Барбара Такман - Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура
Концессии на строительство железных дорог стали излюбленным методом империалистической экспансии на новые территории. Вскоре после Берлинского конгресса Абдул-Хамид решил консолидировать свои азиатские владения, ключевым из которых считал Сирию, в ходе программы плановой модернизации страны. Он начал усиливать военные гарнизоны и сторожевые отряды, строить дороги и железнодорожные пути для перевозки армий, соединяя Сирию с Константинополем, Месопотамией и Аравией. Он модернизировал и расширил сирийские порты, замостил улицы, возвел современные здания, создал трамвайное сообщение. Все это создало кормушку для концессионеров и финансовых спекулянтов из Европы, главным образом Германии. Недавно основанный Немецкий банк Палестины стал штаб-квартирой для целой армии немецких коммивояжеров, комиссионных агентов, экспортеров и импортеров и всевозможных консульских советников. В строительстве крупных железных дорог в Сирии главную роль играли французы, но Берлин урвал себе концессию на строительство Багдадской железной дороги, обогнав Великобританию, которая до того имела опцион на развитие железнодорожного сообщения в долине Евфрата1. Слова «Берлино-Багдадская железная дорога» звучат по-восточному романтично, вызывая в памяти ассоциации с приключениями и шпионскими играми «Восточного экспресса», но Великобритании она ничего хорошего не сулила. Ее предполагаемый маршрут позволял соперничающей европейской державе захватить контроль над транспортными путями, ведущими к Персидскому заливу, который, в свою очередь, открывался в Индийский океан. Это была прямая угроза пути в Индию.
Внимание Великобритании на Ближнем Востоке в тот период было приковано к Египту. На тот момент ее продвижение к Палестину остановилось на Кипра. И вообще Палестина не играла существенной роли в ее имперской политике. На Ниле лорд Кромер, великий проконсул Нового времени, увлеченно запускал «орлиные когти» в ту область Османской империи за пределами Европы, которую легче всего было отделить. Он провел сложнейшую операцию по расширению британского плацдарма вдоль Суэцкого канала до такой степени, что стал практически правителем Египта, одновременно удерживая на его троне хедива и видимость юридического подчинения Турции. Действовать приходилось с величайшей осторожностью, чтобы не вызвать острой зависти прочих европейских держав. К тому времени, когда соперничество европейских держав полыхнуло пожаром войны в 1914 г., Великобритания со своей базы в Египте контролировала классический путь на Палестину, тот самый, по которому Моисей вышел в Страну обетованную.
Подозревать англичан в нечистой игре султан начал после Кипрской конвенции. Подыскивая себе новую «опору», Абдул-Хамид прислушался к убедительным доводам англичанина без официальных полномочий, мистера Лоренса Олифанта2, некоторое время рассматривал возможность использовать евреев. Состоявший в прошлом на дипломатической службе, Олифант был журналистом и религиозным эксцентриком. (Примечательно, скольких английских эксцентриков неудержимо влекло на Восток. Возможно, дело в том, что большинство их, как легендарный Т. Э. Лоуренс, отправлялись в личное религиозное или метафизическое паломничество и, подобно Танкреду Дизраэли, искали духовного возрождения в местах зарождения трех мировых религий.)
Религиозные эскапады Олифанта граничили с абсурдом, что, однако, не мешало ему быть опытным и талантливым дипломатом. Молодому Генри Адамсу, повстречавшему его в доме одних друзей, он показался «исключительно здравомыслящим и до странности подходящим для загородных поместий, где его обществом наслаждались все до единого мужчины и где его обожали все до единой женщины»3. Этот светский лев включился в кампанию за восстановление Израиля из тех же религиозных побуждений, что и лорд Шефтсбери, и в точности как Шефтсбери пытался замаскировать их доводами из области стратегии и политики. Воспитанный в семье ярых евангелистов, он поступил на дипломатическую службу, служил в самых разных миссиях от Канады до Японии, путешествовал по Индии, освещал Крымскую войну в качестве корреспондента «Таймс», помогал Гарибальди и Кавуру в Италии и в 1865 г. стал членом парламента. Внезапно он, однако, ушел со своего поста и исчез из виду. Лондонское общество испытало шок, когда стало известно, что этот светский лев, известный своим обаянием, флиртом и приключениями в дальних странах отправился рыть канавы в религиозной общине в Новой Англии.
На самом деле Олифант избрал извечный выход разочарованных: попытку уйти от мира и жить в простом смирении первых христиан. Такая жизнь ему не подошла, и ему позволили вернуться в мир в качестве новообращенного (причем новообращенного в иудаизм). Хотя его связи с сомнительным пророком из Броктонской колонии обернулись множеством досадных огорчений для его матери и двух жен, а также вызывали несколько судебных исков, он до конца жизни остался предан идее «регенерации человечества». Он отрицал, что его кампания за возвращение евреев в Палестину имела к этому какое-то отношение и даже то, что в основе ее Священное Писание, но вторая миссис Олифант, которую посещали видения и которая слышала голоса, была менее сдержанна. Она описала посетившее ее видение «Еврея на коне бледном»: конь, в ее объяснении, символизировал силу, а белый цвет означал праведную силу. Свое видение она интерпретировала так: Израиль, «искупленный» Христом, будет возрожден в былой мощи в Палестине и, таким образом «просветленный», станет «прекрасной иудео-христианской расой, наделенной религиозной мощью и властью, ибо никому, кроме истинных христиан, не дано править в Святой земле».
Сам Олифант приводил более приземленные доводы. Тот факт, что его кампания по своему содержанию совпадает с «излюбленной религиозной теорией, — утверждал он, — не обязательно лишает ее политической ценности». В 1879 г., в год Берлинского конгресса, он находился в Румынии, когда там имел место ряд вспышек антисемитизма. Он видел беженцев в Бродах и Лемберге и, глубоко тронутый их трагедией, отправился на конференцию Ховевей Сиона в Яссах. Зачарованный тем, как на глазах у него сбывается библейское пророчество, он тут же выехал в Константинополь, чтобы уговорить султана пожаловать евреям земли в рамках хартии о колонизации. Затем он отправился в Палестину для изучения условий на месте и в 1880 г. опубликовал книгу «Земля Гилеадская», предлагая создать в Палестине к востоку от реки Иордан еврейские поселения под властью Турции и протекторатом Великобритании.
Олифант считал, что Великобритания посредством евреев могла бы — даже должна — вдохнуть новую жизнь в азиатскую Турцию, причем так, чтобы ее можно было уберечь от посягательств остальных империалистических держав. В первую очередь он имел в виду Россию, представлявшую на тот момент основную угрозу, но его прогнозы сбылись и в отношении соперника, которого он не предвидел. «Вероятно, недалек тот день, — предостерегал он, — когда может оказаться, что наиважнейшие интересы Британской империи подвергаются опасности ввиду небрежения и нежелания подготовиться к вероятным бедам, какие могут надвинуться в ближайшем будущем».
Он признавал весома неблагоприятным, что в британских попытках укрепить азиатскую Турцию, то есть в политике Дизраэли, «Порта ошибочно усматривает желание завладеть Малой Азией». Но риск того стоит. Значимость Палестины с точки зрения стратегии и престижа самоочевидна. Эта страна — логичный отправная точка, а евреи — логичные колонисты. «Британии остается решить, возьмет ли она на себя задачу по восстановлению ее разрушенных городов и разработке ее огромных сельскохозяйственных ресурсов посредством репатриации народа, который первым овладел ею три тысячи лет назад, и заручится ли она огромным политическим преимуществом, какое воспоследует из подобной политики».
Описывая ситуацию в Палестине, какой он увидел ее в 1880 г., Олифант предлагает создать колонию на территории в полтора миллиона акров к востоку от реки Иордан, связанную железной дорогой с портом Хайфа и впоследствии прочими будущими железными дорогами с Акабой на Красном море и портами Суэцкого канала. К востоку от Иордана земли более плодородные, чем на ближнем, западном берегу, менее населенные, поэтому приобрести их будет проще. С проблемой существующего арабского населения Олифант справляется без труда: воинственных бедуинов можно прогнать, крестьян-арабов замирить и переселить в «резервации», как индейцев в Канаде. В ряде случаев местных феллахов можно использовать так, как предлагал полковник Кондер, — как рабочую силу под надзором евреев. В любом случае арабы «имеют очень мало прав на наше сочувствие, поскольку разорили страну, разрушили ее селения и грабили ее жителей, пока не низвели до нынешнего ее состояния».
