Александр Солженицын - Двести лет вместе. Часть вторая
На массовой эстраде гремел Леонид Утёсов. Между другими сюжетами триумфально разносил по всей стране одесский колорит («С одесского кичмана бежали три уркана…»). Автором многих его песен был А. д'Актиль (его всеизвестные «Мы красные кава-/леристы, и про нас / былинники речистые / ведут рассказ»). А П. Герман и Ю. Хайт сочинили марш советской авиации, кто из нашего поколения его не пел, срывая юные голоса: «Всё выше, и выше, и выше / стремим мы полёт наших птиц»[799]. Тогда – залегло начало массового советского песенничества.
А поток советской культуры год от году всё более попадал под очи и длани направительных учреждений. ГУС (Государственный Учёный Совет). ГИЗ (монопольное Государственное Издательство, задушившее много частных, и со своим «политкомиссаром», в 1922-23 Давид Черномордиков[800].) Аналогичный МузГИЗ. Государственная комиссия по закупке художественных произведений, то есть власть над существованием художников. (Политическое наблюдательство, как за ректором ленинградской консерватории А. К. Глазуновым, – ещё отдельно.)
Разумеется, евреи были лишь частью трубно шагавшей пролетарской культуры. И в победном воздухе раннесоветской эпохи искренно не замечалось, не ощущалось потерей, что советская культура интенсивно вытесняла культуру русскую – её задушенные или вовсе не прозвучавшие имена.
С 1923 по 1927 шла жестокая борьба за власть в партии и в стране между Сталиным и Троцким. Затем с не меньшей уверенностью за первое место в партии боролся Зиновьев. С 1926 с Троцким соединились и обманутые Сталиным Зиновьев и Каменев («Объединённая оппозиция»), – то есть три виднейших вождя-еврея оказывались в одном фронте. Неудивительно, что и множество молодых троцкистов меньше рангом были евреями. (На то указывает, например, приводимое Агурским свидетельство А. Чилиги, сидевшего потом с троцкистами в Верхнеуральском изоляторе: «троцкисты действительно были молодыми еврейскими интеллигентами и техниками», и особенно из левых бундистов[801].)
«Оппозиция рассматривалась как преимущественно еврейская», и Троцкого это сильно тревожило. В марте 1924 он жаловался Бухарину, что среди рабочих Москвы открыто говорят: «Жиды бунтуют!», и будто он «получил сотни писем на эту тему». Бухарин отклонил как частность. Тогда «Троцкий попытался вынести вопрос об антисемитизме на заседание Политбюро, но его никто не поддержал». Троцкий больше всего и боялся, чтобы Сталин в борьбе с ним не использовал публично козырь антисемитизма. И такое использование отчасти было (Угланов, тогда секретарь московского комитета партии). А при разгоне в Москве (Углановым же) троцкистской демонстрации 7 ноября 1927 «раздавались антисемитские выкрики»[802].
Может быть, у Сталина и было тяготение – использовать против «Объединённой оппозиции» антиеврейскую карту, это казалось близко выгодным, – но своей несравненной политической мерой он этого избежал: как будто уже и начинал разыгрывать – и взял назад. Он понимал, что евреи в тот момент были многочисленны у него в партии (а если объединить их против себя – то целая сила), а ещё нужны ему ради западной поддержки, да множеств кадров из евреев ему и самому ещё насколько может пригодиться впереди. (Он и никогда не расставался со своим излюбленным подручным Львом Мехлисом; и ещё от Царицына, Гражданской войны, его верным сподвижником был Моисей Рухимович, за то и весьма отмеченный.) – И одновременно с тем, как, по мере личного усиления Сталина, к концу 20-х годов началось сокращение евреев в соваппарате, в разгар той самой борьбы он не случайно послал Енукидзе фотографироваться «среди еврейских делегаток» на съезде «работниц и крестьянок»[803]. А Ярославского – печатать в «Правде»: что «отдельные случаи проявления антисемитизма по отношению к оппозиции, точно так же, как… отдельные случаи антисемитизма в борьбе оппозиции с партией», – это попытка «использовать всякую щёлочку, всякую трещину» в пролетарской диктатуре, «нет ничего глупее и реакционнее, как объяснять корни оппозиции из национальных черт того или иного оппозиционера»[804]. – И на том же самом XV партсъезде, где окончательно была разбита «Объединённая оппозиция», – Сталин направил Орджоникидзе особо высказаться по национальному вопросу в его отчёте ЦКК-РКИ (там он и приводил вышеуказанную статистику), как будто в защиту евреев. Аппарат в «большинстве состоит из русских… поэтому всякие разговорчики о еврейском засилии и т д. не имеют под собой никакой почвы»[805]. Да Сталин и на XVI съезде в 1930 прокламировал «русский великодержавный шовинизм» как «главную опасность в национальном вопросе». – Так Сталин к концу 20-х не провёл задуманной было им «чистки» соваппарата и партии от евреев, но продолжал поощрять их внедрение во многих отраслях, местах, учреждениях.
На XV съезде компартии (декабрь 1927) пришло время высказываться по нарастающе грозному крестьянскому вопросу: что делать с этим несносным крестьянством, которое в обмен на хлеб нагло желает получать промышленные товары? Главный доклад тут – от Молотова. А в прениях среди ораторов – бессмертные удавщики крестьянства Шлихтер и Яковлев-Эпштейн[806]. Предстояла массовая война против крестьянства, и Сталин не мог позволить себе отчуждение умелых кадров, а наверное и считал, что в этой огромной кампании, направленной непропорционально против славянского населения, часто надёжнее будет опереться на евреев, чем на русских. В Госплане он прочно сохранял еврейское большинство. В командных и теоретических верхах коллективизации состоял, разумеется, и Ларин; Лев Крицман служил директором Аграрного института начиная с 1928, в 1931-33 зампред Госплана, сыграл роковую роль в травле Кондратьева и Чаянова. (Тут поспели и Деборин с Ярославским.) – Яков Яковлев-Эпштейн возглавил Наркомзем. (Долгие годы его карьера была – агитация-пропаганда: с 1921 начальник Главполитпросвета, потом отдел агитпропа ЦК, зав. отделом печати ЦК. Но уже в 1923, на XII съезде, это он разработал проекты решений по деревне – и так с 1929 взбросила его карьера в наркомземы)[807]. И вёл затем Великий Перелом, атаку многомиллионной коллективизации, с её рьяными исполнителями на местах. Современный автор пишет: «В конце 20-х годов впервые немалое число еврейских коммунистов выступило в сельской местности командирами и господами над жизнью и смертью. Только в ходе коллективизации окончательно отчеканился образ еврея как ненавистного врага крестьян – даже там, где до тех пор ни одного еврея и в лицо не видели»[808].
Разумеется, при любом «проценте» в советском и партийном аппарате, – и тут ошибочно объяснять злейший антикрестьянский замысел коммунизма именно еврейским участием. Нашёлся бы на Наркомзем и русский, вместо Яковлева-Эпштейна, это достаточно проявилось в нашей послеоктябрьской истории. Смысл же и последствия раскулачивания и коллективизации не могли быть только социальными и экономическими: в миллионных множествах изничтожалась не безликая масса, а реальные люди, с традиционной культурой, вырывались их корни, погашался дух, – по сути, раскулачивание проявилось не только как мера социальная, но и мера национальная, – и чем аргументировать, что это не содержалось и в коммунистическом замысле? Стратегически задуманный Лениным удар но русскому народу как главному препятствию для победы коммунизма – успешно осуществлялся и после него. В те годы – Коммунизм всей своей жестокостью мозжил русский народ. И поразиться надо, что кто-то осмысленный всё-таки уцелевал. – Коллективизация, больше всех других коммунистических действий, ясно отвергает всякие теории о «национальной», якобы «русской», диктатуре Сталина. О содействии же в коллективизации правящих коммунистов-евреев – стоит помнить, что оно было усердно и талантливо. Слышим вот от третьеэмигранта, росшего на Украине: «Я вспоминаю своего отца, свою мать, дядей, тёток – с каким восторгом проводили они коллективизацию, выполняли пять в четыре и писали подходящие к случаю производственные романы!»[809] – В правительственной газете стояло: «Нету нас еврейского вопроса. На него уже давно дала категорический ответ Октябрьская революция. Все национальности равны – вот был этот ответ»[810]. Однако когда в избу приходил раскулачивать не просто комиссар, но комиссар-еврей, то вопрос маячил.
«В конце 20-х годов», пишет Ш. Эттингер, «среди трудностей жизни в СССР, многим казалось, что единственный народ, который выиграл от революции, – это евреи: они находились на важных правительственных постах, они составляли крупную пропорцию среди университетских студентов, а по слухам – получили лучшие земли в Крыму, они наводнили Москву»[811].
