Теодор Моммзен - История Рима
Видную фигуру среди оптиматов представлял также Марк Красс. Во время проскрипций он приобрел колоссальное состояние: он был богатейшим человеком в Европе; он говорил, что тот еще не богат, кто не может содержать целой армии, и сам, имея эту возможность, по-видимому, не имел намерения оставаться частным человеком, а питал высшие замыслы. Красс уже вовсе не имел ни широты взгляда, ни энергии настоящего государственного человека: по натуре это был просто упорный и настойчивый торгаш,- он и влияния добился тем, что заискивал у толпы, был внимателен ко всякому, охотно помогал деньгами всем, кто имел хоть какое-нибудь влияние, и всякого опутывал дачею денег взаймы без росту, но до востребования,- такой человек, конечно, мог выдвинуться в первые ряды только в партии, совершенно бедной дарованиями.
Среди демократов наиболее выделялись Гай Котта, приятель Друза, человек честный и толковый, но без особых дарований, и Гай Юлий Цезарь, еще совсем молодой человек (род. 1 июля 100 г.), проявлявший в себе что-то несомненно недюжинное, но пока еще прославившийся лишь своим щегольством и долгами. Первое же место между демократами занимал консул Марк Лепид, горячий оратор, но человек малорассудительный и совсем незначительный. Правда, его верность демократии была почти несомненна, потому что только поддержка этой партии и спасала его от ответа по очень серьезным обвинениям, какие он навлек на себя, когда, до перехода к противникам сената, он в качестве сенатского уполномоченного хозяйничал в Сицилии чересчур бесцеремонным образом.
Самый серьезный противник сената оказался в Испании: это был Квинт Серторий. Человек слабого сложения, характера тихого и скромного, он обладал удивительно ясным умом, чрезвычайно твердым характером и необыкновенными организаторскими способностями. Серторий бежал из Италии от проскрипций и с немногими спутниками бродил как беглец в Испании и Африке. Он и в этом положении обратил на себя такое внимание, что лузитанцы, намереваясь воевать против Рима, пригласили его к себе. Серторий собрал около себя до 4000 римских беглецов, из них создал ядро армии и, подкрепляемый туземными племенами, в течение 80-77 гг. одержал ряд важных побед над сенатскою армиею. Особенно замечательно при этом, что Серторий умел так вести дело, что в глазах всех окружающих он действовал не как бунтовщик, восставший против Рима, а как законный наместник Испании, борющийся против войск незаконного правительства. Его успехи вызвали заметное брожение и в Галлии, и Серторий усердно его поддерживал.
В 78 г. скоропостижно скончался Сулла, и немедленно демократы в Риме начали добиваться отмены нововведений Суллы. Лепид, один из консулов этого года, открыто заявлял свое сочувствие их требованиям, и сенат после некоторого колебания уступил в одном пункте – восстановил хлебную раздачу, хотя и с ограничениями. Уступка прибавила смелости недовольным, скоро в некоторых округах Этрурии жители стали открытою силою изгонять бывших суллинских солдат из полученных ими участков, а когда сенат имел неблагоразумие выслать против бунтовщиков Лепида на основании того, что он принес клятву оставаться верным долгу, то Лепид немедленно стал на сторону мятежников, заявив, что клятва связывала его лишь до истечения года. Тогда сенат спохватился и принял меры более энергичные. Скоро Помпей и другой консул Катул нанесли мятежникам несколько серьезных поражений и окончательно разбили Лепида, когда он сделал попытку внезапно овладеть Римом. Восстание было подавлено, а Лепид вскоре умер от чахотки.
Положение дел в Испании между тем требовало неотложных и энергичных мер. В среде правительственной партии не было никого, кто был бы способен, или даже только желал бы, помериться с Серторием, и сенату пришлось поручить начальство в этой войне Помпею, который не столько предлагал свои услуги, сколько требовал этого назначения, стоя во главе армии, с которою он только что потушил вспышку революции в Италии.
Когда Помпей довольно-таки медленно привел в Испанию значительный отряд свежих войск, силы правительства стали безусловно выше сил Сертория. Но Серторий был неизмеримо талантливее своих противников и в течение двух лет разбил Помпея четыре раза во всех битвах, в которых они встретились, зато подчиненные Серторию начальники потерпели несколько серьезных поражений и от Помпея, и особенно от Метелла. Восьмой год уже боролся Серторий против сената, и в Риме начинали поговаривать, что, пожалуй, Серторий повторит движение Ганнибала – и это не казалось невозможным, так как своими дарованиями Серторий действительно напоминал Ганнибала. Но он походил на него и в том отношении, что никогда не ошибался в оценке своих сил: он понимал, что окончательное торжество для него невозможно, и выказывал готовность прекратить борьбу, если только ему позволено будет мирно жить на родине. Но олигархи не хотели примириться с самым талантливым своим врагом и продолжали войну, которая страшно разоряла и Италию, не говоря уже об Испании, где она в корень погубила латинскую культуру, только что начавшую там распространяться.
Силы Сертория, конечно, иссякали быстрее, чем силы сената. Ряд мелких неудач поселил уныние в рядах его приверженцев, поколебалась их вера в гений и непобедимость вождя. Стали возникать заговоры: окружавшие Сертория желали примириться с Римом ценою выдачи вождя. Серторий жестоко расправился с обнаруженными заговорщиками, но в скором времени он был все-таки предательски зарезан на пиру (72). Так бесславно погиб под кинжалами жалкой шайки человек, быть может, самый даровитый из всех, кого выставил Рим до того времени, и даже память о нем осталась лишенною всякого обаяния: человечество и история строго судят тех, кто поднимался против родины, даже и в таком положении, как Серторий.
Место Сертория занял организатор его убийства, Перпенна, но заменить Сертория он ни в каком отношении не мог, он быстро был совершенно разбит Помпеем и попался в плен. Перпенна попробовал спасти свою голову, представив Помпею переписку Сертория, которая компрометировала многих видных деятелей Рима. Помпей сжег письма не читая, а Перпенну казнил. В скором времени после этого Испания была замирена, многие сторонники Сертория получили полное прощение, очень умеренный эдикт о них был проведен при большом участии молодого Цезаря.
Таким образом, сенат справился с восстанием в Италии и Испании, но положение дел вообще, а особенно на Востоке, оставалось в высшей степени запутанным и печальным.
Мы уже упоминали, что на Далматинском побережье Адриатического моря издавна существовало разбойничество. Около смерти Суллы эти разбои усилились до чрезвычайности, и только энергичный и способный Лукулл закончил успешно борьбу с разбойниками, шедшую уже семь лет, он усмирил страну и привел ее в повиновение правительству.
Но на море разбойничество непрерывно развивалось. Существовало оно с самой глубокой древности и очень усилилось за время митридатовских войн. На водах Средиземного моря создалось своего рода разбойничье государство, имевшее довольно сложную и стройную организацию. Членами этого своеобразного царства корсаров были несчастные или преступные люди из всех тогдашних стран. Национальная связь в нем заменялась тайною, как бы масонскою, связью, и безусловная верность в своей среде до известной степени покрывала собою преступность организации. Корсары беспрекословно повиновались признаваемым ими у себя властям, самым добросовестным образом поддерживали друг друга в опасности, и все свято соблюдали условия и договоры, которые были приняты на себя какою-либо их шайкою.
Приморские провинции страдали от разбойников невыносимо. С прибрежных городов корсары взимали дань, множество людей было постоянно похищаемо и продаваемо в рабство, более знатных пленников пираты возвращали за огромный выкуп или подвергали мучительным казням. Экономические бедствия, созданные прекращением сколько-нибудь безопасных морских сообщений, были прямо неисчислимы.
В отношении к пиратству сенат проявил все свое ничтожество: он не только не умел в широких размерах организовать борьбу с этим злом, но выставлял как общий принцип, что каждая провинция должна сама бороться и сама отстаивать себя. Между тем, конечно, никакая отдельная провинция не могла ничего сделать, когда на нее нападали пираты, сосредоточив свои силы. Только раз, в самые последние годы жизни Суллы, предпринята была энергическая экспедиция против корсаров. В 78-76 гг. консул Публий Сервилий разбил в кровопролитном сражении их флот, прошел затем с войском Киликию и Тавр, где преимущественно гнездились разбойники, разорил много их укрепленных пунктов. Пиратство после этого на время притихло, но уничтожено оно не было и вскоре опять вспыхнуло с новою силой.
Чрезвычайно сложно и смутно было положение дел и в Азии. Тигран армянский не участвовал открыто в войне Митридата с Римом, мирный договор не определял никаких отношений его и Рима, и он захватывал и подчинял себе одно за другим мелкие соседние царства. Мало-помалу он распространил свои покушения и на отдельные области Каппадокии и Сирии, а эти государства прямо подчинены были Риму. Сенат, стремясь всячески избежать новой борьбы, делал вид, что ничего не замечает. Не постарался он осуществить прав Рима и на Египет, который в 81 г. был завещан Риму последним царем из дома Лагидов, умиравшим без наследника. Страна была оставлена на произвол двух претендентов, которые спорили тут о власти, не имея на нее совершенно никаких прав, и разоряли страну на глазах у сената.
