Михаил Булавин - Боевой 19-й
В дежурной она бросилась на диван лицом в подушку.
«Боже мой! Что это? Галлюцинация, сон?»
Леночка искала что-то в ящиках. Вера притвори* лась спящей. Ей хотелось, чтобы Леночка поскорее ушла: лучше одной побыть со своими мыслями. «Так вот почему Леночка смотрела на нее так странно. Она с Григорием Андреевичем принимала раненых и, конечно, догадалась».
Оставшись наконец одна, Вера встала, но никак не могла овладеть собой. Учащенно билось сердце, горели щеки, уши. Она боялась разговора с Леночкой и Григорием Андреевичем. Если сейчас кто-нибудь из них войдет, она не выдержит и разрыдается. Вера в отчаянии металась по комнате и не знала, что ей делать, что предпринять.
До рассвета еще далеко. Ветер скрипит воротами, шумят деревья. Небо прояснилось.
«Да он ли это?» — спрашивала она себя. Может быть, она ошиблась, и все это ей представилось? Ведь она так долго думала о нем. Но хотела ли она, чтобы это была ошибка? «Нет-нет!» Нестройные мысли теснились и лихорадочно бились в ее голове. Она заламывала пальцы и спрашивала себя: к счастью это или к несчастью?.. Какими путями он попал сюда? Останется ли в живых? Может быть, будет лучше, если он умрет? И, подумав так, она заплакала. Это вторая встреча с ним в госпитале. Но как теперь будет себя вести он и что скажет ей? .. И вдруг новая мысль осеняет ее. Ведь она может и не встретиться с ним. Пусть в этот раз он пройдет мимо нее. Они стоят на разных дорогах. В ее смятенной душе боролись желание встречи и страх перед нею.
Она снова прошла по пустынному коридору к третьей палате, оглянулась и решительно открыла дверь. И чем ближе она подходила к кровати раненого, тем сильнее замирало сердце.
Он лежал неподвижно.
Это он. Владимир. Родной или чужой? Друг или недруг?
Когда усиливалась стрельба и по улице, держась ближе к домам, бежали красноармейцы и стреляли в отступавших казаков, прятавшихся за деревьями и телеграфными столбами, казалось, что раненые выдавят окна и выпрыгнут на улицу. Они были захвачены зрелищем бегства противника. Первый раз в жизни наблюдали красноармейцы бой со стороны и так близко. Они чувствовали ярость боя не меньше, чем те, кто дрался.
Зиновей раньше всех приковылял к окну и сейчас, стоя на коленях и положив на подоконник голову, тяжело дышал и просил соседа с забинтованной головой:
— Слушай, браток, да не наваливайся ты на меня за ради бога. Ты же окно, как есть, начисто высадишь.
— Эй, курский соловей, прими костыль с моей ноги, — стонал другой, не отрывая жадного взора от окна.
— Ох, да что ж это меня доктор не выписывает! Ну здоров же я, совсем здоров, — вздыхал и жаловался третий.
— Гляди, гляди, братва! — закричал, захлебываясь, раненый с забинтованной головой, обращая внимание остальных на то,- что он увидел. — Гляди вон на того беляка... бегит он, бегит!.,
— Где?
— Вон, прячется промеж деревьев.
— Далече он не уйдет, — заметил Зиновей, — сейчас наш сшибет его.
— Во! Упал!
— Кто?'—тревожно спросил Зиновей.
— Беляк, — ответило ему несколько голосов.
— А не Устин ли сшиб его, ей-богу, это он, — по-ребячьи за-смеялся Зиновей. Теперь в каждом бойце он готов был видеть своего друга*,
В палату вбежали доктор Зимин и сестры.
— Друзья, что вы делаете! — возмутился доктор. — Сейчас же по койкам! Вы привлекаете внимание врагов, в вас будут стрелять!..
Но выдержать повелительного тона Зимин не мог« Он знал, что чувствуют раненые»в этот час, и сам был глубоко взволнован радостью победы.
У растроганного |Зиновея из смеющихся глаз бежали слезы.
Вера подошла к нему, ласково взяла его под руку И повела к койке, а он, кивнув в сторону окна, сказал:
— Наши взяли. Повоюем, сестренка.
Вера с трудом осмысливала то, что произошло в эти скоротечные часы остатка ночи и дня. Словно от сладкого опьянения кружилась голова, и все неслось перед ней как в розовом тумане. Она не помнила, как, убедившись, что перед ней действительно ее муж, вы* шла из палаты, как добралась до комнаты дежурного. Сев за стол, она уронила на руки голову и впала в вабытье. Она слышала, как по лестнице бегали люди, хлопали дверями, разговаривали, смеялись, и ей хотелось встать и побежать туда, но по всему телу была разлита расслабляющая и приятная истома, и Вера даже не пыталась освободиться ст нее.
Она не слышала, как вошел Григорий Андреевич и положил на ее плечо широкую мягкую руку,
— Вера! Вера Георгиевна!
— Что-о? — произнесла она.
— Проснитесь.
— А я и не думаю спать, — отвечала она, не поднимая головы.
— Мне нужно с вами поговорить.
— Ну, говорите.
Она открыла глаза, посмотрела отсутствующим взглядом на Зимина.
— Вы очень устали, Вера. Ну что же делать, голубушка. Когда-нибудь отдохнем.
Вера вдруг вскочила, прижала к груди руки и, широко открыв глаза, попятилась назад.
— Он умер? — в ее дрогнувшем голосе прозвучали отчаянье и страх.
Зимину стало не по себе, и он пожалел, что потревожил ее.
— Вера, что с вами! Никто не умер. Успокойтесь.
Зимин взял ее за руки. Они мелко дрожали. Он налил ей в стакан воды и усадил на диван.
«Нервная она и очень впечатлительная, — подумал он, — да и немудрено. Последние ночи она не спала или спала урывками и, конечно, переутомилась. А тут в городе такие события. Несомненно, она знает или догадывается о раненом Быльникове, и это» видимо, ео потрясло. Как в самом деле удивительно складыва* ются судьбы людей...»
Верой, как это бывает после сильного возбуждения, овладело спокойствие и полное безразличие.
— Вот и хорошо, — сказал Григорий Андреевич, гладя ее руку. — Вам необходимо отдохнуть.
— Нет-нет, — слабо улыбнулась Вера, — я не хочу отдыхать. Это пройдет. Это... — она вздохнула и закусила губы. Она попыталась сдержать слезы, но вдруг припала к плечу Григория Андреевича и зарыдала.
— Возьмите себя в руки, Вера, нельзя же так...
— Григорий Андреевич! Дорогой мой, вам все известно, я это знаю, помогите же мне. Не посылайте меня в третью палату. Мне не надо встречаться... невозможно, нельзя.
— Почему? — с легким удивлением спросил Зимин.
— Вы знаете почему.
— А если я скажу вам, что он с казачьим отрядом прорвался через линию белых и перешел на нашу сторону?
Она недоверчиво подняла голову.
— Да-да. Я не обманываю вас, Вера. Я получил о нем самые достоверные сведения.
— Григорий Андреевич, вы уверены в этом?
— Да.
Она облегченно вздохнула всей грудью.
— Он очень тяжело ранен?
— Мы постараемся поставить его на ноги. И обязательно поставим, — уклонился он от прямого ответа. — Вы, разумеется, поможете... Нет-нет, только не сейчас. Потом.
XII
Мамонтовды отступили в западную часть города и больше активности не проявляли. По разведывательным данным, штабу укрёпрайона стало известно, что колонна генерала Постовского поспешно очищает город и движется в западном направлении, к Дону.
Отряды защитников были готовы к новым боям, если бы вдруг противник попытался вернуться обратно. Отдельные группы появлялись на флангах белоказаков, расстраивая их ряды.
В городе за эту неделю впервые было так тихо.
Задержавшийся в бронепоезде Устин Хрущев покинул его позже всех и начал искать свой отряд. К этому времени бои закончились, но воинские части продолжали занимать оборону. На окраине города Устин наткнулся на расположение роты курсантов и среди них встретил знакомого молодого стрелка. Он подошел к нему и, дружески похлопав по плечу, сказал:
