Юрий Эскин - День народного единства: биография праздника
165. Уваров А. С. Сборник мелких трудов. М., 1910. Т. 3. Ил. I–IX.
166. Утвержденная грамота об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова / Предисл. С. А. Белокурова. М., 1906.
167. Флоря Б. Н. Польско-литовская интервенция в России и русское общество. М., 2005.
168. Чтения Общества истории и древностей российских. 1848. № 7.
169. Эскин Ю. М. Завещание князя Дмитрия Пожарского // Отечественная история. 2000. № 1.
170. Эскин Ю. М. Печати членов Боярской думы в 1633 году // Russia Mediaevalis. M?nchen, 2003. Т. 10.
171. Юпрус Х. Здание Братства черноголовых / Пер. Н. Румянцевой. Таллинн, 1974.
172. Bohun T. Moskwa 1612. Warszawa, 2005.
173. Dembolecki W. Przewagi elearow polskich / Opr. R. Styber. Torun, 2005.
174. Grala H. Lis z jezem w herbie // Mowa Wieku. 1998. № 2.
175. GralaH. Przemerzyс Rosie sagonem // Mowa Wieku. 1998. № 5.
176. Kupisz D. Smolensk 1632–1634. Warszawa, 2001.
177. Maewski A. – L. Moskwa 1617–1618. Warszawa, 2006.
178. Polak W. O Kremli i Smolensiznie. Torun, 1995.
179. Schmucker-BreloerM. Das Hausarchiv der Fursten Pozarskij. Dokumente zur Geschichte russicher Guter 1633–1652. Bohlau Verlag. Koln-Weimar – Wien, 1996.
180. Tuszkowski K. Aleksander Lisowski i jego zagony na Moskwe // Przeglad Historno-Wojskowy. 1932. T. 5.
181. WisnerH. Lisowczycy. Warszawa, 1995.
КУЗЬМА МИНИН (В. Козляков, П. Михайлов)
Убрав патриотическую риторику, обычно заполняющую очерки о Кузьме Минине, мы увидим, что известно о нем совсем немного. Историки, конечно, старались, но они слишком поздно озаботились сбором сведений о нижегородском мужике, оказавшемся спасителем Отечества в далекую Смуту начала XVII в. Напомним, что памятник князю Дмитрию Пожарскому и «гражданину Минину» (уже концепция!) появился на Красной площади в Москве только после Отечественной войны 1812 г. Для большинства из нас стоящая фигура Кузьмы Минина на этом памятнике И. П. Мартоса и есть самый близкий образ народного героя. И никого уже не смущает, что по канонам классицизма Кузьма Минин одет в римскую тунику, а не в более подходящий ему кафтан или хотя бы кольчугу. Это исправил скульптор М. О. Микешин, поместив фигуру Кузьмы Минина в русской одежде на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде. На нем коленопреклоненный Минин отдает царскую шапку и скипетр юному царю Михаилу Романову.
Участие Кузьмы Минина в создании нижегородского ополчения в 1611–1612 гг. остается самым ярким фактом его жизни. Достаточно хорошо известен путь земского старосты под Москву, его действия под столицей, участие в делах управления во время избирательного Земского собора 1613 г. Многие помнят, что обычный мужик превратился в думного дворянина молодого царя Михаила Романова.
Однако Кузьма Минин явно потерялся среди привилегированных государевых слуг, бояр, стольников и дворян. Его скорая смерть, как говорили, совсем еще не старого человека, лишь расставила все по своим местам.
Как звали… Кузьму Минина
О происхождении и времени рождения Кузьмы Минина достоверно ничего не известно. Удивительно, но даже само имя становилось предметом научных обсуждений. Дело в том, что у посадских людей в те времена рядом с имене собственным стояло имя или прозвище их отца. Поэтому Минин – это не привычная для нас фамилия, а указание на то, что Кузьма был сыном Мины. Могут возразить: а как же быть с упоминаниями Кузьмы Захарьева Минина Сухорука, которого тоже иногда отождествляют с народным героем? Источник подобных сведений восходит к П. И. Мельникову, больше известному как писатель Андрей Печерский. Чиновник П. И. Мельников был не чужд также исторических интересов. Живя в Нижнем Новгороде, он не мог пройти мимо такой важной фигуры, как Кузьма Минин, и в 1852 г. в журнале «Москвитянин» напечатал статью «Как звали Минина. Купчая 1602 г.» [13, 33]. Там-то он и приводил сведения о единственном документе, в котором встречалось имя Кузьмы Минина. Речь шла о купчей на двор на нижегородском посаде, где «в межах» был упомянут еще и двор «Кузьмы Захарьина Минина Сухорука, а по другую сторону Почаинской враг». Отождествив этого человека с Кузьмой Мининым, П. И. Мельников, как оказалось, лишь запутал историю вопроса.
Сначала эта версия была принята, особенно в популярной исторической литературе второй половины XIX в. [16, 715–717], но скоро услышали и голос скептиков: ведь кроме упомянутого документа, Кузьму Минина с таким прозвищем называли только в «Новом летописце». Специальную статью на эту тему «Одно ли лицо Кузьма Минин и Кузьма Захарьев Минин Сухорук» опубликовал один из ведущих деятелей Нижегородской ученой архивной комиссии А. Я. Садовский, решительно высказавшись по этому поводу: «Кузьма Минин должен именоваться так, как именовался он сам, как именовали его родные и как именовали его дошедшие до нас официальные документы того времени» [31, 1-14]. Можно заметить, что такие серьезные исследователи Смуты и истории нижегородского ополчения, как С. Ф. Платонов и П. Г. Любомиров, так и поступали.
Однако красивая легенда, созданная П. И. Мельниковым, продолжала жить. Лишь совсем недавно, благодаря находке А. Ю. Хачко, разыскавшего «Книги купчих записей» нижегородского посада 1602/03 г., куда вошел и список с «купчей 1602 года», стало окончательно ясно, что П. И. Мельников ошибся, выдав желаемое за действительное [35, 7-11]. В документе речь идет о другом человеке – Кузьме Захарьеве сыне Сухоруке – и нет никакого упоминания его с отчеством Минин. Каковы были истинные мотивы этой «ошибки» П. И. Мельникова, приходится только гадать. Могло ведь сказаться и то, что летописные, а вслед за ними, вероятно, и некоторые фольклорные памятники действительно упоминали Кузьму Минина с прозвищем Сухорук. Однако более подходящим выглядит простое объяснение искания П. И. Мельниковым литературной славы.
Точно так же не выдерживают критики попытки вывести род Мининых не из Нижнего Новгорода, где его избрали земским старостой, а из Балахны. И в этом случае ссылка на существовавшие в Балахне предания увлекла историков-краеведов. С легкой руки одного из них – И. А. Кирьянова, опубликовавшего свои разыскания в «центральном» научном журнале «История СССР» в 1965 г. [14, 144146], эта версия была принята и другими исследователями. И. А. Кирьянов основывался на публикациях синодиков Нижегородского Печерского монастыря 1648 г., нижегородского Михаило-Архангельского собора конца 70– 80-х гг. XVII в. и писцовой книги Балахны 1574–1576 гг., осуществленных Нижегородской ученой архивной комиссией (правда, он не упомянул о том, что до него на возможную связь Кузьмы Минина с другим Мининым, упоминавшимся в писцовой книге Балахны, уже обращал внимание публикатор этого источника А. Я. Садовский). Сопоставив имена поминальных записей Кузьмы Минина и его сына Нефеда Минина в нижегородских синодиках с именами балахнинских Мининых из писцовых книг, И. А. Кирьянов нашел два совпадения и на этом основании высказал предположение «о тесной связи сведений о семействе балахнинских Мининых с имеющимися данными о Кузьме Минине и его роде» [14, 144]. И. А. Кирьянов установил общего предка балахнинских Мининых – Федора Минина сына Анкудинова и сделал вывод о том, что отцом Федора Минина, как и отцом Кузьмы Минина, был один и тот же человек. Историк-краевед отождествил его с неким Миней Анкудиновым, упоминавшимся в одном из источников конца XVI в.
Позднее В. А. Кучкин дополнил эти предположения сведениями других писцовых книг – города Балахны 1645/ 46 г. и Заузольской дворцовой волости 1591 г. [17, 209–211]. Ему удалось найти новые материалы о Мине Анкудинове, которого стали считать отцом Кузьмы Минина. Найдя упоминания о трех деревнях, бывших «за балахонцом за посадским человеком за Минею за Онкудиновым», В. А. Кучкин сделал справедливый вывод о зажиточности балахнинских Мининых. Однако главный вопрос о связи рода нижегородца Кузьмы Минина с Балахной так и остался открытым. Не случайно В. И. Буганов, автор биографического очерка о Кузьме Минине в журнале «Вопросы истории», сомневался в балахнинском происхождении своего героя [5, 90—102].
Новое обращение к нижегородским синодикам, проведенное Б. М. Пудаловым,[126] показало практически полную несостоятельность догадок о связи Кузьмы Минина с Балахной. Самая ранняя из известных поминальных записей Кузьмы Минина – в «кормовом» синодике Нижегородского Вознесенского Печерского монастыря, начатом еще в 1595 г. В этой записи под заголовком «Род Козмы Минича» записаны следущие поминания: «Инока Мисаила (это поминание по самому Кузьме Минину, принявшему схиму. – Авт.). Домникею. Иякова уб[иеннаго]. Козму. Сергея. Мефодия» [28, прил. 195]. Отсутствие в этой поминальной записи упоминания об Анкудине, которого исследователи посчитали дедом Кузьмы Минина, по крайней мере вызывает недоумение.
Но еще больше генеалогического материала для восстановления состава рода Мининых дает выписка из утраченного Архангельского синодика 70—80-х годов XVII в. со сведениями о поминании Нефеда Минина [28, прил. 195]. Когда-то она была сделана для А. Я. Садовского, и тот имел возможность лично удостовериться в ее аутентичности. В свою очередь автор версии о балахнинском происхождении Мининых И. А. Кирьянов пользовался уже тем, что цитировал А. Я. Садовский в статье об имени Кузьмы Минина. Обращение же к этой «выписи А. Я. Садовского» из Архангельского синодика показывает, что из двадцати одного имени в роду Кузьмы и Нефеда Мининых, с именами балахнинских Мининых совпадают всего лишь три – Григорий, Михаил и Иван. Но они, как известно, очень распространены в историческом ономастиконе, а редкого имени Анкудин нет и в поминальной записи Нефеда Минина!
