Барбара Такман - Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура
«Жажда величия Англии, — сказал после смерти Дизраэли лорд Солсбери, — была страстью его жизни»20. Как «Алрой» был его идеальным устремлением, так и Англия была его идеальным Израилем. Удивительно, но, приобретя для Англии Суэцкий канал, он подтолкнул державу-посредницу на путь, который открыл Палестину для истинного Израиля.
Ситуация сложилась внезапно. Хедива Исмаила, внука Мухаммеда Али-паши, постигло банкротство. Агенты доносили слухи, что его доля акций Суэцкого канала может быть выставлена на продажу и что французы уже ведут переговоры. Пришедшая на адрес министерства иностранных дел телеграмма подтвердила, что хедив собирается продавать акции, цена на которые была назначена в 4 миллиона фунтов. Дизраэли отобедал с Ротшильдом. Потом созвал кабинет министров. Его личный секретарь Монтегю Корри ждал под дверью условленного сигнала. Когда Дизраэли высунулся и сказал «да», Корри бегом побежал в Нью-Корт сказать Ротшильду, что премьер-министру нужно 4 миллиона фунтов — «завтра».
Согласно рассказу Корри, Ротшильд помолчал, съел виноградину и спросил:
«— Какое обеспечение?
— Британское правительство.
— Получите»21.
На следующий день у Дизраэли уже было письмо, подтверждающее заем в 1 миллион фунтов, который будет выдан 1 декабря, то есть менее чем через неделю, а остальное — на протяжении декабря и января, при этом банкир получал 2,5 процента комиссионных и пять процентов с суммы до тех пор, пока аванс не будет возвращен. Королева была в «экстазе», «Таймс» была «потрясена», страна в целом — за исключением мистера Гладстона — полна энтузиазма. «Дядюшка Леопольд», король Бельгии, поздравлял Викторию с «величайшим событием современной политики», а ее дочь, кронпринцесса Германии, написала в письме, приложенном к письму будущего кайзера Вильгельма II, тогда шестнадцати лет: «Дорогая мама, должна черкнуть тебе строчку, потому что знаю, как ты радуешься тому, что Англия купила Суэцкий канал. Какое счастье! Вилли»22.
Собрался парламент и, заслушав речь Дизраэли в защиту покупки Суэцкого канала как важнейшего звена в цепи опорных пунктов вдоль пути в Индию, единогласно проголосовал за ассигнование 4 миллионов фунтов. Отныне окрестностям Канала «от Нила до Евфрата» предстояло стать областью повышенного внимания Британии. Более чем когда-либо важно стало удерживать османские врата от любых посягательств извне, если только Англия не будет готова сама оккупировать регион от Нила до Евфрата. Последнее — в силу нежелания оскорблять Францию и ввиду интересов Франции в Сирии и Египте, а также ввиду антиимериализма либералов дома — было пока непрактично. Единственным выходом оставалось поддерживать «больного человека Европы» и не подпускать к нему Россию.
Но с севера уже громыхали громы. Болгарское восстание 1875 г. против деспотизма Турции подействовало на Россию как звон колокольчика, от которого течет слюна у собаки. Оно вновь «все воспламенило, — писал Дизраэли, — и я искренне надеюсь, что Восточный вопрос, терзавший Европу на протяжении полувека, [вновь поднял голову]… на мою долю выпадет столкнуться с ним и — рискну ли сказать? — его уладить»23. «Почетный мир», который он с такой помпой привез из Берлина, стал результатом этого «столкновения». Но «уладить» Восточный вопрос было не по силам даже Дизраэли, — похоже, не по силам кому-либо, поскольку он терзает мир и сегодня. Однако одним из результатов стало приобретение Кипра в 150 милях от побережья Палестины как уплаты за британские гарантии турецким доминионам в Азии. Русско-турецкая война 1877 г. предоставила шанс потребовать обещанное, но, исходя из полезного принципа по возможности обходить все балканские войны молчанием, давайте перейдем прямо к ее итогам. Турция была разгромлена, Россия оккупировала ее западные провинции, и европейские державы созвали конгресс, чтобы ограничить размах завоеваний России.
Почему на сей раз Британия не сражалась на стороне Турции, как это было прежде? Во-первых, она едва-едва не вступила в войну. Руссофобия достигла высшего своего пика. Королева говорила, что при мысли о том, что русские войдут в Константинополь, она «совсем больна от тревоги», и выразила «великое изумление и крайнюю досаду и опасение и должна торжественно повторить, что если мы допустим такое, Англия перестанет существовать как великая держава!»24.
Мюзик-холлы вторили ей припевом:
«Мы не хотим воевать, но,
поверь, Дизраэли, патриотизмом клянусь,
если начнем —
У нас есть корабли, у нас есть пушки,
И деньги у нас тоже есть —
России не видать Константинополя!»25.
«Ура-патриоты» Дизраэли ратовали за войну. Но мнения в кабинете министров разделились, да и в стране тоже, поскольку на сей раз бушевала и туркофобия тоже.
Зверства турок в Болгарии настолько возмутили общественное мнение, по крайней мере ту его часть, которую представляли либералы, что открыто заключить альянс с Турцией стало невозможно. Кто мог устоять перед громоподобными тирадами мистера Гладстона в самом упоенном его памфлете «О болгарских ужасах»? «Турок, — метал он громы и молнии, — величайший античеловек рода человеческого», который марает Европу своими «сатанинскими оргиями, своими звериными страстями, своим грубым и неумелым правлением». Политика правительства по сохранению турецкого владычества попросту означала «иммунитет для безграничного варварства Порты, ее неудержимой и звериной похоти», сохранение «дьявольского злоупотребления» властью, «омерзительную тиранию» людей, «закоснелых во грехе». Пусть все это уйдет в прошлое. Пусть турки уйдут из Европы со «своими бимбаши и своими избаши, своими паши и каймаками[92], — все до единого, со всем своим скарбом, пусть уйдут из провинции, которую разорили и осквернили». Не было в европейских тюрьмах уголовника или каннибала на островах южных морей, кто не вскипел бы от возмущения при перечислении турецких преступлений. Турок следует изгнать с земли, которую они оставили «залитой кровью и от крови смердящей», ибо ничто больше не снизит накала «возмущения содрогнувшегося мира».
По всей очевидности, этот злодей-турок, при мысли о котором бросало в дрожь каннибалов, был совсем не подходящим союзником. Тем не менее, когда российский флот подошел к Константинополю, Дизраэли сумел в достаточной степени преодолеть сопротивление в кабинете министров, чтобы послать в Босфор британский флот, вывести индийские подкрепления до Мальты и призвать резервистов. На одной иллюстрации в журнале «Панч» он стоит вместе с Британией на краю пропасти с ярлычком «Война» и уговаривает ее сделать «ну еще шажочек»26. Соглашаясь с «Панчем», лорд Дерби подал в отставку, позволив Дизраэли, наконец, назначить министра иностранных дел в своем духе: своего будущего преемника на посту премьер-министра, лорда Солсбери.
Именно лорд Солсбери был автором тайного договора, по условиям которого был приобретен Кипр и получили гарантии турецкие доминионы в Азии. Еще до его вступления в должность Дизраэли и Лейард, археолог и специалист по Месопотамии, а ныне посол в Константинополе, стали в частном порядке подыскивать «территориальный оплот, который стал бы проводником британских интересов» и который султан, оказавшийся в крайне затруднительной ситуации, согласился бы передать Англии. Тремя десятилетиями ранее, во времена Восточного кризиса 1840 г., газета «Таймс» публиковала письма читателей с предложениями, дескать, Британии следует аннексировать Кипр и Акру в качестве компенсации за поддержку, оказанную в то время султану в его стараниях вернуть захваченную Мухаммедом Али-пашой Сирию27. Теперь история предложила второй шанс при очень схожих обстоятельствах, а Дизраэли был не из тех, кто медлит. «Это времена решительных действий, — писал он в одном частном письме. — Мы должны контролировать и даже создавать события»28.
Кипр — небольшой остров, он так и не превратился в военною базу, как намечали Дизраэли и Солсбери. Значение его скорее в том, что он стал чреватым многими последствиями шагом Британии в сторону Палестины. Видный историк дипломатии[93] утверждает, что «разумно будет предположить, что, заручившись Кипром для Британии, Дизраэли считал, что рано или поздно этот шаг приведет Палестину и Сирию в сферу британского контроля».
Доводы в пользу этого шага со строгой четкостью изложены Солсбери.
В письме Лейарду он предостерегал, что Турция контролирует области, жизненно важные для безопасности Британии, включая окрестности Суэцкого канала, что турецкое правительство сейчас почти полностью подчинено России, что единственный шанс султана удержаться в Азии — это заручиться союзом с Англией, и что если Англия надеется не подпустить Россию к пути в Индию, она должна заключить такой союз с Турцией29.
