Юлиан Семенов - Межконтинентальный узел
Он машинально начал листать страницы записной книжки. "Что ты ищешь? спросил он себя. - Телефон доктора, который наблюдал Элеонору во время беременности", - ответил он себе и вдруг ощутил, что кто-то снял чугунные плиты с плеч и головы, стало легко. Он позвонил в справочный сервис Голливуда, запросил телефоны клиники доктора Самуэля Баренбойма; в приемном покое ответили, что доктор Самуэль Баренбойм умер семь лет назад; у него были пергаментные руки, вспомнил Кузанни, совершенный пергамент, только не желтоватый, а прозрачный, с ощущением легкой голубизны, наверное, сосуды очень близки к коже.
- Мне надо поднять историю болезни Элеоноры Кузанни, - сказал он, - это моя жена, она родила в вашей клинике моего сына первого октября шестьдесят второго года... Все время беременности ее наблюдал доктор Баренбойм.
- Мы подготовим выписку, мистер Кузанни. Я передам вашу просьбу в информационный центр. Куда вам позвонить? И пожалуйста, продиктуйте номер вашего банковского счета, мы пришлем документы к оплате за сервис непосредственно в ваш банк...
- Я звоню из Европы, - ответил Кузанни, продиктовав свой телефон в Голливуде с автоматическим ответчиком и здешний, в Женеве. - Я бы просил вас связаться с моим адвокатом: Эрвин Эбель, запишите, пожалуйста, его телефон; он подтвердит мою просьбу и договорится с вами об оплате по любому тарифу за экстренность справки. Я должен получить ее через час.
Из Голливуда позвонили ровно через час:
- Мистер Кузанни, это Лайза Эдмунде, информационный центр клиники профессора Джозефа Баренбойма-младшего... Диктую выписку из истории болезни... Вы готовы? Копия уже отправлена вашему адвокату... Итак, Элеонора Кузанни-Уолкер, 1938 года рождения, страдала язвенной болезнью и начальной формой диабета; в результате кардиологического исследования было установлено, что пациентка...
- Погодите, - Кузанни нетерпеливо перебил неизвестную ему Лайзу Эдмунде, проклиная себя за несдержанность, - там сказано, что ей было запрещено рожать, что роды могли стоить ей жизни?
- Любые роды могут стоить жизни, - мягко ответила женщина. - Любые, мистер Кузанни. Однако такого рода заключения в истории болезни миссис Кузанни-Уолкер нет... Содержалась рекомендация доктора Баренбойма отправить ее на кардиологический курорт для укрепления сердца...
- Так я же возил ее туда!
- Простите, - женщина из клиники не поняла его, - что вы сказали?
- Я вот что скажу. - Кузанни снова почувствовал на плечах чугунную тяжесть. - Я скажу вот что... Пожалуйста, сделайте еще одну ксерокопию этого заключения... Нет, сделайте ксерокопию всей истории болезни и срочно отправьте экспресс-бандеролью в Лос-Анджелес... Записывайте адрес, пожалуйста... Там очень сложный индекс, дом на берегу океана, вдали от поселка...
...Кузанни позвонил Степанову; долго слушал гудки, только потом понял, что его нет, уехал. "Ты же сам отдал ему машину; голова совершенно не варит, вот что значит шок, а?!"
Он дал отбой; посидел в задумчивости с трубкой в чугунной руке. "Если я обречен на то, чтобы быть сегодня одному, напьюсь, а мое лекарство от сердечных перебоев кончилось, сердце порвется, обидно; жаль Стива, пыжится, а ведь еще маленький, я ему еще года три нужен, пока защитит докторскую и получит место в хорошем институте... Увы, без галантерейщика из мафии Равиньоли, "почетного консула" Италии в Лос-Анджелесе, ни черта не получится... Нет, отчего же, - возразил он себе, - рано или поздно получится, Стив очень талантливый математик... Только жаль времени... На то, чтобы занять плацдарм, у него без моей помощи уйдет лишних пять или шесть лет, а они необратимы... В его годы не думают о том, как невосполнимо время, это только в моем возрасте близко видишь безглазый ужас этой невосполнимости, особенно если наблюдал раскопки, когда ученые измеряют черепа..."
Кузанни набрал номер рецепции; ответила девушка.
- Добрый вечер, - сказал он, - где ваш коллега?
- О, месье, у меня трое коллег! Которым вы интересуетесь?
- Тем, который учился в Штатах.
- Это Жюль! Минуту, я позову его! Он пьет кофе в баре...
Жюль взял трубку через несколько секунд. "Бежал, что ли, - подумал Кузанни, потом понял: - Девица переключила телефон на бар, они теперь, как и мы, сплошь телефонизировались, даже в туалетах поставили аппараты".
- Послушайте, - сказал Кузанни, - тут у вас в городе есть колл-герлс [девушки, вызываемые по телефону в номер отеля (англ.)]?
- Я должен посмотреть вечернюю газету, сэр, - ответил Жюль. - Там должны быть номера телефонов... Какой тип вы предпочитаете?
- Вы бы при вашей коллеге не говорили, - заметил Кузанни, - она, наверное, совсем молоденькая...
- У нее двое детей, - рассмеялся Жюль. - И потом все в порядке вещей: мужчина, оторванный от домашнего очага, вправе найти успокоение...
...Пришла высокая красивая женщина лет двадцати шести, одетая с вызывающей роскошью; по-английски ни слова.
- А как у вас с итальянским? - Кузанни заставил себя улыбнуться. Понимаете?
- О, совсем немного! Но ведь вы пригласили меня не для того, чтобы произносить передо мной речи. - Женщина рассмеялась. - Меня зовут Ани, добрый вечер...
- Я хочу пригласить вас на ужин, - сказал Кузанни. - В самый хороший ресторан.
- Что?! - Лицо женщины дрогнуло; под слоем грима Кузанни увидел растерянность; глаза у нее хорошие, только зачем наляпала на лоб и щеки золотых мушек? Это же вульгарно. Хотя некоторые считают, что именно вульгарность иногда привлекает мужчин, они не чувствуют скованности...
"Ты хотел, чтобы на телефонный вызов откликнулась магистр философии? спросил он себя. - Попроси ее снять этот ужасный грим, у нее хорошие, ясные глаза и прекрасный овал лица... А потом спустись вниз, вызови такси и поезжай в город, туда, где музыка и очень много народа; если ты не один, тогда не так страшно, нет давящего ощущения обреченности; эта Ани несчастная, порочная женщина, но и в ней живет ее изначалие - нежность... Вот ты и прикоснись к ней... Тебе сейчас нужна доверчивая нежность женщины, только это, и ничего больше.
Завтра утром начнется работа, вернется Степанов, только бы сегодня не быть одному; как это Дим читал стихи русского поэта: "Те, кто болели, знают тяжесть ночных минут, утром не умирают, утром опять живут". Прекрасные строки... Мы порой еще плохо знаем русскую поэзию, цивилизованные дикари..."
- Я хочу пригласить вас на ужин, - повторил Кузанни, - в самый хороший ресторан...
- О, как это мило! - Ани улыбнулась. - До которого часа я вам нужна в ресторане?
- А черт его знает! Пока не прогонят. Уйдем самыми последними.
- В час ночи я должна уехать...
- Почему? Впрочем, простите мой вопрос, он бестактен... Наверное, что-то связанное с семьей? Ребенок?
Ани покачала головой, рассматривая Кузанни своими круглыми черными глазами:
- Нет, не ребенок... В общем-то, я могу и задержаться, но вам придется оплатить неустойку... В час ночи я обязана быть по другому адресу...
- Фу ты! - Кузанни почувствовал, что и веки у него стали чугунными. Сколько я вам должен за вызов? Я оплачу все, как полагается, и, пожалуйста, уезжайте...
В лице женщины снова что-то дрогнуло, Кузанни даже показалось, что она побледнела; он сунул ей деньги в широкий карман юбки, распахнул дверь, пробормотав:
- Не сердитесь, спокойной ночи...
Ночь он провел на вокзале; там было не очень многолюдно, но ресторанчики и кафе работали; группа молодых ребят шумно что-то обсуждала на странном немецком; ни слова не понятно; ну да, это же здешний немецкий, швицы говорят по-своему; швицов было на вокзале немного, а те, кто говорил по-французски, таких в Женеве большинство, посматривали на них с плохо скрытым недоброжелательством; как же традиционна неприязнь французов к тем, кто говорит по-немецки...
Возле окна притулился пожилой мужчина с копной седых волос, смолил одну сигарету за другой. "Мой брат по беде, - подумал Кузанни, - только у него нет денег, чтобы выпить, поэтому он и сосет кофейную жижу, оставшуюся на донышке чашки; старуха в углу, со старым, порванным чемоданом, тоже моя подруга по горю, наверняка совсем одинока, ботиночки стоптаны, как это жалко и трогательно - стоптанные ботиночки седых старушек с натруженными пальцами, искривленными подагрой. Интересно, что у нее в чемодане? - подумал он. Игрушки, которые она везет внукам, сэкономив гроши из пенсии? Весь ее убогий скарб, наверное, в этом чемоданчике. Может быть, злая и неблагодарная дочь выгнала несчастную - старики раздражают детей... Надо бы перечитать "Короля Лира"... Человек сиротеет, когда умирает отец или мать, даже если ему самому за пятьдесят. Стив наполовину сирота с трех лет, всегда помни об этом, сказал себе Кузанни, - а ты стал это забывать, вдолбил себе в голову, что рядом с тобою растет друг, а не ребенок, у которого не было мамы... Сиротка... Но я же был ему всем! Нет, - ответил он себе. - Все можно заменить, только маму нельзя..."
Старушка медленно встала, тяжело подняла чемодан.
