Валерий Шамбаров - Иван Грозный против «Пятой колонны». Иуды Русского царства
Обозначились новые перемены, но здоровье царя ухудшалось, он слег. А ухаживать за братом взялась Софья. Она неотступно находилась возле ложа Федора, дежурила днями и ночами. Хотя при этом перехватила связи государя с внешним миром, передавала распоряжения от его лица. 27 апреля 1682 г. государь скончался. У него осталось два брата. 17-летний Иван, еще более недужный, чем Федор. Он был почти слеп, хром, косноязычен. Был и 10-летний Петр. Тут же, у гроба, партия Нарышкиных предприняла заранее подготовленный демарш. Патриарх обратился к присутствующим, кому быть царем, Ивану или Петру. Большинство бояр высказалось за Петра, но указывали, что для решения надо созвать Земский собор. Нет, Иоаким не хотел позволять Милославским опомниться. Объявил – зачем ждать? Вышел на Красную площадь и задал тот же вопрос собравшейся толпе. Кого хотят люди? Закричали – Петра. Софья возражала – если Иван недееспособен, то и Петр еще мальчик. Предложила: пусть будет два царя. Патриарх легко разбил ее доводы, указал, что многовластие пагубно, и Богу угоден един государь.
Но в Москве уже бузили обиженные стрельцы. 30 апреля 17 полков предъявили ультиматум – уплатить жалованье и наказать их начальников, иначе грозили бунтом. Наталья перепугалась и решила задобрить стрельцов. Без расследования, без суда она велела арестовать обвиненных командиров, бить кнутом или батогами, пустить их имущество на уплату жалованья. Хотя ничего хорошего это не принесло. Полки остались без командования, разбуянились пуще прежнего. У стрельцов выдвинулся свой лидер, князь Хованский. Он был тайным раскольником. Внушал, что дальше будет еще хуже, им не дадут «ни корму, ни денег», а «бояре-изменники» продадут Москву еретикам и искоренят православие. 11 мая в столицу прибыл Матвеев. Стрельцы уважали его, присылали к нему делегации, жаловались. Боярин обещал разобраться, когда войдет в курс дел. Однако ему не позволили выправить ситуацию.
Софья и Милославские сумели сговориться с Хованским, запустили по полкам агитаторов, готовили боевые отряды. Рано утром 15 мая стрельцов подняли по набату. Подстрекатели шумели, что Нарышкины с помощью лекарей-иноземцев умертвили Федора Алексеевича, а теперь убили Ивана, законного царя. Оглашали списки «изменников». Правда, в Кремле царица Наталья вывела на крыльцо Ивана с Петром – оба живы. Патриарх и Матвеев увещевали стрельцов, они стали успокаиваться, извиняться. Но по сигналу заговорщиков во дворец ринулись отряды убийц, покатилась резня по спискам. Остальным стрельцам открыли винные погреба, они перепивались, подключались к погромам.
Погибло более 100 человек – Матвеев, Языков, Долгоруковы, Ромодановские, брат царицы Афанасий. Другого брата Ивана Наталья спрятала, но Софья потребовала выдать его мятежникам. Стрельцы его пытали. Хотели, чтобы он подтвердил отравление царя и покушение на царевича Ивана. Однако Иван Нарышкин отказывался возводить напраслину на свою семью и был изрублен на куски. В общем, перебили именно тех, кто мог помешать Софье. После этого она вступила в переговоры со стрельцами, угощала их обедами, собственноручно обносила чарками вина. Соглашалась со всеми требованиями. Официально признала, что убитые были действительно виновны, а мятежники спасли страну. Полкам выдали похвальные грамоты, обещали выплатить колоссальную сумму, 240 тыс. руб.
Но за согласие стрельцы добавляли в свои требования пункты, нужные Софье. Она вела игру хитро, сохраняла «чистые руки». Все делалось только от имени стрельцов! Царевна как будто оставалась ни при чем, вынуждена была выполнять. По требованию стрельцов отправились по ссылкам враги Милославских, уцелевшие в резне, отца вдовствующей царицы Кирилла Нарышкина постригли в монахи. По требованию стрельцов был созван Земский собор. Его решения тоже были продиктованы от имени стрельцов – возвести на трон двух царей, Ивана «первым», а Петра «вторым». А при них поставить правительницу-регентшу. Софью. Земский собор такое решение принял безоговорочно. Кто посмеет противиться, если зал заседаний окружают банды с саблями и бердышами?
Мятежники еще не угомонились, чувствовали себя хозяевами в Москве. Но когда они выполнили все, чего хотела царевна, последовал резкий поворот. Софья выехала под видом богомолья в Троице-Сергиев монастырь, принялась собирать отовсюду войска, перекрыла дороги в столицу. Стрельцам пришлось капитулировать. Крайним сделали Хованского, казнили. Следствие возглавил Василий Голицын, отправил на плахи и виселицы еще несколько десятков человек. Тех, кто знал больше, чем нужно.
Софье исполнилось 25 лет, она была полноватой, но довольно миловидной дамой. Обретя почти полную власть, она стала жить вполне по-европейски. При дворе функционировал театр, царевна сама сочинила несколько пьес. Любила она и поэзию, писала стихи. Свою связь с Голицыным правительница фактически не скрывала. Отдала под начало фавориту ключевые посты во внешней политике, в армии. Он возглавил Посольский, Разрядный, Рейтарский и Иноземный приказы, для него был восстановлен высший в России титул канцлера – «Царственныя Большия печати и государственных великих посольских дел оберегателя». Но царевна в лучших традициях западной нравственности завела и второго любовника, Федора Шакловитого. Он стал начальником Стрелецкого приказа и командовал личной охраной Софьи. Вознесся и Медведев, теперь он выступал наравне с высшими церковными иерархами.
Среди простого народа Софья попыталась завоевать популярность. Снизила налоги, пошла на уступки городам, вернула им часть прав земского самоуправления. Но наряду с этим развернулось повальное закрепощение государственных крестьян: царевна награждала любимцев, силилась привязать к себе бояр, военных – раздавала им сотни и тысячи крестьянских дворов. А западнические преобразования царевна и канцлер взялись углублять. Ее покойный брат Федор все-таки чувствовал грань, за которую реформы переходить не должны. Сейчас ограничения ломались. Не считаясь с мнением патриарха, Софья и Голицын разрешили в России католическое богослужение, дозволили въезд иезуитам. Канцлер принимал их даже у себя дома, «часто беседовал с ними». О чем? У ордена могла быть только одна причина тянуться к русским правителям, и она известна. Медведев, как и покойный Полоцкий, тащил страну к унии. Иезуит де Невиль свидетельствовал, что Голицын был его единомышленником.
Впрочем, новые властители увлекались и другими учениями: магией, астрологией. Это в полной мере вписывалось в западные моды. В данную эпоху оккультными веяниями были заражены и французская, и итальянская, и польская знать. Как вспоминал князь Щербатов, Голицын «гадателей призывал и на месяц смотрел о познании судьбы своей». Появление возле Софьи Шакловитого встревожило канцлера. Он достал у некоего кудесника особые травы «для прилюбления» правительницы. А потом осудил этого кудесника и сжег – чтобы не разболтал. Софья тоже отдавала дань подобной моде, Голицын и Медведев набрали для нее целый штат астрологов и чародеев, вроде Дмитрия Силина, гадавшего по солнцу и другим знамениям.
Родные обычаи канцлер презирал. В 1683 г. готовилась к переизданию не какая-нибудь книга, а Псалтирь! Голицын поручил своему подчиненному Фирсову написать предисловие. Священную для каждого православного человека книгу предваряли слова: «Наш российский народ грубый и неученый». Среди русских на самом высоком уровне внедрялась мода на самооплевывание! Зато канцлер преклонялся перед… Францией. Заставил сына носить на груди миниатюрный портрет Людовика ХIV! Не святого, не царя или мыслителя, а чуждого короля!
Но спорить с Голицыным было трудно. Он вошел в огромную силу. Смещал и ссылал неугодных, осыпал милостями угодивших. Не забывал и собственный карман, честностью он никогда не отличался. Мало того, что Софья ублажала фаворита, он и сам хапал будь здоров. Отгрохал дворец, по описанию иностранцев, «один из великолепнейших в Европе», «не хуже какого-нибудь итальянского князя». Крышу покрыли сверкающими листами меди, покои украшало множество картин, статуй, гобеленов. Московская аристократия кинулась подражать ему. Потолки расписывали астрологическими картами, стены – голыми Дианами и Венерами. А верхом респектабельности стала покупка «иномарочной» кареты. Доставлять эти колымаги из-за рубежа было трудно, стоили они безумно дорого. Да и удобство по сравнению с русскими повозками и санями было сомнительным – тогдашние кареты не имели рессор, на ухабах в них кишки вытряхивало, они часто ломались. Но их приобретали за бешеные деньги для парадных выездов.
Канцлер требовал от знати, чтобы она нанимала для своих детей иностранных учителей. Возобновились проекты создания Славяно-греко-латинской академии, возглавить ее целился Медведев. Однако патриарх все-таки сумел переиграть реформаторов. Он благословил создание академии, но успел пригласить в Россию других руководителей, братьев Лихудов – очень образованных греков, твердых в православии. Что ж, если этот замысел не удался, то Голицын принялся отправлять русских юношей для обучения в Польшу, в Краковский Ягеллонский университет. Хотя стоит иметь в виду: это учебное заведение не готовило ни технических специалистов, ни врачей. Оно выпускало богословов и юристов. Нетрудно понять, что западное богословие и юриспруденция могли понадобиться временщику лишь в одном случае: он хотел подготовить кадры для грядущих церковных и государственных преобразований.
