Марина Сванидзе - Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 2. 1934-1953
Обзор книги Марина Сванидзе - Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 2. 1934-1953
Защиту интеллектуальной собственности и прав издательской группы «Амфора» осуществляет юридическая компания «Усков и Партнеры»
1934 год
Осип Мандельштам
1934-й — год двух исторических съездов, крепко-накрепко связанных между собой.
Один из них — XVII съезд ВКП(б), который известен как съезд победителей. Он открывается 26 января. Выступая с отчетным докладом, Сталин сказал: «Марксизм добился того, что он одержал полную победу в одной шестой части света. Решающие успехи социализма во всех отраслях хозяйства и культуры очевидны. Генеральная линия партии победила по всей линии».
Через два года, в 1936-м, именно эти выводы войдут в преамбулу сталинской конституции. Разговоры о новой конституции ходят по Москве уже осенью 1934-го. Литератор и журналист Илья Эренбург вспоминает: «Ноябрь 1934-го: говорили, что на предстоящем съезде Советов будет обсуждаться проект новой конституции».
Сталинскую конституцию напишет Бухарин. За два года до своего расстрела Бухарин вносит в текст конституции: «Социализм в СССР победил полностью и окончательно». Иными словами, извечная мечта человечества о светлом будущем осуществилась. Больше мечтать не о чем и ни о чем больше мечтать нельзя.
Надежда Мандельштам, жена поэта Осипа Мандельштама, пишет: «Я утверждаю, что все мы находимся в состоянии, близком к гипнотическому сну. Нам действительно внушили, что мы вошли в новую эру, и нам остается только подчиниться исторической необходимости, которая, кстати, совпадает с мечтами борцов за человеческое счастье. Люди лишились воли и самостоятельного суждения».
Один старый знакомый говорит Мандельштаму: «Неужели ты не понимаешь, что все теперь иначе?» Во-первых, это относится к вопросам личной чести и порядочности. Во-вторых, убежденность, что «теперь все иначе», объясняет насилие со стороны власти и заставляет смириться, принять его как неизбежное.
Кроме того, практически все поголовно верят, что «там», за пределами СССР, еще хуже, чем у нас. Но ведь скоро советская власть выйдет из своих границ, распространится на ббльшую часть света, и везде будет одинаково. И в этом историческая предопределенность. Обычным делом тогда был такой разговор: «Нам хоть когда подкинут селедки там, или сахару, или керосинчику… А как в капиталистических странах? Там, верно, хоть пропадай!»
В январе 1934 года доклад Сталина о победе социализма слушают 1966 делегатов. 1108 из них в ближайшие годы будут репрессированы. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК уцелеет 41.
О. Э. Мандельштам
В 1934-м, еще до начала Большого террора, матери уже учат своих маленьких детей говорить на том новом языке, на котором говорят взрослые. Жена поэта Пастернака Зинаида Николаевна говорила: «Мои мальчики больше всех любят Сталина, а потом уже меня». Все хотят, чтобы их дети выжили. Своими сомнениями, переживаниями с детьми не делится никто. Из детей вырастают совсем новые люди.
17 августа открывается еще один исторический съезд 1934 года. Это Первый всесоюзный съезд советских писателей. У входа в Колонный зал толпы людей. Все хотят живьем увидеть писателей. Внутрь входят самые неожиданные делегации. От моряков-командиров запаса Осоавиахима до художников Палеха. Пионеры «Базы курносых», метростроевцы, колхозники Узбекистана. Представители саамской народности Кольского полуострова, которые докладывают об отёле самок северного оленя. Ударник-колхозник товарищ Чабан обращается к Шолохову: «Очень хочется, чтобы Лукерья, которая все время ласкается к мужу, стала ударницей колхозного производства».
Кандидатуры возможных участников съезда начали обсуждаться еще в 1932 году. В числе беспартийных писателей рассматривались фамилии Бабеля, Платонова, Клюева, Эрдмана, Пастернака. Рядом с фамилиями в скобках указывались произведения, которые расценивались как крамольные. В список допущенных беспартийных писателей на 1932 год включен поэт Осип Мандельштам.
Вспоминает Мария Вишнякова, мать режиссера Андрея Тарковского, первая жена поэта Арсения Тарковского: «Я стояла на лестнице в Литинституте имени Герцена. Вдруг почувствовала сильнейшую боль в руке. Это Тарковский с такой силой сжал мою руку и сдавленным голосом произнес: „Смотри, Мандельштам идет“».
К рубежу 30-х годов Осипом Мандельштамом уже написано все, что даст многим современникам и потомкам право говорить о нем как о самом сильном русском поэте XX века.
У него нет постоянного места жительства. Долго живет где придется, по знакомым в Ленинграде. Потом несколько лет по разным углам в Москве. В январе 1932-го он с женой получает десятиметровую комнату в Доме Герцена, то есть в общежитии Литинститута. Оборванные обои. Тьма клопов. В отвращении к клопам Мандельштам решил обрить жене голову. Кто-то из знакомых возразил: «Это же будет некрасиво». Мандельштам ответил: «Я вообще люблю шершавую эстетику».
Потом там же, в Литинституте, им дали комнатку побольше. А в десятиметровку въехал некий начинающий поэт с женой и ребенком. Жена этого молодого поэта выбегала в коридор и кричала, что ее муж — молодой поэт, а Мандельштам — старик, уже не пишущий, а если и пишет иногда, то все равно он бывший поэт, устаревший.
Но вдруг в октябре 1933-го Мандельштаму дают квартиру в одном из первых кооперативных писательских домов в Нащокинском переулке, д. 3/5. Кто внес деньги за квартиру, Мандельштамы не знали, но не могли не догадываться, что это был аванс. Аванс со стороны власти.
В ноябре Мандельштам написал стихотворение «Квартира»:
И стены проклятые тонки,
И некуда больше бежать,
И я как дурак на гребенке
Обязан кому-то играть.
Стены квартиры для утепления обиты войлоком. Вследствие этого в квартире полно моли. Приходящие в гости ловят ее, хлопая руками. Войлок меж тем не спасает от отличной слышимости. И вот в этой квартире с отличной слышимостью через месяц после вселения Осип Мандельштам пишет стихотворение «Горец»:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей.
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычит,
Как подковы, дарит за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.
Осип Мандельштам не только написал это стихотворение. Он начал его читать. Вспоминает друг поэта биолог Борис Кузин: «Однажды утром Осип Эмильевич прибежал ко мне в сильном возбуждении, но веселый. Он прочитал стихотворение о Сталине. После паузы остолбенения я спросил, читал ли он это еще кому-нибудь. „Никому. Вам первому. Ну, конечно, Наденьке“. Я умолял его никому больше не читать этого. В ответ последовал очень веселый и довольный смех, но все же обещание никому не читать эти стихи он дал».
О. Э. Мандельштам. 1933 год
Вслед за этим Мандельштам читает «Горца» другу семьи Эмме Герштейн. Читает и добавляет: «Смотрите — никому. Если дойдет, меня могут расстрелять». И еще добавляет: «Это комсомольцы будут петь на всех улицах! В Большом театре… на съездах… со всех ярусов».
Пастернаку Мандельштам прочел «Горца» во время прогулки, где-то в районе Тверских-Ямских. Пастернак сказал: «То, что вы мне прочли, не имеет никакого отношения к литературе, к поэзии. Это не литературный факт, но акт самоубийства, которого я не одобряю. И в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал и прошу вас не читать их никому другому».
Через два дня после этого Мандельштам опять пришел к Кузину. Кузин вспоминает: «Осип Эмильевич со сладчайшей улыбкой, точно он съел кусок чудного торта, сообщил мне: „Читал стихи Борису Леонидовичу“».
Года за два до написания «Горца» в гостях у Эммы Герштейн Мандельштам затеял разговор с ее отцом, членом группы консультантов Кремлевской больницы. Мандельштам видел его впервые. Разговор происходил на квартире доктора Герштейна. Квартира — при больнице имени Семашко. Из-за двери кабинета доносилось: «Он не способен сам ничего придумать. Воплощение нетворческого начала. Тип паразита». Не было никаких сомнений, что Мандельштам говорил все это о Сталине. Доктор Герштейн сказал потом дочери: «Слушай, твой Мандельштам — форменный ребенок. Он такие дикости говорил. Какой-то детский лепет».
В декабре 1933-го Осип Мандельштам читает «Горца» знакомым прямо на бульваре. В феврале 1934-го он идет по Гоголевскому бульвару с Анной Ахматовой. Ахматова вспоминает: «Осип сказал: „Я к смерти готов“».
