Юрий Баранов - Обитель подводных мореходов
- В любом деле есть талант и есть бездарь. При чём здесь чудо, если прогресс, как всякое развитие вообще, определяется сутью единства и борьбы противоположностей. Чудеса люди творят собственными руками и потому верят в них.
- Но ты ведь не будешь отрицать, что большинство великих мужей, возвысившихся деяниями разума своего, оставались людьми глубоко, искренне верующими. Позволю себе напомнить, что полководец Суворов пел в церковном хоре... А флотоводец Нахимов, чьё имя так дорого сердцу твоему?..
- Что же Нахимов? - насторожился Егор.
- Э-э-эх... - дед удручённо потряс бородой. - Запамятовал, голубь сизый. А я ведь, помнится, как-то уж говорил тебе, что Павел Степанович, будучи капитаном фрегата "Паллада", ввёл у себя в 1851 году первую на русском флоте походную церковь.
- Простим великим их заблуждения.
- То влечение души, - уточнил дед.
- Ну да, вроде как для тебя пчёлы...
- Вот на покой скоро выйду, тогда и займусь одной лишь пасекой, примирительно пообещал дед. - Мне благочинный и замену подбирать начал.
- Давно пора, дед, - Егор обхватил старика за плечи. - Закрывай ты свою контору и давай-ка теперь вместе будем жить.
- Это как же?
- Да вот так. Назначение на лодку я уже получил. Вот только определюсь на месте, сниму хорошую комнату, и ты ко мне навсегда приедешь.
На это дед лишь сокрушённо покачал головой, давая понять, что не так всё просто...
- А пчёл везде можно разводить, - настаивал Егор, - и я тебе буду помогать.
- Может, и приеду поглядеть, как ты устроился, - посулил дед, - но только уж когда женишься и не ранее того...
Отмалчиваться уже не имело смысла, и Егор поведал деду обо всём, что у него случилось. Выговорился, и на душе будто полегчало.
Дед, как на исповеди, выслушал его с полным вниманием и не перебивая. Он ещё долго молчал, комкал рукой дремучую бороду. Видимо полагал, что обычные утешительные слова, к которым он привык, были бы сейчас не к месту. Иного рода оказалась Егорова исповедь, и отвечать на неё следовало конкретным советом.
- Ищи её, если голубица и в самом деле дорога твоему сердцу - вот и весь мой сказ.
- Но где искать? Да и зачем, если всё равно не верит...
- Захочешь, так найдёшь,
- А почему я должен искать, будто и в самом деле в чём-то виноват?! взорвался Егор. - Получается, она ухватилась за какой-то повод, чтобы отказать мне.
- Повод был серьёзный, хотя и ложный.
- Враньё это всё! Враньё...
- Она ж этого и теперь не знает...
- Значит, не хочет знать.
- Коль скоро гордыню смирить не желаешь, внук мой, - урезонивал дед, любовь твоя не глубока, уповай тогда на время - оно и рассудит вас обоих, и добавил, горько улыбаясь: - Я бы опять сказал, что все браки свершаются на небесах, только ты этому всё равно не поверил бы. Помнится, ты как-то уверял меня, что судьба каждого человека в его же собственных руках... Тогда не пойму, за чем же дело стало?
- Не так это всё просто...
- Понимаю. Так вот почему ты затеял сей разговор. Небесному чуду не веришь, а на земное не надеешься...
Егор на это ничего не ответил, но про себя твёрдо решил, что денька через два-три начнёт собираться в дорогу. Предписание лежало у него в кармане. И никто не осудит, если он явится на лодку раньше намеченного срока. Только деда разве что обидит, а от самого себя всё равно не убежит...
8
Но не пришлось Егору по собственной воле прервать отпуск, избавившись тем самым от необходимости жить воспоминаниями о прошлом. Бсе оставшееся время решил потратить на более подходящее дело.
Как только дожди окончательно иссякли и земля стала подсыхать, всё село взялось за косы. Травы после тёплых ливней вымахали по пояс, и надо было поспешить с заготовкой сена. Дед никогда не отказывался, если его просили помочь колхозу. В такую пору, когда день год кормит, большая нужда имелась в каждой паре трудовых рук. Поэтому и Егор не мог не пособить землякам. Брали сено, где только могли: в ложбинках и на взлобочках, в лощинках и на болотцах - нигде не давали остаться траве нетронутой. С кормами, как повелось, в Укромовом селище лиха не ведали.
Ещё с вечера дед, скинув рясу и засучив рукава рубахи, принялся отбивать в сарае косы: одну для себя - потяжелее и позабористее, наподобие кирасирского клинка, а другую для внука - полегче и позвонче - вроде гусарской сабельки. Егор с дедовой помощью неплохо научился пластать траву. Третье лето "авралил" на сенокосе, натирая трудовые мозоли, которыми при случае и похвастать не грех.
Поднялись в четвёртом часу, когда ночная мгла начала разбавляться предутренней синью. Наскоро перекусив, вышли из дома. Шустрый стремглав увязался за ними, по-собачьи радуясь, что его не прогоняют. Петушиные вопли достигли их слуха уже за околицей. Притяжелив плечи косами, дед с внуком шагали просторным выгоном, напрямки к лесу. Где-то в еловом урочище, километрах в пяти от Укромовки, затерялась в чащобе полянка, которую предстояло выкосить. Работы всей, по дедову разумению, дня на три, если не на неделю - как с погодой повезёт...
Дед уверенно шагал по еле приметной тропке. Могучий и сутулый, в широченной сатиновой рубахе, через распахнутый ворот которой проглядывала дарёная флотская тельняшка, он походил на отставного боцмана со старинного парусного фрегата.
Егор поеживался от сырости, стелившийся по земле туман доходил до пояса. А дед будто ничего не чувствовал. Как бы сосредоточившись в самом себе, тихонько напевал какой-то псалом.
Чтобы поддразнить его, Егор затянул "Ой, за волнами бури полными..." Так и дошли до первых деревьев, подзадоривая друг друга.
- И не надоело тебе, внучек, задирать меня? - проворчал старик не слишком сердито, скорее для порядка.
- А ты, дед, не разводи агитацию, - поддел Егор. - Уж если тебе хочется, пой по-человечески.
- А я по-каковски? Ась?
- А вот по-таковски... Ведь ничего ж всё равно не понятно. Какой-то царь Давид с его кротостью...
- Какая тогда это агитация, если ты её всё равно не понимаешь?
- Да и понимать незачем, потому что это никому не нужно.
- Но уж если люди ходят в храм Божий, значит, это кому-то необходимо.
- Вообще, косой махать куда полезнее, чем кадилом.
- Э, внук, не хлебом единым жив человек. Пища духовная нужна была ему во все времена. Молод ты ещё и горяч. Многого пока не уразумеешь. Лет через десять, иль того помене, совсем другое скажешь...
- А то и скажу, что бытие определяет сознание, - упорствовал Егор. Ты и сам всё хорошо понимаешь, только боишься в этом признаться даже самому себе. С какой же стати тогда забросил все свои церковные дела и отправился в лес?..
- На всё воля Божья.
- Не темни, дед. Не прикрывайся авторитетам своего Высокого начальника, если в тебе самом говорит голос здравого смысла. Надо - значит, всем надо.
- А разве не сам Господь на дело оно вразумил?
У Егора и на это нашёлся бы ответ, но шагавший впереди дед вдруг остановился, предостерегающе взметнув руку. Шустрый злобно зарычал, приседая на задние лапы. В нескольких шагах от них, прямо на тропке, грелась в колеблющихся солнечных пятнах крупная гадюка. Она угрожающе зашипела, нацеливаясь треугольным рыльцем в сторону незваных пришельцев, но с места не двинулась.
- Эк, не вовремя помешали мы ей, - дед покачал головой,
- Нахалка, - возмутился Егор, - даже не хочет посторониться.
- И не подумает, - подтвердил дед. - А ещё и наброситься может.
- Что она, взбесилась? - удивился Егор, на всякий случай беря наизготовку бритвой отточенную косу.
Однако дед упредил его порыв.
- Не гоже, Егорушка, Божью тварь забижать. Должна она жить да размножаться. Простим её, неразумную, и Господь нас благословит. Только два дня в августе лютуют длиннохвостые: перед зимней спячкой у них, значит, наступает брачная пора.
- Ну что ж, - великодушно согласился Егор, - если у неё здесь место свидания, то останемся джентльменами и не будем ей мешать.
И они сошли с тропки, углубляясь в заросли ольховника.
Наконец деревья расступились. Просторная лесная поляна обнажила себя во всём великолепии благоуханных трав. Солнце поднялось достаточно высоко, но роса всё ещё держалась на кинжальных лезвиях осоки, на голубых колокольчиках, на метелках иван-чая. Толстые шмели деловито гудели над лепестками цветов, порхали бабочки. Где-то в глуши еловника занялась гаданием кукушка.
Обосновались в шалаше, подкрепив его скаты свежим лапником. В стареньком солдатском сидоре, что захватили с собой, имелось все необходимое: кружки да ложки, котелок с чайником и харч на несколько дней.
Решили даром времени не терять. Дед скинул порыжелые, стоптанные кирзачи, закатал до колен штанины и взялся за косу. Для порядка вдарил несколько раз по лезвию бруском, как бы лаская ухо звоном отточенного железа, степенно перекрестился и требовательно глянул на внука. Егор послушно пристроился сбоку, приняв, как перед туром вальса, стойку в полоборота.
