Михаил Постников - Критическое исследование хронологии древнего мира. Библия. Том 2
Первый город Святого Примирения
Разрушение «дщери Сиона» имело и другие, так сказать, «географические» последствия. Хотя этот город и был восстановлен (о «дщери Сиона» говорят пророки и через сто лет), но прежний авторитет он уже потерял и претендовать на звание «города Святого Примирения», по–видимому, уже не мог.
В 330 г. центр политической и религиозной (в той мере, в которой она воплощалось в образе императора) жизни переходит в новозаложенный Константинополь, который и приобретает со временем звание города Святого Примирения (во всяком случае, как мы знаем. Книга Царей его уже иначе не называет).
Где же находился первый город Святого Примирения, «дщерь Сиона», и что с ним стало?
Место мы знаем: около подошвы Везувия. Поэтому мы можем догадаться и о его судьбе, знаменующей окончательную гибель ааронства: он был засыпан извержением, которое должно было произойти не ранее V века н.э. после ряда менее катастрофических извержений, описанных пророками.
Локализация Иерусалима в вулканической местности делает, кстати сказать, понятными и некоторые странные бытовые черты его обитателей. Например, почему жители Иерусалима избивали камнями преступников? Советуем читателю задаться вопросом: откуда взять количество камней необходимое для реального осуществления казни? Даже в каменистых окрестностях Мертвого моря такая процедура невыполнима. Да и вообще, откуда мог взяться такой, по меньшей мере странный способ казни?
Но если мы вспомним, что все окрестности Везувия буквально засыпаны мелкими и крупными камнями, которые во время извержений каменным градом обрушивались и на правых и на виноватых, то все становится ясным: религиозные массы, стремясь подражать Громовержцу, восприняли это явление как прямое указание на способ казни и применяли его в соответствии с этим авторитетом.
Откуда, далее, взялся странный обычай посыпать свои головы пеплом в знак печали? Тоже ясно — это воспоминание о том, как сам Бог Громовержец посыпал пеплом головы всех спасшихся от гибели при разрушении. Опять–таки в Малой Азии и Сирии этот обычай был бы совершенно непонятен.
Понятно также установление закона приношения животных в жертву всесожжения, что, кстати, было невыгодно для священников, терявших натуральный продукт. Скорее всего, первоначальное установление этого обычая было связано с гибелью при извержении массы скота, что и было расценено, как указание на волю Бога сжигать приносимые ему жертвы. Сначала приносили в жертву весь скот, потом первенцев от него, потом только куски жира, потом стали делать сальные свечи, превратившиеся с течением времени в восковые.
Легенды о принесении людей в жертву огненному богу Молоху (имя которого, кстати сказать, по–еврейски значит просто «царь»; см.[2], стр. 153), и сжигание еретиков на кострах в средневековой Европе идут от одного и того же первоисточника: предумышленного бросания людей в жерло начинавшего клокотать и дымиться вулкана как средства его успокоения.
Из трех известных нам погребенных городов Помпеи, Геркуланума, Стабии на роль города Святого Примирения, по–видимому, больше всего годится Помпея, хотя бы потому, что ее торжественное имя (означающее по–латински «трубная», а по–гречески «процессионная») вполне подходят для столицы культа. Тогда Стабия и Геркуланум оказываются библейскими Содомом и Гоморрой, также явно уничтоженными вулканическим извержением (по всем данным, другим; см. ниже). Вулканический характер содомской катастрофы объясняет, в частности, происхождение известной легенды об обращении жены Лота в соляной столб при их бегстве из Содома: достаточно вспомнить про соляные столбы, возникающие из фумарол.
Но Помпея раскапывается уже больше двухсот лет, и поэтому мы можем сравнить результаты этих раскопок с нашими теоретическими выводами.
Раскопки Помпеи
Описывая эти раскопки, мы буден пользоваться книгой [80], поскольку более позднего столь же подробного и добросовестного отчета о раскопках Помпеи на русском языке, по–видимому, не существует, а книга [80] относится ко времени, когда было раскопано около четверти города, что уже дает возможность делать определенные выводы (кстати сказать, сейчас уже раскопано в три раза больше).
Для археологической науки впервые был открыт Геркуланум и притом чисто случайно: некий маркиз д'Ельбеф «купил в 1711 году несколько превосходных мраморов у крестьянина, который, копая колодезь, вырыл их из земли. Это приобретение побудило маркиза к покупке поля, где водились подобные вещи, и при первом взрытии труды в ожидании его не только не вознаградились замечательными находками, но, что гораздо важнее, открытием, что купленная им недавно сокровищница есть древний Геркуланум… но поблизости от Геркуланума должна была находиться Помпея; в этом уже не оставалось сомнения, в действительно, ее скоро открыли… В 1748 году крестьяне… наткнулись на обломки статуи… Немедленно присланы были из Неаполя сведущие люди… Они без труда удостоверились, что виноградники… разведены над древнею Помпеею» ([80], стр. 38—39).
Эта миленькая история вызывает у самого автора удивление, поскольку «место древней Помпеи и Геркуланума оставалось тайной только для одних ученых; недогадливость их тем более непонятна, что в XV веке некоторые из зданий Помпеи выступали уже свыше наносов, чему доказательством служат следующие слова Джакоба Саннацара: «мы подходили к городу (Помпее), и уже виднелись его башни (! —Авт.), дома, театры и храмы, не тронутые веками». Потом в 1592 году архитектор фонтана… должен был вести тракты на всем протяжении древнего города…. Прошло еще столетие, и Макрини провозгласил печатно, что урочище, называемое в народе Чивитта (древний город), стоит на древней Помпее… но ученые–антикварии, всегда упрямые предвзятой недоверчивостью к чужим открытиям, и на этот раз сочли их бреднями и пустыми догадками» ([80], стр. 38).
Добавим к этому, что и до сих пор раздаются голоса, отрицающие за раскопками Помпеи и, особенно, Геркуланума право считаться раскопками именно этих городов, а, скажем, не наоборот. Мы к этому еще вернемся, а пока лишь заметим, что по сообщению «античных» авторов Помпея была гаванью, а ее раскопки находятся почти в двух километрах от моря. Невольно вспоминается старинный анекдот о пьяном, потерявшем на темной улице часы, но искавшем их в другом, освещенном месте.
Планомерные раскопки Помпеи создали, кстати сказать, новый промысел: «В Неаполе существуют домашние фабрики, где производятся с необыкновенным искусством разного рода древности, носящие на себе все признаки долговременного пребывания в земле» ([80], стр. 51).
Наиболее поражающая Классовского особенность Помпеи состоит в том, что, несмотря на признанное третьестепенное ее положение в иерархии римских городов, материальные условия жизни в ней были великолепны. «За доказательствами дело не станет, но здесь достаточно привести, что в Помпее, третьестепенном городке, попадаются фонтаны (добавим, великолепной работы. — Авт.) почти на каждом перекрестке» ([80], стр. 61).
Удивляет также очень высокий уровень изобразительного искусства (фрески, мозаики), сочетающиеся и с высоким уровнем науки (найдены солнечные часы, разделенные на равномерные часы, что было трудной задачей и в позднее средневековье) и медицины (найдены исключительного качества хирургические инструменты, зонды для исследования матки, мочевого пузыря и т.п.).
Помпея имела также удивительно много торговых заведений, бань и особенно публичных домов.
Среди граффити (выцарапанных рисунков на стенах) попадаются уже вовсе необъяснимые, чисто средневековые и никак не римские: палач в капюшоне и воин в шлеме с забралом (см.[80], рис. между стр. 210 и 211).
Датировка извержения, погубившего Помпею, 79 г. н.э. основывается на апокрифическом «письме» Плиния, литературную деятельность которого мы уже обсуждали в гл. 1. Считается, что эта дата подтверждена археологически, поскольку при раскопках не найдены монеты, выпущенные после Веспасиана. Надписи, в большом числе обнаруженные на стенах Помпеи, для целей датировки, ввиду их весьма специфического характера, как правило, служить не могут. Впрочем, имеется одна надпись
VALENTIS. FLAMINIL. NERONIS. AVG
F.PERPETI.
D.LVCRETI. VALENTIS FILI
V. К. APRIL. VENATIO. ЕТ. VFLA. ERVNT,
перевод которой
ВАЛЕНТА ПЕРВОСВЯЩЕННОГО НЕРОНА АВГУСТА
ПЕРВОСВЯЩЕННОГО) ВЕЧНОГО
Д. ЛУКРЕЦИЯ ВАЛЕНТА СЫНА
28 МАРТА ОХОТА И ДЕКОРАЦИИ БУДУТ
очень трудно сочетать с традиционной датировкой. Здесь явно Нерон назван также Валентом, что полностью согласуется с выводами гл. 6.
Более полный вариант этого объявления (относящийся к представлениям 8—12 апреля) приведен в современном сборнике латинских надписей [112] под № 73. Предлагаемый в этом сборнике перевод отрывает, как и следует ожидать, Валента от Нерона. Авторитетность этого перевода мы проверить не имели возможности.
