Юрий Малинин - Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия
Характерно рыцарским времяпрепровождением была и охота, как правило запрещавшаяся крестьянам. При этом использовалось «благородное» оружие. Лук рыцари в руки не брали, и на пернатых охотились с соколами. Охота отвечала той же страсти рыцарей, которая проявлялась и на войне. Но в то же время она была средством обеспечения стола мясом. Мясо домашних животных было редким, и употреблялась главным образом дичина.
Характеризуя рыцарский быт и образ жизни, необходимо, наконец, упомянуть и о пиршествах. Подобно тому, как, по свидетельству Тацита, у древних германцев пировали вождь с дружинниками, так в средние века пировал и сеньор с вассалами.
Пир лучше всего обеспечивал солидарность рыцарского социума. Впрочем, не только рыцарского, ибо в средние века то же самое имело место во всех корпорациях.
В позднее средневековье происходит упадок рыцарства. Это был процесс не только социального порядка, связанный, например, с утратой рыцарством монополии на военное дело и широким распространением наемничества. Дело в том, что в эту эпоху изменяется концепция знатности. Понятие знатности (лат. nobilitas, фр. noblesse) не имело ясной социальной привязки, и потому на знатность претендовали люди разных сословий. И представители духовенства, на том основании, что они отправляют службу самому Богу, и богатые горожане, и позднее интеллектуалы-гуманисты. Поэтому в феодально-рыцарской среде вызревало представление о родовитости как основе особого социального статуса. В связи с этим вместо понятия знатного все чаще стало употребляться понятие родовитого человека (gentilhomme).
Родовитость, в отличие от знатности, имела четкую социальную окраску, и, делая упор на нее, представители этого сословия стремились, кстати, и дистанцироваться от богатого бюргерства. Родовитость — это то достоинство, которое передается по наследству (по отцу), по крови, и оно поэтому не нуждается в подтверждении обрядом посвящения в рыцари. В связи с этим в некоторых странах, прежде всего во Франции, уходит в прошлое требование непременного посвящения, и представители благородных фамилий все чаще не находят нужным совершать этот обряд. Они на всю жизнь оставались оруженосцами, нимало об этом не беспокоясь. Им достаточно было сознания принадлежности к древнему роду.
В других странах, как Германия или Англия, обряд сохраняет ценность, но и здесь он становится ритуальным, не подтверждающим, а обозначающим принадлежность к определенному социальному слою. Таким образом, рыцарство превращалось в дворянство, хотя это русское слово весьма неточно передает характер этого сословия на Западе.
В XIV–XV вв. рыцарские традиции поддерживались и культивировались главным образом при королевских дворах и двоpax крупных феодальных сеньоров. Именно здесь устраивались турниры и джостры, требовавшие больших расходов, здесь стали возникать и светские рыцарские ордена. Первыми и наиболее старыми были духовно-рыцарские ордена, появившиеся во время крестовых походов на Восток (госпитальеров, тамплиеров) и испанской Реконкисты (Сант-Яго, Алькантара, Калатрава). Чисто светские же появляются с XIV в. Это были королевские ордена — английский орден Подвязки, французский орден Звезды. Позднее станут появляться и рыцарские ордена при дворах крупных феодальных сеньоров: бургундский орден Золотого Руна, анжуйский орден Полумесяца (середина XV в.). Эти ордена, как и старые духовно-рыцарские, представляли собой корпорации со своей иерархией, должностными лицами, уставами, определявшими, в частности, обязанности членов ордена и их права, с определенными ритуалами. У каждого ордена был знак принадлежности к нему — подвязка в английском ордене, или золотые изображения символа ордена, носившиеся на шее. Эти ордена, помимо всего прочего, были средством консолидации знати вокруг их основателей и преемников. Прием в члены ордена был наградой за какие-либо заслуги или средством привлечения нужного человека. Характерно, что к концу XV в. все чаще стали говорить не о приеме в члене ордена, а о награждении орденом, как бы отрешая орденский знак от самой корпорации.
Западноевропейское феодальное рыцарство, в отличие от схожих социальных институтов многих других обществ, было далеко не только социальной корпорацией или сословием. Оно воплощало в себе культурный идеал, ценность которого ощущается по сей день. Создав свою собственную яркую и самобытную культуру, четко определившуюся в XII в., культуру чисто светскую, рыцарство во многом преобразило западный мир и чрезвычайно способствовало тому, что в этом мире в конце концов светское начало взяло верх над религиозным.
Основой рыцарской культуры была этика. Она явно противостояла этике христианской, как бы создавая второй полюс нравственной жизни западного общества. Если христианская этика была моралью смирения и покорности, то рыцарская — гордыни и достоинства.
Рыцарскую этическую систему образовывали четыре добродетели — доблесть, верность, щедрость, куртуазность. Нередко к ним относят и честь. Но хотя это понятие и было очень важным для рыцарского мировоззрения, оно в XI–XIII в. чаще всего обозначало не некое внутреннее достоинство человека, а выступало в значении почета, почести, славы. Поэтому чести добивались, ее завоевывали на ратном поприще. Кардинальным этическим понятием честь стала в позднее средневековье (XIV–XV вв.), когда изменилась концепция знатности, и честь оказалась неразрывно связанной с родовитостью. Ее стали представлять как важнейшее достоинство родовитого человека, передающееся по крови, и поэтому ее уже не «завоевывали», как раньше, а оберегали и защищали, памятуя о том, что «утрата чести горше смерти».
Рыцарская этика, несмотря на видимую простоту, обладала определенной целостностью. Она заключала в себе не просто нормы поведения, но и осмысляла жизнь и деятельность рыцаря. Подобно христианской морали, она обещала доблестным рыцарям, завоевавшим честь и славу, бессмертие. Правда, не вечное, а сохраняющееся, пока жив мир и пока жива в мире слава о них. В связи с этим, кстати, рыцари научились ценить образованность и образованных людей, клириков, способных сохранить в памяти потомков их доблесть. «Подвиги доблестных рыцарей не подлежат смерти, коль скоро они заносятся в вечную память мира благодаря книгам» (аноним XIV в.).
Наиболее старой, чисто воинской добродетелью была доблесть, предполагавшая храбрость и искусное владение оружием. Ей обычно противопоставлялась трусость, но в рыцарских трактатах подчеркивалось, что храбрость не должна быть безрассудной. Ее необходимо умерять, проявляя разумную осторожность.
Представление о верности также имеет глубокие исторические корни, уходящие в мир древних германцев, в отношения между дружинниками и вождем. Но четко оформилось оно в феодальную эпоху, когда распространилось принесение клятвы верности вассалом своему сеньору. Верность обычно обозначалась тем же словом, что и вера (foi), a клятва верности приносилась на чем-то священном, т. е. не только перед лицом человека, но и перед ликом Бога, святых. Поэтому вероломство, клятвопреступление расценивалось как особо тяжкий грех, кара за который должна постигнуть человека не только в этом мире, но и в будущем. Верность довольно рано стала толковаться более широко, нежели просто верность вассала сеньору. Это была также верность принятым на себя обязательствам и данному слову.
Щедрость, надо полагать, тоже восходит к психологии отношений древних германцев: именно от щедрот вождя дружинники ждали боевого коня и оружие. Щедрость, проявлявшаяся в вознаграждении, дарах, вызывая сильное чувство благодарности и накладывая на человека жесткое обязательство ответного дара или услуги, чрезвычайно укрепляла солидарность между сеньорами и вассалами. Она вменялась в обязанность прежде всего старшим, сеньорам, королю, хотя в общем это была добродетель, коей должны были следовать все рыцари. Щедрости противопоставлялась скупость, а точнее говоря — накопительство денег, скопидомство. В этом пороке рыцарственная литература в первую очередь обвиняла бюргеров, буржуа, которые представлялись воплощением праздности, матери всех пороков. Щедрость же предполагала трату денег, богатств, правда, она не должна была превращаться в безумное расточительство, как наставляли трактаты о рыцарстве. Рыцари, однако, далеко не всегда руководствовались этим наставлением. Необходимостью проявлять щедрость, кстати сказать, часто оправдывалось богатство. Оно естественно было нужно сеньорам, дабы они могли быть щедрыми.
Куртуазность (фр. courtoisie, дословно «придворность») представляла собой этический идеал, появившийся в феодальную эпоху, на рубеже XI–XII вв., в провансальской, или окситанской, лирике Южной Франции. Это был прежде всего идеал любовный, в основе которого лежала идея утонченной любви, доступной только благородным людям. Она изображалась в виде служения мужчины прекрасной даме, наподобие служения вассала своему сеньору. Сильный нравственный запал этого идеала состоял в том, что любовь считалась тем необходимым чувством, которое духовно, нравственно возвышает мужчину и вдохновляет рыцарей на подвиги. Главными условиями возникновения и сохранения такой любви были ее внебрачность и потаенность. Считалось, что если любовники вступают в брак или тайна их любви разглашается, то любовь непременно исчезает (Андрей Капеллан «О любви», XII в.).
