Эдвард Гиббон - Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант)
I. Общность имущества, которая была такой приятной забавой для фантазии Платона и отчасти существовала в суровой секте ессеев, какое-то короткое время была принята и в ранней христианской церкви. Религиозный пыл первых приверженцев христианства побуждал их продать ту земную собственность, которую они презирали, сложить вырученные за нее деньги к ногам апостолов и довольствоваться равной с остальными долей того, что раздавали всем в общине. Развитие христианской религии привело сначала к смягчению, а потом к постепенной отмене этого великодушного установления, которое в руках менее чистых, чем руки апостолов, очень скоро было бы извращено и употреблено во зло при возврате человеческой натуры к свойственному ей эгоизму. Тем, кто переходил в новую веру, теперь было разрешено продолжать владеть полученным ранее по наследству имуществом, получать наследства как по завещанию, так и по закону и умножать свою собственность всеми законными способами, существующими в торговле и ремесле. Проповедники Евангелия стали допускать, чтобы христиане жертвовали церкви не все, что имеют, а лишь небольшую часть имущества, и на еженедельных или ежемесячных собраниях общины каждый верующий вносил в общий фонд добровольное пожертвование, размер которого зависел от требований случая и от богатства и благочестия жертвователя. Ни один дар, как бы он ни был мал, не отвергался, но верующим усердно внушали, что то положение закона Моисея, где говорится о десятине, по-прежнему остается данной Богом обязанностью и что раз евреям, жившим по менее совершенному учению, было велено отдавать десятую часть всего, чем они владеют, то ученикам Христа пристало возвысить себя над ними большей щедростью и приобретать заслуги ценой отказа от лишних сокровищ, которые очень скоро погибнут вместе с самим миром[41].
Почти нет необходимости упоминать, что доходы церквей, имея такие ненадежные и переменные по величине источники, были разными, в зависимости от богатства или бедности верующих, которые в одних случаях были рассеяны по безвестным деревням, а в других – собраны в великих городах империи. Во времена императора Деция должностные лица считали, что римские христиане обладали очень большим богатством, что сосуды, которыми они пользовались во время богослужений, были серебряными и золотыми и что многие приверженцы христианства продали свои земли и дома, чтобы увеличить общее богатство своей секты за счет своих несчастных детей, которые оказались нищими оттого, что их родители были святыми. Слушая это, мы не должны слишком верить предположениям подозревающих зло посторонних людей, к тому же врагов, однако в этом случае их сведения подтверждаются, но в очень благовидном и правдоподобном виде, двумя примерами – единственными, когда до нас дошли точные суммы пожертвований и точно известны их обстоятельства. Примерно в те же годы епископ Карфагена смог в своем городе, менее богатом, чем Рим, собрать сто тысяч сестерциев (приблизительно восемьсот пятьдесят фунтов стерлингов) в ответ на внезапный призыв к благотворительному сбору денег для выкупа братьев по вере из Нумидии, уведенных в плен варварами, жителями пустыни. Эти дары делались по большей части в денежной форме; к тому же христианское сообщество не имело ни желания, ни возможности приобретать в сколько-нибудь значительном размере такую обременительную собственность, как земля. Согласно нескольким законам, которые были приняты с той же целью, что наши акты о владении недвижимостью без права передачи, никакая недвижимость не могла быть подарена или завещана ни одной корпоративной организации, если у той не было особой привилегии или отдельного разрешения на эту сделку от императора или сената; а император и сенат редко были настроены на то, чтобы предоставить эти права секте, которая вызывала у них сначала презрение, а под конец – страх и зависть. Однако упоминается одна такая сделка, заключенная при правлении Александра Севера, и это показывает, что иногда ограничение могли обойти, либо его действие временно приостанавливалось, и что христианам было разрешено требовать себе по праву и иметь в своем владении землю внутри границ самого Рима. Развитие христианства и гражданские неурядицы в империи внесли свой вклад в смягчение суровых законов, и еще до конца III века многие большие поместья были завещаны богатым церквам Рима, Милана, Карфагена, Антиохии, Александрии и других крупных итальянских и провинциальных городов.
Естественно, управляющим церковным имуществом был епископ; он, не давая никому отчета, бесконтрольно распоряжался общественными запасами. За пресвитерами были оставлены лишь их духовные функции, а те, кто занимал еще более низкую должность дьякона, в качестве служащих управляли доходами церкви и распределяли эти доходы. Если мы можем доверять пылким речам Киприана, то среди его африканских братьев по вере было очень много тех, кто, выполняя свои обязанности, нарушал не только все евангельские предписания о том, как достичь совершенства, но даже все моральные правила добродетели. Некоторые из этих вероломных управляющих тратили богатства церкви на чувственные удовольствия, другие направили эти богатства по недостойным путям, использовав их для своей личной выгоды, для мошеннически совершенных покупок и для алчного ростовщичества. Но пока христиане делали свои вклады свободно и без принуждения, их доверием не могли злоупотреблять очень часто, и, как правило, их щедрость служила таким целям, которые делали честь их религиозному братству. Достойная часть пожертвований шла на содержание епископа и его духовенства, достаточно большая сумма выделялась на затраты, необходимые для богослужений, очень приятной частью которых были пиршества любви, называвшиеся агапы. Все остальное было священной собственностью бедняков[42].
Эти деньги по усмотрению епископа расходовались на помощь вдовам, сиротам, увечным, больным и старым членам общины, для предоставления удобств иноземцам и паломникам и для облегчения несчастий заключенным и пленникам, особенно если причиной их страданий была твердость в христианской вере. Даже самые далекие одна от другой провинции великодушно обменивались друг с другом благотворительной помощью, и менее крупные христианские общины радостно получали помощь в виде милостыни от более состоятельных братьев по вере. Это правило, согласно которому на несчастье пострадавшего обращали больше внимания, чем на величину его заслуг, весьма материально способствовало развитию христианства. Те язычники, которые были человеколюбивы, смеясь над догмами учения новой секты, все же признавали, что она добра к людям. Надежда на немедленное облегчение и на защиту в будущем привлекала в эти гостеприимные ряды многих из тех несчастных людей, которых пренебрегавший ими мир оставил бы страдать от нужды, болезни или старости. Есть также некоторые основания верить, что множество младенцев, которых родители по тогдашнему бесчеловечному обыкновению подкидывали куда-либо и бросали погибать, часто оказывались спасены от смерти благочестивыми христианами, которые крестили их, учили и растили за счет своей общины[43].
II. Нет сомнения, что каждое общество имеет право исключать из своих рядов и лишать преимуществ, которые дает принадлежность к нему, тех своих членов, кто отвергает или нарушает правила, принятые в этом обществе с общего согласия. При осуществлении этого права христианская церковь применяла свою власть в основном против опозоривших себя грешников, прежде всего против тех, кто был виновен в убийстве, мошенничестве или любовных грехах, а также против авторов и сторонников любой точки зрения, осужденной епископами как еретическая, и против тех несчастных, кто либо по своему выбору, либо по принуждению, уже будучи крещен, осквернил себя любым действием, которое рассматривалось как поклонение идолам. Отлучение от церкви имело и духовные, и земные последствия. Христианин, подвергнутый этой каре, лишался доли в пожертвованиях верующих. Узы и религиозной, и личной дружбы оказывались разорваны: он обнаруживал, что стал отвратительным и ненавистным богохульником-иноверцем для тех, кого больше всего уважал или кем был всего нежнее любим; а поскольку изгнание из почтенного общества могло заклеймить его позором, большинство людей начинали избегать отлученного или относиться к нему с недоверием. Положение этих несчастных изгнанников само по себе уже было очень мучительным и печальным, но, как обычно происходит, их тревоги за будущее были гораздо сильнее их страданий. Принадлежность к сообществу христиан была полезна тем, что давала вечную жизнь, к тому же отлученные не могли изгладить из своего ума ужасную мысль, что тем начальникам церкви, которые их осудили, Бог вручил ключи от ада и рая. Правда, еретики, которые могли черпать силу в том, что действовали осознанно, и в лестной надежде на то, что они одни нашли истинный путь к спасению души, пытались заново найти в своих отдельных сообществах те земные и духовные удобства, которых больше не получали от большого общества христиан. Но почти все те, кто неохотно, но уступил силе порока или идолопоклонства, чувствовали себя падшими и очень сильно желали, чтобы им вернули выгоды принадлежности к христианам.
