Валерий Черепица - История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография
Прибыв в Лодзь, доверенный госполиции сразу же встретился с Михаилом Козакевичем и задал ему главный вопрос: «Как попали в список подозрительных лиц господа Гонсиоровский и Окулич?». На что Казакевич ответил: «Все обстояло очень просто! Будучи в баре «Автомат», я без всякого специального намерения, а совершенно случайно у стойки, где выпивали и закусывали эти господа, услышал, как Гонсиоровский сказал, обращаясь к Оку-личу, что до него дошли слухи о массовых арестах в Познани и что, к сожалению, среди арестованных оказались Либих и Мух-линский («хорошие ребята, помню их еще со школьной скамьи, когда, до поступления в гимназию, я учился вместе с ними во 2-й семиклассной народной школе в Лодзи»). Больше всего меня поразило то, что они говорили о государственных преступниках и жалели их вслух, нисколько не думая о том, что эти слова все окружающие их люди довольно хорошо слышали. Медзинский не участвовал в этом разговоре, а лишь поддакивал двум собеседникам. Замечу, что все они государственные чиновники, и их прекрасно знают в городе».
Визит к генералу Поплавскому позволил советнику госполиции узнать некоторые сведения, касающиеся подозреваемых чиновников. А именно то, что Мечислав Медзинский — дворянин, сын помещика из-под Пнева, что рядом с Лодзью, человек со средствами; Ольгерд Окулич — из семьи чиновника министерства путей сообщения, подпоручик в отставке, во время похода 1920 года воевал в легионах Пилсудского, был тяжело ранен в живот. Что касается Станислава Гонсиоровского, то он оказался сыном вагоновожатого городского трамвая. Рабочее происхождение последнего сразу настроило и генерала, и советника госполиции на то, что от Гонсиоровского вполне можно было ожидать сочувствия и помощи революционному движению пролетариата.
В поисках более близких контактов с упомянутыми чиновниками Розенбаум обратился к генералу Поплавскому с просьбой как-то познакомить его хотя бы с одним из них, но так, чтобы последний не мог догадаться, что объединяет Розенбаума и Поплавс-кого. Генерал призадумался, а потом сказал, что видит только одну возможность к удовлетворению этой просьбы — это то, что если господин советник играет в бридж или винт, особенно в винт. «В таком случае, — пояснил он, — я вас познакомлю с адвокатом Бок-шицким — большим любителем винта, членом местного клуба землевладельцев, в котором бывает и Медзинский, также увлекающийся игрой; оба постоянно ищут себе партнеров в этом. Я переговорю со своей женой, она подруга адвокатской жены, с тем, чтобы через день-два пригласить эту чету к нам на обед, где я вас представлю как старого знакомого еще по Петербургу. А сегодня приглашаю вас к себе на рюмку водки. Думаю, что с помощью жены мы быстрее всего встретимся с Бокшицкими». Так оно и получилось. Генеральша уже в конце обеда сообщила, что она переговорила по телефону с пани Бокшицкой, и та пообещала быть у них в гостях уже завтра. Посидев еще немного у генерала, Розенбаум пошел к себе в гостиницу. К вечеру ему стало скучно, и он решил прогуляться по городу, да и заглянуть в бар «Автомат», в котором раньше никогда не был, так как «вообще испытывал антипатию ко всяким автоматам». Там он пробыл около получаса, но в полной мере убедился, что в этом заведении возможно подслушать любой разговор, даже не напрягая слух. Вся публика «Автомата» состояла из внушительного вида мужчин и женщин легких нравов, и все они почему-то не могли разговаривать тихо.
Дождавшись назначенного для званого обеда дня и часа, Розенбаум пошел к Поплавским. Генерал представил его чете Бокшицких как Ружицкого, т. е. под театральным псевдонимом, под этой фамилией он проживал и в гостинице. Адвокат, узнав, что «господин Ружицкий — большой поклонник винта, бриджа и покера», сразу же пригласил его в клуб на вечернюю партию винта. Адвокат предложил будущему партнеру заехать за ним в гостиницу, чтобы потом было удобнее ввести его в клуб землевладельцев.
Оба приехали в клуб, когда было уже достаточно поздно, но партия винта в обществе Бокшицкого и Медзинского состоялась. Свою первую игру они закончили уже под утро, условившись о новой встрече на «зеленом поле», т. е. за карточным столом, через день. Таких встреч было несколько, и когда карты всех троих достаточно сблизили, адвокат предложил всем поужинать тут же, в клубе. Партнеры с этим согласились, и здесь, совсем непроизвольно (в связи с проблемами своей адвокатской практики), Бокшицкий коснулся интересующей Розенбаума темы. Он, в частности, заметил: «В связи с процессами над рабочими в Познани и Лодзи для некоторых недобросовестных адвокатов, особенно из числа евреев, начинается пора обильной «жатвы». Люди, заинтересованные в оправдании своих близких, обвиняемых в принадлежности к революционному движению, готовы платить адвокатам бешеные деньги, а последние этим пользуются, стремясь содрать с них последнюю шкуру, зная наперед, что дела не выиграют. Адвокат Беренштам для ведения такого рода дел установил просто фантастическую таксу, и тем не менее находятся глупцы, набивающие крепко его карманы. Я недавно также взялся за одно из таких дел, когда объявил клиенту о сумме своего гонорара, последний заявил мне, что я, видно, не хочу вести его дела, так как за такое небольшое вознаграждение защита давно уже не делается. В доказательство серьезного своего отношения к этому делу, как и к другим своим процессам, я попросил клиента не давать мне авансом вознаграждения, а только после его завершения».
Медзинский, не став вдаваться в размеры адвокатских гонораров, включился в начавшийся разговор, выразив недоумение по поводу того, «как вообще можно защищать убийцу и других явных преступников против государства». После чего выразил сожаление, что «революционная зараза проникает не только в рабочую массу, но и в нашу чиновничью среду». Восприняв это замечание как намек на кого-то из конкретных чиновников, Бокшицкий сразу же ему сказал: «Если вы думаете о господине Г. (в Польше в то время было широко принято в разговорах между собой в общественных местах о каком-либо известном им человеке называть последнего одной заглавной буквой имени или фамилии — В.Ч.), то вы глубоко ошибаетесь: он просто глубоко экзальтированный человек, но духом революции он совершенно не заражен». Между тем эту спонтанную догадку Медзинский отвел очень мягко и дипломатично, сказав, что он не имел в виду ни Зет и Жет, а просто сказал то, что сказал, — «революционная зараза проникает, к сожалению, в среду чиновничества».
В этом месте Ружицкий счел нужным перевести начатый разговор на другую тему, дабы лишний раз показать, что сказанное его мало интересует, а потому он предложил собеседникам выпить за спокойное будущее всех присутствующих. Предложение сразу же было принято, и в дальнейшем ужин проходил в спокойной обстановке. В ходе его из соседней комнаты к буфетной стойке подошел молодой элегантный человек и, выпив рюмку водки, обернулся. Узнав его, адвокат пригласил его к столу. Тот подошел и, поздоровавшись с Медзинским и Бокшицким, коротко представился Розенбауму: «Гонсиоровский», а тот отчетливо ответил: «Ружицкий». Присев, молодой человек, обращаясь к адвокату в шутливой форме, сказал: «Вот пытался выиграть для вас деньги, но, к сожалению, последние проиграл». «Как это для меня?» — недоуменно спросил Бокшицкий. А Гонсиоровский ему в ответ, все также шутливо: «Собираюсь судиться, вот и хочу выиграть деньги на гонорар для вас…».
После этого молодой чиновник как-то засуетился и хотел было уже откланяться, но, по настоянию Бокшицкого, остался в компании со всеми. Ужин в клубе закончился только к рассвету. Уже расходясь, Медзинский предложил Розенбауму разделить с ними сегодня вечер после службы в баре «Автомат», «так как по четвергам там подают прекрасные фляки». Последний охотно откликнулся на это предложение, но, прикинувшись наивным, сказал, что не знает, где этот автомат искать. Гонсиоровский тут же назвал адрес «Автомата» и добавил, что «это заведение — гордость Лодзи»…
Придя в гостиницу и немного отдохнув, Розенбаум решил пойти к генералу Поплавскому, чтобы от него по телефону поговорить с Корвин-Пиотровским, ибо установленный для задания срок уже истек. На вопрос генерала, что нового в их деле, Розенбаум ответил, что надеется в ближайшие дни поставить на нем точку и попросил разрешения из его кабинета связаться с Варшавой. Генерал охотно это позволил. В разговоре с полковником советник полиции доложил о том, как расследуется дело с лодзинскими чиновниками, подчеркнув при этом, что пока подозрение падает только на одного Гонсиоровского. Медзинский — вне подозрений, а с Окуличем в течение пары дней еще необходимо поработать. Корвин-Пиотровский в свою очередь попросил не затягивать с выполнением задания, так как генерал Розвадовский очень заинтересован, чтобы это дело было разрешено до его перехода на другой пост. В конце разговора он с неожиданным раздражением сообщил, что «кругом все уже открыто называют имя преемника Розвадовского на посту шефа госполиции — молодого и удачливого генерала Корциан-Заморского».
