Даниэль Гуревич - Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме
Обзор книги Даниэль Гуревич - Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме
Д. Гуревич, М.-Т. Рапсат-Шарлье
Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме
Вместо предисловия
СИЛУЭТЫ НА ФОНЕ КИПАРИСОВ
Та, которая не основала Рим: Дидона без Энея
Одна из самых прославленных женщин в римской истории — уроженка Тира, никогда не ступавшая на землю Европы, но Вергилий сделал ее нам близкой, заставив уступить страсти Энея{1}. Совсем в другом облике, под именем Тейосо, она является в каталоге знаменитых женщин{2}, автором которого, возможно, была как раз женщина — ученая Паулина из Эпидавра, жившая в I в. н. э.: «Тейосо. На языке финикийцев, как передает Тимей, она звалась Элиссой и была сестрой тирского царя. Он говорит также, что она основала Карфаген Ливийский, ибо, когда ее супруг был убит Пигмалионом, она погрузила все свои богатства на корабли и бежала с некоторыми из сограждан. Претерпев множество невзгод, она высадилась в Ливии, а ливийцы из-за долгих скитаний прозвали ее Дидоной. Когда она основала вышеназванный город, за нее посватался ливийский царь; она отказала ему, но граждане заставили ее согласиться. Сделав вид, будто собирается совершить обряд освобождения от прежних обетов, она сложила возле своего жилища огромный костер и велела его разжечь, а сама из окошка дома бросилась в костер».
Семпрония, порочная и прелестная
«В это время Катилина, говорят, завербовал множество разных людей, а также и нескольких женщин, которые вначале могли позволить себе огромные расходы, торгуя собой; впоследствии, когда с годами уменьшились только их доходы, но не их роскошь, они наделали больших долгов. С их помощью Катилина считал возможным поднять городских рабов, поджечь Город, а мужей их либо привлечь на свою сторону, либо убить. Среди них была и Семпрония, с мужской решительностью совершившая не одно преступление. Ввиду своего происхождения и внешности, как и благодаря своему мужу и детям, эта женщина была достаточно вознесена судьбой; знала греческую и латинскую литературу, играла на кифаре и плясала изящнее, чем подобает приличной женщине; она знала еще многое из того, что связано с распущенностью. Ей всегда было дорого все, что угодно, но только не пристойность и стыдливость; что берегла она меньше — деньги или свое доброе имя, было трудно решить. Ее сжигала такая похоть, что она искала встреч с мужчинами чаще, чем они с ней. Она и в прошлом не раз нарушала свое слово, клятвенно отрицала долг, была сообщницей в убийстве; роскошь и отсутствие средств ускорили ее падение. Однако умом она отличалась тонким; умела сочинять стихи, шутить, говорить то скромно, то нежно, то лукаво; словом, много в ней было остроумия и много привлекательности»{3}.
Ликорида — великолепная и продажная
Ликорида родилась около 70 г. до н. э. безымянной рабыней. Позже она как вольноотпущенница получила имя Волумния Киферида в честь своего хозяина Публия Волумния Евтрапела, а также два сценических имени: Киферида и более известное — Ликорида, говорившие об ее прелести и о том, как она ею пользовалась: это была служительница Киферейской царицы{4}, греческая куртизанка. Она была первоклассной исполнительницей мимов, вместе с другими исполняла нечто вроде стриптиза (nudatio mimarum), пела, плясала и чаровала. Отчасти она работала по заказу, ибо по обычаю как вольноотпущенница обязана была бесплатно отдаваться своему бывшему хозяину и его друзьям, а кроме того, была любовницей первого префекта Египта поэта Корнелия Галла, Брута (убийцы Цезаря) и Марка Антония.
Будучи актрисой, она не могла избавиться от позорного клейма (infamis), и Цицерон никак не мог смириться с тем, что она является подругой Антония, который, пока в 47 г. до н. э. не расстался с ней, повсюду представлял Ликориду (под именем Волумнии) как порядочную (honesta) матрону и позволял ей принимать участие в почетных церемониях магистратов. Оратор с возмущением говорил об этом в письмах и направленных против Антония «Филиппиках». Плиний и Плутарх подтверждают эти факты.
Ликориду также упоминает Вергилий в десятой буколике (начало 30-х гг. до н. э.); вероятно, он воспевал ее и в шестой буколике (между Сатурналиями 45 и ноябрем 44 г. до н. э.). О ней говорит и Овидий в «Любовных элегиях» (I, 15), в третьей песне поэмы «Наука любви» и во второй книге «Тристий». Главное — она осталась в вечности потому, что в 43–41 гг. до н. э. вдохновляла Галла, который не мог утешиться, когда Ликорида променяла его на военного (явно в немалых чинах), а тот увез ее в северные провинции Империи. Она, как писал Марциал, вдохнула в него дар (ingenium Galli pulchra Lycoris erit — VIII, 73, 6). Проперций и Вергилий передают стенания обманутого любовника:
…Альп снега и морозы на Рейне
Видишь одна, без меня, — лишь бы стужа тебя пощадила!
Лишь бы об острый ты лед ступней не порезала нежных!{5}
Вслед за ней и другие мимические актрисы стали брать сценическое имя «Ликорида». Четыре книги элегий, которые Галл написал для нее, распространялись в списках до самого Прима — дальней заставы к югу от нынешнего Асуана. Там их и нашли в 1978 г. на сильно поврежденном папирусе.
По контрасту с Ликоридой — красой римских театров — и Клеопатрой — опасной восточной прелестницей — рос престиж Октавии. Дело в том, что вторым браком сестра будущего Августа вышла замуж за Марка Антония после смерти его первой законной супруги Фульвии (40 г. до н. э.). Влюбившись в египетскую царицу, он уже бросил первую жену, а Октавией, конечно, пренебрегал еще более явно. Но она стерпела все унижения и прослыла воплощением униженной добродетели. Плутарх в жизнеописании Антония сообщает, что она не желала выйти за рамки супружеской роли и раздувать пламя политических страстей. «Свои слова она подкрепила делом. Она по-прежнему жила в доме Антония, как если бы и сам он находился в Риме, и прекрасно, с великодушною широтою продолжала заботиться не только о своих детях, но и о детях Антония от Фульвии» (54, 1–5). Антоний и Клеопатра погибли после разгрома при Акции. Октавия пережила их и скончалась в 11 г. н. э.
Мессалина — оклеветанная императрица
Валерия Мессалина и по отцу, и по матери происходила от Октавии — сестры Августа{6}. Она стала третьей женой императора Клавдия, который по крови был не таким «августейшим», как она, и стала матерью Октавии и Британника. Неизвестно, в каком возрасте она вступила в этот роковой брак — совсем юной девушкой или уже опытной женщиной. Мессалина трагически погибла в 48 г. н. э., брошенная вольноотпущенниками (прежде всего Нарциссом), на которых всегда опиралась, и осужденная на смерть собственным мужем — императором, который не пожелал выслушать несчастную (misera, пишет Тацит) и поверил на слово, будто она при живом муже сочеталась браком с другим. Этот другой, Гай Силий, считался самым красивым мужчиной своего времени и, кажется, императрица безумно влюбилась в него (furori proximi amor — «к безумию близкой любовью», по выражению того же Тацита); ради нее он развелся и пообещал вдобавок усыновить Британника. Автор «Анналов» не особенно сурово настроен по отношению к Мессалине, как и Сенека, который в своем ядовитом памфлете «Отыквление»{7} (гл. 11), опубликованном по смерти Клавдия в 54 г. — самом близком по времени к событиям, описанным в тексте, — все пороки приписывает императору, а неверную императрицу считает жертвой.
Конечно, и эти источники не представляют ее образцом добродетели, но все-таки и не рисуют жутким развратным чудовищем, каким она стала у более поздних авторов: Диона Кассия, Плиния Старшего и Ювенала. Для них Мессалина — воплощение всего самого отвратительного; она попирает все святое и сеет смерть, увлекаемая тремя величайшими пороками, свойственными тиранам: сладострастием, сребролюбием и свирепым нравом (libido, avaritia, saevitia). Она горда и своенравна, тщеславна и похотлива, вожделеет чужого добра и чужих мужей, изощрена в сложнейших придворных интригах, погружена в опаснейшие политические заговоры, обожает деньги и кровь, без колебаний устраняет всех на своем пути ядом или смертными приговорами; еще прежде «дела о замужестве» она имела множество любовников, среди которых был и ее врач Веттий Валент. Ее похоть наиболее грубо описал Ювенал:
Эппий, ты изумлен? преступлением частного дома?
Ну, так взгляни же на равных богам, послушай, что было
С Клавдием: как он заснет, жена его, предпочитая
Ложу в дворце Палатина простую подстилку, хватала
Пару ночных с капюшоном плащей, и с одной лишь служанкой
Блудная эта Августа бежала от спящего мужа;
Черные волосы скрыв под парик белокурый, стремилась
В теплый она лупанар, увешанный ветхим лохмотьем,
Лезла в каморку пустую свою — и, голая, с грудью
В золоте, всем отдавалась под именем ложным Лициски;
Лоно твое, благородный Британник, она открывала,
Ласки дарила входящим и плату за это просила;
Навзничь лежащую, часто ее колотили мужчины;
Лишь когда сводник девчонок своих отпускал, уходила
Грустно она после всех, запирая пустую каморку:
Всё ещё зуд в ней пылал и упорное бешенство матки;
Так, утомленная лаской мужчин, уходила несытой,
Гнусная, с темным лицом, закопченным дымом светильни,
Вонь лупанара неся на подушки царского ложа{8}.
Никто еще не замечал, что Ювенал в общем-то бьет мимо цели и, сказав слишком много, по сути оправдывает несчастную Лициску — проститутку с греческим именем. Конечно, созвучие pulvinar (парадная постель императрицы) и lupanar (публичный дом в Древнем Риме) неприятно, но Мессалину сатирик описывает как больную с физическим возбуждением и отвердением влагалища (rigida volva), подобным неизлечимому возбуждению мужского члена, которое древние называли сатириазисом. Эта болезнь, из-за которой больной не может получить полового удовлетворения, выражается в болях, нестерпимом зуде, бесстыдстве, умственных расстройствах; даже врачи (Аретий, Соран и их переводчики Целий и Мустион) находили ее отвратительной. Но все-таки: если Мессалина, как на то со всею очевидностью намекает Ювенал, действительно ею страдала, то это в значительной мере снимает с нее ответственность. Здесь не место задаваться вопросом, реальны или вымышлены эти патологические симптомы, — так или иначе, их описание, вопреки намерениям сатирика, дает аргументы тем, кто сочувственно относится к Мессалине, которую погубили ее собственные интриги.