Иван Клулас - Диана де Пуатье
Король Генрих, как говорили, любил распевать этот псалом на охоте, а Диана отвечала ему пением другого гимна.
Вполне естественно, что все, кто благодаря родству, из соображений выгоды или из благодарности поддерживал отношения с Дианой, исповедовали культ новоиспеченной богини. Так обстояло дело в Бургундии с графом де Тоннер, Антуаном де Клермоном, супругом Франсуазы де Пуатье, сестры Дианы. В его замке Анси-ле-Фран самое почетное место в «зале Дианы», чей свод населяли божества Олимпа, отводилось именно богине-охотнице. Она представала застигнутой во время купания вместе со своими нимфами и поражающей проклятием Актеона, потом, в облике Дианы-Венеры, получала от Париса золотое яблоко за красоту, к великой досаде Минервы и Юноны. Благочестивые сентенции тщетно пытались смягчить языческий характер изображений. Так, над сценой с Актеоном можно было прочесть: «Господь, даруй славу нам, но во имя твое».
Неподалеку, в Танле, Франсуа д’Андело, брат Колиньи, в 1559 году тоже начал перестраивать свой средневековый замок. От этих строительных работ сохранилась угловая башня главного здания, известная как «башня Лиги». Там на фреске мы видим собрание богов, как на параде представших перед грозным оком Юпитера, мечущего молнии. Если воинственные божества снабжены привычными атрибутами — палицей, трезубцем или копьем, то богини вооружены лишь собственной красотой. Юнона, изображенная вместе со своим павлином, отвернулась от зрителя, зато Диана-Венера смотрит прямо на него.
Эта красивая совершенно нагая женщина с гармоничной фигурой и гладким, без единой морщины лицом простирает левую руку над головой Купидона, который извлек из колчана стрелу и собирается наложить ее на тетиву лука. Правая рука богини лежит на плече свирепого воина в доспехах и шлеме, а тот, в свою очередь, левой рукой ласкает бок дамы. Этот символ двойного обладания точно иллюстрирует отношения короля и его любовницы. Мифология была весьма удобным способом во всеуслышание прославлять несравненную власть герцогини де Валентинуа. Но и тут царила двусмысленность: был ли запечатленный на фреске Марс королем, коннетаблем де Монморанси, дядей д’Андело, или герцогом Франсуа де Гизом? Можно было выбирать по вкусу, тем более что никакие соображения не мешали увидеть Генриха II в Юпитере, возвышающемся над всей композицией. И тем не менее на фреске в Танле, как и во всех подобных изображениях, украшавших дома знати, Диана-Венера оставалась неоспоримой любовницей суверена королевского Олимпа.
Но было ли это пределом лести? Вовсе нет. Дю Белле принадлежала честь объявить, что власть Дианы над королем, воспеваемая всеми в образах античных легенд, была волеизъявлением самого Бога[478]:
Мадам, не думайте.
Что Бог, который дарует свою милость,
Одних делает низкорожденными,
А других венчает короной,
Без причины даровал вам
Благородный ум, положение,
Нежность, изящество,
Добродетель, это великое благо,
Что сияет на вашем лице.
Сии дары Он в вас вложил,
Дабы через вас Его познали,
И этот великий Король
С непоколебимой верой
Вверил вам свою душу,
И чтобы Его привязанность
Благодаря вашему совершенству
Воссияла священным пламенем.
По велению Господа Диане надлежало просвещать и вести принца как под сводами дворцов, так и сквозь хитросплетения иностранной политики. Вы, — добавлял поэт, —
У кого нет иной заботы,
Кроме процветания Его величия
И стремления, чтобы все Его дети
Великими свершениями
Однажды сравнялись с Отцом.
Этим вы завоевали
Сердце всей Франции,
Которую нельзя покорить
Лишь величием или властью,
Если мягкость и кротость
Не идут об руку с ними.
Как это свойственно вам. Мадам.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ВОЗРАСТ МУДРОСТИ
Глава I
ИТАЛЬЯНСКАЯ ЛОВУШКА
Спасение Франции, благополучие короля и ее собственные интересы вынуждали Диану пристально следить за событиями за пределами государства. Через восемь лет после восшествия Генриха II на престол в центре внимания как Короны, так и герцогини де Валентинуа оставалась Италия.
Во время Сиенской кампании посол Франции в Риме Оде де Сельв был взят в плен имперцами. Он оставался одним из преданнейших корреспондентов герцогини. Последняя заменила его другим посланником — Жаном де Сен-Марселем, сеньором д’Авансон, советником Гренобльского парламента. Д’Авансон и до этого жил в Риме, где совместно с Клодом д’Юрфе добивался признания прав Дианы на графство Кьюзи и побережье Перузийского озера. В марте 1555 года он стал временно исполняющим обязанности посла. Диана могла доверять д’Авансону — преданность герцогине де Валентинуа уже принесла ему в 1550 году аббатство и 4 тысячи ливров дохода[479].
События в Тоскане не благоприятствовали удачному ходу действий, предпринятых от имени Дианы. Поражение, нанесенное Пьеро Строцци при Марсиано 2 августа 1554 года, имело следствием осаду Сиены: после нескольких месяцев осады город вынужден был капитулировать и 17 апреля 1555 года вернуться под власть Комо ди Медичи. Герцог Флорентийский не скрывал раздражения против Франции: немногочисленные, но непреклонные сиенцы продолжали борьбу, укрывшись в местечке Монтальчино, последнем уголке того, что могло бы стать «Французской Тосканой»[480].
Все это приводило короля в дурное расположение духа. Екатерина Медичи тщетно пыталась поддержать дело флорентийских изгнанников. Гизы были расстроены поражением своего родича кардинала Ипполито д’Эсте, управлявшего Сиеной. Но смерть папы Юлия III породила у них новые надежды: нельзя ли, заплатив соответствующую цену, добиться избрания нужного кардинала на папский престол?
Конклав собрался 5 апреля 1555 года в отсутствие десяти кардиналов французской группировки, не успевших прибыть в Рим. Накануне Генрих II отправил распоряжения кардиналу д’Эсте: «Кузен, я и слышать не желаю о том, чтобы не предпринимать всего от меня зависящего, дабы вы, мой родич и кардинал Феррары, обрели папскую тиару».
Герцогиня де Валентинуа объявила о своей солидарности с Гизами. Она потребовала от Жана д’Авансона твердо поддерживать кандидатуру Ипполито д’Эсте, рассчитывая, что, став папой, тот разрешит все спорные вопросы в ее пользу. Однако 9 апреля был избран реформатор Марчелло Сервини, получивший имя Маркела II, а 1 мая, после его внезапной кончины, другой суровый кардинал, неаполитанец Джан Пьетро Карафа, завоевал папский престол и 23 мая воссел на него под именем Павла IV[481].
Новый глава Церкви не скрывал ненависти к испанцам, оккупировавшим его родину: это, говорил он, «помесь евреев и мавров». Папа терпеть не мог и Карла V, который разграбил Рим и распространил в Германии «ублюдочную религию».
Сразу после избрания, 7 июня 1555 года, Павел IV назначил своего племянника Карло Карафа кардиналом-диаконом и поручил ему вопросы управления и дипломатии. Карафа-младший был некогда кондотьером. Посол д’Авансон быстро с ним подружился. Таким образом он рассчитывал добиться признания прав Дианы, но для этого требовалось, чтобы Святой престол отмежевался от герцога Флорентийского и его покровителя императора.
В начале августа чаяния французов стали сбываться. Курия заняла враждебную позицию по отношению к Карлу V и его сыну. Ободренные этим обстоятельством, д’Авансон и его коллега Луи де Лансак заклеймили Карло Сфорца, приора Мальты, покинувшего службу Франции и перешедшего на сторону испанцев, а заодно донесли о заговоре членов семьи Колонна против папы[482]. Их очень обрадовало отречение Карла V от престола 25 октября 1555 года и последовавшая за этим передача всех его титулов и владений сыну, Филиппу II: эмиссары Франции предполагали, что ожидавшийся период нестабильности, возможно, удастся использовать для изгнания испанцев из Италии.
При французском дворе Гизы и Диана убеждали короля, что он мог бы завоевать Неаполь и отдать его одному из своих сыновей. Гизы соглашались возглавить поход в это королевство, где Диана надеялась вновь обрести старинные калабрийские владения своей семьи вокруг Кротоне. Эрколе II Феррарский, вызванный королем, изъявил согласие помочь. Пьеро Строцци получил приказ отправиться на подмогу сиенцам, дабы отвлечь внимание. И все это — к величайшему удовлетворению Екатерины Медичи[483].
Французские агенты славно поработали в Риме: кардинал Лотарингский уговорил папу 15 декабря 1555 года подписать наступательный союз, а 17 января 1556 года он передал герцогу Феррарскому экземпляр этого документа, подписанный королем[484]. Оставалось лишь подготовиться к началу войны с испанцами. Однако 16 февраля 1556 года стали известны статьи договора, заключенного в Воселле при посредничестве Монморанси между Генрихом II, императором и его сыном Филиппом[485]. Рассуждая логически, в него включались все союзники Франции. В Риме это вызвало огромное разочарование, тем более что папа только что послал к королю герцога де Сомма, главу неаполитанских изгнанников, чтобы обсудить подробности похода в Неаполь[486].
