которых отдавали им на обучение владельцы. Кроме того, у них пансионат для тех собак, которых хозяева не имели возможности держать у себя. Все собаки чистокровные, дорогие. Пребывание каждой такой собаки в пансионате стоило 15 дореволюционных рублей в месяц. Николай Старостин пишет, что он с братьями не были господскими детьми, но и крестьянскими точно уж не были. Они были егерские.
В Москве Общество охотников имени императора Александра И выстроило егерской семье Старостиных дом на Пресненском валу. Из воспоминаний Андрея Старостина: "Наша детская в небольшом особнячке, стоявшем на Пресненском Камер-коллежском валу, казалась нам таинственной и большой. В ней мы играли в театр, в колдуны, сменились и путешествовали". Старостины — потомственные егеря. Их знаменитые предки — егеря Императорского охотничьего общества Архип и Никита Старостины. Младшее поколение должно было продолжить семейное дело. Тем более что у Николая Старостина — несомненный талант менеджера. Но раскроется он в иной области — в футболе. Николай Старостин с 14 лет учится в Коммерческом училище братьев Мансфельдов, которое готовит так называемых торговых корреспондентов, то есть менеджеров со знанием иностранного языка Образование училище давало отличное, перспективы — превосходные. В это же училище поступит и другой брат Старостина, Андрей. Андрей Старостин — крестник известного московского миллионера и кутилы Алексея Назаровича Грибова. В доме Грибовых теперь резиденция бельгийского посла. Отец будущих футболистов Петр Старостин к политике равнодушен. Его брат Дмитрий — убежденный монархист и такой же убежденный противник футбола. Футболистов называл "голоштанниками".
Вскоре после революции глава семьи Старостиных умрет от тифа. Сыновья, чтобы не умереть с голоду, на отцовские подарочные ружья будут выменивать муку и картошку. Коммерческое училище закроется, Николай Старостин поступит на работу бухгалтером. И все братья будут играть в футбол. В дореволюционном детстве все они были страстными футбольными болельщиками. Ходили смотреть игры на первенство города между студенческими командами. Фаворитом первенства в 1916 году была команда императорского училища. Из года в год она сражалась за первое место с командой Духовной семинарии, которую запросто называли "попы". Матчи проходят в Сокольниках, на 4-м лучевом просеке. В дикий футбол тогда играют на Ходынке. Осенью 1916 года возникает идея построить поле для футбольной команды Русского гимнастического общества. Вспоминает Андрей Старостин: "Мой брат, Николай Старостин, увлекался конькобежным спортом на Патриарших прудах. Он общался со знаменитыми конькобежцами Русского гимнастического общества. РГО культивировало футбол, а поля своего не было".
