Михаил Булавин - Боевой 19-й
— Вот, дружок, должно быть, и война когда-инбудь окончится вот так, враз. И шагай тогда себе по всей земле, куда хочешь, не таясь.
Он спросил о своем отряде и, не получив ответа, смотрел по сторонам, щуря глаза. То здесь, то там появлялись и проходили стрелки, расспрашивая о выбывших из строя раненых, о судьбе товарищей.
На пригорке стоял командир роты курсантов и смотрел в бинокль. На дороге ветерок срывал пыль, за-вихривал ее в столб, гнал и рассыпал в воздухе. Ласково шумели сады, роняя желтые листья. Хорошо было в эту минуту на душе.
— Закурим, что ли, товарищ Хрущев, — предложил молодой стрелок.
— Закурим. Теперь можно. Но хорошо бы сейчас водички. Во рту пересохло.
Устин сел на землю и стал вертеть цыгарку. Из калитки ближнего дома вышла женщина с ведром. Она постояла в нерешительности, а потом робко спросила:
— Товарищи, можно пройти к колонке?
— А почему нельзя? Можно, — обрадовался Устин появившейся женщине.
— А белые ушли? — оглянулась женщина по сторонам.
— Не сами ушли, красные их прогнали, — ответил молодой пулеметчик.
Женщина скрылась во дворе, через минуту вышла с дочерью. Обе несли ведра. За матерью высыпали ре-
273
58 м. Булавин
бятишки и последним, не спеша, вылез пожилой мужчина. Все они столпились у калитки, с любопытством разглядывая красноармейцев. Когда женщины с полными ведрами возращались к дому, Устин попросил попить. Девушка с готовностью подбежала к Устйну, и поставила перед ним ведро.
— Подождите, — сказала она, увидев, „ что Устин намеревается поднести ведро к губам, — я вам сейчас кружку принесу, — и побежала домой.
Около калитки ей что-то сказал отец.
Устин прямо из ведра жадно пил холодную воду.
Вернувшись, девушка принесла белоснежное полотенце, а на нем ломоть хлеба, огурцы и помидоры.
— Это что? — удивился Устин.
Женщина, старик и ребятишки подошли ближе.
— Кушайте. Не побрезгуйте. Мы от чистого сердца, — просила женщина. — Вот и помоетесь тут.., Варюша, полей водички товарищам, — сказала она девушке, а сама совала Устину обмылок.
— Да зачем это вы, спасибо вам.
— Не нам, а вам'спасибо. — И она с таким умилением смотрела на Устина, что он не посмел отказаться.
— Ну, я пойду, мать, — заторопился мужчина. — В депо надо сходить, поглядеть, как и что там.
Устин, от удовольствия крякая, вымыл лицо, шею, голову. Около него собирались горожане. Ребятишки протискивались к бойцам, чтобы хоть пальцем прикоснуться к оружию, поднимали с земли стреляные гильзы и потихоньку прятали в карманы.
Вечером улицы свободного города были запружены жителями.
Устин узнал, что его отряд снялся с позиций и ушел в город. Ему хотелось поскорей найти своего командира Паршина. Он представлял, какой радостной и волнующей будет эта встреча, сколько расспросов и разговоров поднимется. Он старался припомнить подробности схватки с белыми и что пришлось пережить в те короткие, но никогда незабываемые минуты. Все это уже в прошлом; но как только перед ним возникала картина борьбы, внутренний трепет охватывал его. Но тут же пришли *на память слова Паршина. «Но не станем же гадать. Нужен подвиг!»
«Верно, очень верно, товарищ командир», — отвечал про себя Хрущев и с благодарностью думал о командире, пославшем его на смелое дело. Он всюду разыскивал Паршина, но безуспешно.
На одной из улиц Устин наткнулся на магазин, разграбленный мамонтовцами: стекла были выбиты, дверь выломана. Около входа стоял часовой. Поблизости высилась обшарпанная, со старыми выцветшими афишами тумба. Под ногами валялись бумажки:, изорванные тетради.
Выйдя на дорогу, которая вела к госпиталю, Устин остановился. Угловой дом был разбит снарядом. Навстречу шли два человека в военном. Он спросил их, не слыхали ли они что-нибудь о командире отряда Паршине?
Те, прежде чем ответить, в свою очередь спросили, какой он из себя, каким отрядом командовал и на каком участке находился.
— Среднего роста, волос рыжеватый, глаза быстрые, бегает ходко...
— Не-е, о таком не слыхали, — ответил первый.
— Погоди, — подумав, сказал второй. — У него куртка кожаная?
— Нет. Шинель и планшет через плечо.
— Левый сапог — рватая голенища?
— Да как тебе сказать, — уныло ответил Устин, — может, сейчас и рватая.
— А ну, повтори еще раз, как звать его?
— Паршин.
— Ну вот, — обращаясь к первому, сказал второй, — он и есть, тот самый командир Паршин. — И, поворачиваясь к Устину, добавил: — Не ищи. Хоронят его. Из нашего отряда провожали его.
— Когда? Где? — воскликнул, похолодев, Устин,
— Да теперь, видно, вернулись с похорон.
— Нет, вроде как не Паршин его фамилия, — заметил первый.
— А я говорю Паршин. Сейчас точно помню, — на-стаивал на своем второй.
Ошеломленный вестью Устин двинулся дальше, а красноармейцы продолжали спорить. Но не прошел он и десяти шагов, как его позвали те же красноармейцы, и второй виновато сказал:
— А ведь я ошибся, браток. Верно, что не Паршин тот командир, какого схоронили, а Смирнов. Ты сходи-ка в наш отряд, там тебе скажут.
Устин решительно направился в госпиталь. Там он увидится с Зиновеем и узнает, нет ли Паршина среди раненых.
Не спеша, с небеселыми думами поднимался он по знакомой лестнице госпиталя. В нос ударил стойкий запах йодоформа. Устину вдруг представился Паршин лежащим на койке, а у его изголовья Зиновей. Устин даже нарисовал себе, как сидит Зиновей: в халате, широко расставив ноги и подперев щеку рукой, смотрит в бледное лицо Паршина.
В коридоре он встретил Веру. Она приветливо улыбнулась и подала ему руку. Глаза ее сияли. Она стояла перед Устином какая-то преображенная, ему показалось, что она хочет сообщить ему приятную новость. Он повеселел и осторожно .рожал ее маленькую
руку.
— Сестрица, как мой дружок поживает?
— Хорошо. Самочувствие. прекрасное. Он быстро поправляется. Вы один? А где же ваш товарищ, с которым вы приходили сюда? — Вера глянула в пролет лестницы, на дверь, а затем на Устина.
— Товарищ? — разочарованно спросил нахмурившийся Устин. — А разве его здесь не было? — он грузно облокотился на перила лестницы и, сбив на затылок фуражку, потер ладонью влажный лоб. — Вот сколько ищу, а его нет' и нет... — Он сокрушенно покачал головой.
— Не отчаивайтесь, — сказала она участливо и взяла его за локоть. — Пойдемте к Блинову. Не отчаивайтесь же, — повторила она, — он найдется.
— Спасибо, сестрица, на добром слове.
Устина приветливо встретили в палате. Зиновей, увидев его, сел, затем энергичным рывком всего тела повернулся к нему и спустил с койки ноги.
Далось ему это нелегко: от слабости кружилась голова. Но уж очень хотелось показать себя перед другом выздоравливающим. Все, у кого было достаточно сил, приплелись, приковыляли к Зиновеевой койке, желая послушать, что новенького скажет пришедший солдат.
Устин заявил к радости собравшихся, что в городе нет ни одного беляка и опасность миновала.
Зиновей рассказывал, как они наблюдали за боем из окна и как все они видели Устина, подстрелившего врага.
—• Нет, это не я, — засмеялся Устин. — Я был на другом участке, на другой улице.
— Да ты это, ты! Я же знаю, — настаивал Зиновей.
—- Правда, правда, не отказывайся, мы все видели,— поддержали Зиновея .другие раненые и так дружно, что Устину пришлось уступить.
— Ну, а дружок наш, Паршин где? Отчего не пришел?
Устин промолчал. Зиновей придвинулся к нему и прошептал:
— Ай правда? Да уж говори, чего тут таить.
