Елена Криштоф - Сто рассказов о Крыме
Кому-нибудь, но не ему, Христофоро ди Негро! Он-то знает, что сегодня братья Гуаско присвоили себе право пороть и вешать, право, которое принадлежало только ему, консулу, а завтра посягнут на другие.
27 августа 1474 года был написан приказ, повелевавший сжечь виселицы и позорные столбы в деревне Скути, а 1 сентября консул Кафы уже писал консулу Солдайи: "Достопочтенный господин! Дорогой наш! Явился к нам благородный господин Андреоло с жалобой… Он искал защиты у нас, указывая на свои соглашения с светлейшим советом святого Георгия… Мы не имеем возможности рассмотреть сейчас эти соглашения и изучить права ди Гуаско, поэтому… строго предписываем повременить и воздержаться…"
2 сентября Христофоро ди Негро диктовал ответ, на сей раз смиряя звуки своего голоса:
"Мы считаем себя обязанными законом, следовать которому мы стремимся во всем, присудить его к… наказанию… Но поскольку вы отдали… приказ повременить…"
Допрашивались свидетели, перечислялись обиды, умножались угрозы, стрелой неслись кони по горным дорогам, отделявшим Скути от Солдайи, Солдайю от Кафы. Писцы ровным бесстрастным почерком записывали диктуемое и в том случае, когда гремел голос Христофоро ди Негро, и в том, когда слова с шипением слетали с тонких губ Андреоло Гуаско. И в том, когда визгом буравил воздух консул Кафы, уязвленный упрямством этого Христофоро ди Негро. Пусть управляет своими аргузиями да двадцатью наемными солдатами и пусть — пиши, писец! — пришлет шесть каменщиков: Кафе нужны руки для ремонта ее башен — турки могут напасть каждую минуту.
И турки действительно напали. Ровно через четыре месяца и двадцать дней после того, как был написан последний из приведенных документов, они взяли штурмом Солдайю, убили или отправили в рабство жителей ее, сожгли храм, в котором, по некоторым преданьям, сгорел и Христофоро ди Негро, последний консул Солдайи.
…Тонкой струйкой стекает осыпь с пустынных холмов Судака, редкие стебли трав не в силах задержать это течение. Оно напоминает мне песочные часы, у которых срок — вечность. А крепость в Судаке все стоит, наводя на мысль не столько о могуществе генуэзских консулов, сколько о могуществе строителей, которые одни смогли удержать мгновенье и преподнести его нам.
Деревня Скути, в которой когда-то братья Гуаско ставили свои виселицы и позорные столбы, нынче называется так: село Приветное. А следы Тасили затерялись…
Легенда о Феодоре
Легенда эта кочует из сборника в сборник, из путеводителя в путеводитель. Поскольку считается, что привязана она к Алустону, Алуште, моему родному городу, я думала о ней, вспоминала особенно часто.
Суть этой легенды заключается в том, как некая царица Феодора сражалась плечом к плечу с мужчинами-воинами против войска захватчиков. По одним версиям, захватчиками были генуэзцы из Кафы, а родовым имением Феодоры, стало быть, являлась Сугдея, нынешний Судак. Это уж потом из Сугдеи, после ее падения, верхом прискакала царица в Алустон, вернее, на гору Кастель, где оставалось у нее последнее прибежище — крепость. Там Феодора и погибла со своим войском.
Как часто в легендах, в этой тоже были замешаны коварство и любовь. Выступали в ней действующими лицами наравне с Феодорой два брата-близнеца Кирилл и Ираклий. Один из них олицетворял верность, другой — измену. Легенда рассказывала о подкопе под крепостные стены, о перекрытых источниках, украденных ключах. Существовал вариант, по которому выходило, что захватчики приплыли морем, а не явились из-за соседних холмов, — значит, не беспокойными гражданами Кафы они были, а, скорее всего, турками, покорявшими крымское побережье огнем и мечом. Многие связывают имя Феодоры с именем жены византийского императора Юстиниана. Но почему? Та ведь и в Крыму никогда не бывала…
Однако пути легенд неисповедимы. Известно только: совсем из ничего, из пустоты, воздуха или, как сказали бы в наше время, "из головы" они не рождаются. Они рождаются от случая и мечты. Мечты о сильном характере и случая, который характер этот проявил. Показал всем, всем, всем: вот каков человек, когда борется за жизнь, за независимость этой жизни от прихотей завоевателей.
Очевидно, была и в самом деле какая-то женщина, поразившая воображение, не попавшая в летопись, оставшаяся в легенде. Где-то между Кафой и Алустоном по шиферным мрачным и сыпучим холмам действительно цокали копыта ее коней. И соплеменники, действительно увлеченные ее порывом, тоже до последней минуты метали камни с крепостных стен на ненавистные головы побеждающих врагов.
Ах, Феодора, Феодора! В детстве четко, как увиденный вблизи, рисовался ее профиль, могучие складки одежды… Вот только крепости на Кастели и следа не было. А стоявшая среди города башня, известная под прозвищем «Генуэзская», никак не подходила ей ни по размерам, ни по духу. Домашняя, всем известная башня, окруженная одноэтажными постройками…
О Феодоре, вернее, о женщине, метавшей камни, поднимавшей над головой и бросавшей многопудовые обломки скал, я вспомнила, когда увидела развалины древнего города Мангупа. Поднятый над долиной, окруженный холмами, город этот был столицей таинственной страны Дори. И сейчас он еще остается во многом загадкой для ученых, в XVI же веке польский посол Мартин Броневский о нем и других пещерных городах Крыма писал так:
"…О владетелях и народах, населявших эти города и величайшие замки, нет уже никаких летописей". Только заезжие путешественники посещали мертвые города, дивясь, кто чему. Одни — изобретательности природы, вознесшей к небу белые известняковые мысы, другие — мастерству зодчих, которые нарастили высокие стены над естественными откосами. Недоумевали: впечатление было такое, будто вечно стояли без обитателей эти дворцы, эти казематы, всегда были пусты эти конюшни, никогда живое колесо не катилось по огромной, продавленной в толще известняка колее…
Величие построек и неожиданность местоположения Мангупа смущали посетителей, и они не знали, какому народу приписать возникновение его. Многие считали: Мангуп-кале основать под силу было только туркам. К тому же Кале значит крепость именно по-тюркски. А может быть, Мангуп — византийское или генуэзское поселение? Нет, не похоже, эти строили свои города у моря, чтоб легче было сообщаться с родиной. Только в последнее время историки и археологи стали связывать именно с Мангупом глухие упоминания в письменных источниках о некой стране Дори, о княжестве Феодоро, о тамошних князьях, которые были в родстве с самими Палеологами, последней династией византийских императоров. А один, по имени Исай, чуть было не женился на дочери великого князя Московского Ивана III. По меркам Таврии княжество Феодоро раскинулось широко между Главной грядой Крымских гор и предгорьями. Владения феодоритов на юге и западе выходили к морю, и поэтому еще одно названье было у княжества — Поморье.
Со стен Мангупа не то что соседние земли — даже Чембало было видно, а находилась эта генуэзская крепость на месте нынешней Балаклавы. И стояла там одинокая башня над узкой бухтой, а бухта перетянута была длинной цепью: чтоб не зашли чужие корабли. Стерегли генуэзцы бухту от турок. И от соседей — феодоритов, кстати, тоже.
Ходит по стене своего города жених Исай, примериваясь к тому, как он определится в зятья к Московскому князю. Исай не так уж молод, но нетерпелив. Надоело ему непрочное равновесие сил между его княжеством и генуэзскими городами. Возникли по всему побережью крепости одна против другой, смотрят зрачок в зрачок узкие бойницы. Не спят генуэзцы, ворочаются, а не замыслили ли именно в этот момент феодориты что-то против них? И его, Исая, подданные не спят: генуэзцы ведь не просто хитры — они коварны, от них всего можно ждать. Но скоро ему, зятю Московского князя, нечего будет бояться…
…Однако честолюбивым замыслам Исая не суждено было сбыться. К берегам Крыма не более чем через месяц после описанной ночи пришли турки. С разбегу взяли Кафу, сломили сопротивление Сугдеи и ринулись в глубь полуострова. Перед стенами Мангупа враг остановился надолго.
Пять раз ходили на приступ турецкие войска — все безрезультатно. Наконец город пал, население его было вырезано в отместку за мужество. Оставшихся в живых увезли за море. Так весной 1475 года кончилась прочная и громкая слава княжества Феодоро, соперничавшего некогда в силе с генуэзцами.
Новая слава Мангупа была зловеща: Мангуп стал тюрьмой, местом заточения пленников, за которых ставленники Турции, крымские ханы, ждали богатого выкупа.
Потом и вовсе опустел неудобный, на тычке построенный город. Времени сопротивлялись только стены его да легенды, вроде той, о царице Феодоре. Здесь, в Мангупе, существовала безымянная даже в летописи, но описанная в своем могучем порыве женщина. Она была из княжеского рода, а какая? Кто скажет теперь… И, может, обломки скал в ее руках — только дань воображению? А поднимала она, не давая отчаяться, только голосом своим, только слезами или силой характера?
![Айн (http://marsexxx.com, [email protected]) - Источник](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
