Наталия Будур - Повседневная жизнь викингов IX–XI века
Потом он потянул его за язык и сказал такую вису:
Здесь лежит из скальдов Скальд в уменье первый;
Нид сковал даритель Древка ярый ярлу.
Не слыхал, чтоб прежде за разбой воздал бы —
Люд о том толкует — Кто монетой этой.
— Теперь ты станешь настолько сведущим в искусстве поэзии, что сможешь сочинить обо мне хвалебную песнь, когда проснешься. Смотри же, старайся соблюдать размер и будь красноречив, а более всего заботься о кеннингах.
После этого он возвращается назад в курган, и курган закрывается, а Халльбьёрн просыпается, и кажется ему, что он видел его спину. Тогда он вспомнил вису и спустя некоторое время пошел со своим стадом домой и рассказал о том, что произошло. Потом Халльбьёрн сочинил хвалебную песнь о жителе кургана и сделался великим скальдом».[114]
М. Элиаде считает, что подобные описания типологически близки к посвящению или вдохновлению будущих шаманов и магов, проводящих ночь возле трупов или на кладбищах. Подобную роль играют вещие сны, когда посвященному открываются тайны будущего. Таких вещих снов очень много в сагах, например такие сны регулярно снятся Гисли («Сага о Гисли»).
Довольно близки к шаманским обрядам и обряды посвящения в воинов, которые в северной традиции имеют параллели в посвящении в берсерков — магическом превращении в диких животных, по сути дела, оборотничестве. Заметим, что в сагах рассказывается, что «обычные» люди берсерков, как правило, боялись и не любили. Как мы помним, берсерками были и многие скальды.
Одним из атрибутов шаманства Одина исследователи считают его двух волков — Гери, что значит «Жадный» и Фреки, что означает «Прожорливый», — которым он кидает еду со стола.
С образом волка связаны и берсерки.
Мифология и магия собаки и волка развивалась во всем мире тайными обществами воинов. Некоторые общества практиковали ликантропию — магическое превращение участника церемонии в собаку или волка.
В «Саге о Вёльсунгах» (глава VII) описывается, как Сигмунд с сыном попали в лесу в некий дом, где спали двое людей, а над ними висели волчьи шкуры. То были заколдованные королевичи, которые каждый десятый день выходили из волчьих шкур.
Сигмунд и Синфьотли залезли в шкуры и превратились в волков, а снять шкуры не смогли. Тогда порешили они разбежаться в разные стороны и обратиться за помощью друг к другу только в том случае, если на одного из них нападут сразу не менее семи человек. Едва они расстались, как Сигмунд набрел на людей и позвал на помощь Синфьотли, который бросился на его зов и всех умертвил. Но когда напали на Синфьотли одиннадцать человек, то не стал он звать отца на помощь, а сам одолел врагов. Стал он насмехаться над Сигмундом, тот бросился на Синфьотли, повалил его на землю и прокусил ему горло. Но некоторое время спустя вылечил его.
Этот эпизод находит прямую аналогию в истории Эгиля, тоже прокусившего горло своему врагу.
Надев шкуру волка, человек перенимает волчьи повадки, становится одержимым воином, непобедимым и неуязвимым, обладающим недюжинной силой дикого зверя.
Это отчасти подтверждает и окончание рассказа о том, как Эгиль перекусил горло Атли, ибо после убийства Атли Эгиль бросается на жертвенного быка, валит его наземь и ломает шею.
«Воинское испытание, — пишет М. Элиаде, — это почти всегда личный бой, который ведется таким образом, чтобы вызвать у неофита "буйство берсерка". Потому что одной храбрости здесь мало. Берсерком становятся не только благодаря храбрости, физической силе или упорству, для этого надо выдержать магически-религиозное испытание, которое радикально меняет поведение воина. Он должен преобразовать свою человеческую сущность, продемонстрировав агрессивное и устрашающее исступление, которое отождествляет его с разъяренными дикими животными. Он "разогревается" до наивысшей степени, его захватывает таинственная сила, нечеловеческая и неодолимая, так что боевой порыв исходит из самой глубины его существа. Древние германцы называли эту силу "вут" — термин, который Адам Бременский переводит как "ярость" (furof). Это своего рода демоническое безумие, которое повергает в ужас и парализует противника. Ирландский/erg ("гнев"), гомеровский "менос" — почти точные эквиваленты того же устрашающего сакрального состояния, характерного для героических поединков».
Много общего имеет с шаманизмом и особый вид магии Севера, которому Один научился у Фрейи и который называется сейд. Благодаря этому искусству он мог насылать смерть, несчастье или болезнь. Но, как мы помним, этот вид магии считался недостойным и низким. Заниматься им могли только женщины.
Упоминание об обряде гадания на рунах жрицей, несомненно, владеющей даром волшбы, сохранилось в поздних германских легендах, в частности в одной рейнской легенде, которая была записана в Германии в конце XIX века Ольгой Петерсон и называется «Жрица Герты»:
«Красавица Гетта, жрица богини Герты, жила в ее священной роще, на высоком холме, у самого берега Неккера. По рунам читала она судьбу людей и молилась за них, и все простые сердца находили у нее утешение и исцеление от своих страданий.
Она была так же хороша, как и дочери Вальгаллы, валькирии и богини, но голубые глаза ее не светились отвагой, а были кротки, столь же кротки, как и ее сердце.
Слава о ее мудрости распространилась по всему Рейну и далеко за пределы его, и стали стекаться к ней толпы народа, чтобы узнать от нее свою судьбу и почерпнуть мудрость из ее рун.
Многие юноши возвращались с холма Герты, пораженные в сердце красотой ее жрицы. Но кто из смертных осмелился бы заговорить с ней о своей земной страсти?
И вот раз в одну прекрасную летнюю ночь, когда вся земля отдыхала в немой тишине, а жрица Герты сидела на ступенях жертвенника, на котором горел небольшой огонь, вышел из лесу молодой воин. Не в первый раз уже видела его жрица.
— Ты обладаешь даром узнавать по рунам судьбу людей, — сказал он, останавливаясь перед девушкой. — Вот и я пришел узнать от тебя свою судьбу.
— Не время теперь бросать руны! — сказала Гетта, поднимая глаза на воина. — Дух прорицания покинул меня, и сама богиня отдыхает под густым дубом у ключа в своей священной роще! Приходи завтра!
Но воин не уходил; он стоял около девушки, не спуская с нее восторженного взора. Смотрела на него и жрица: не богиня Герта в ту минуту наполняла ее сердце.
— Хорошо, я приду завтра, — сказал он наконец, — но нужно мне узнать свою судьбу не от жрицы богини Герты: хочу я знать, любит ли меня красавица Гетта.
С этими словами ушел храбрый воин, и всю ночь тосковала о нем жрица богини целомудрия.
На следующую ночь снова явился юноша — молча подошел он к Гетте, мощной рукой поднял он ее, и губы их слились в беззвучном, но страстном поцелуе.
— Герта накажет меня за то, что не сумела я сохранить ей моего сердца, — сказала Гетта.
— Зато богиня любви Фрейя благословит нас, — отвечал юноша, — завтра жрец ее соединит нас на всю жизнь!
— Но настанет ли это завтра? Жрица Герты должна поддерживать огонь на алтаре ее храма, а не на очаге своего мужа. Нет, Герта не простит нам! — говорила девушка.
А юноша страстно обнимал Гетту и только шептал:
— Фрейя за нас! Фрейя за нас! Завтра Герта уступит свою чудную жрицу!
Всю ночь просидел воин у ног прекрасной Гетты и не мог наглядеться, не мог налюбоваться на нее. Наутро пошел он разыскивать жреца богини Фрейи, который навеки соединил бы его с его милой.
На другой день после заката солнца вернулся воин в сопровождении жреца Фрейи в священную рощу Герты. Долго искали они жрицу и, наконец, нашли ее у священного ключа богини целомудрия: неподвижно лежала жрица грозной богини, а. волк терзал ее сердце и пил ее кровь.
Бросился воин на волка и ударом меча положил его на месте. Поднял он свою Гетту, но глаза ее были сомкнуты навеки… Не настало для Гетты желанного завтра.
Сожгла грозная богиня Фрейя священную рощу Герты, разрушила ее жертвенник и такой чащей орешника и дикого винограда поросло это место, что нет возможности разыскать его: остался только ключ, да и тот с тех пор носит название Волчьего ключа, а иногда зовут его Источником Гетты, но все следы грозной богини уничтожены навеки.
На месте священной рощи построен знаменитый Гейдельбергский замок. Он был сожжен в 1807 году, но и в развалинах стоит грандиозным памятником прошлого.
Кто из путешествовавших по Европе не гулял по его разрушенным обширным залам, не вспоминал знаменитые пиры Елизаветы Гейдельбергской; кто не влезал на огромную бочку супруга Елизаветы, Фридриха; кто не мечтал при лунном свете на уцелевшей башне замка и не бродил по огромному парку, но помнит ли кто-нибудь историю Гетты?»
Попытался восстановить обряд гадания по рунам и сэр Джордж Эдвард Бульвер-Литтон[115] (1803—1873), классик английской литературы, блестящий политический деятель и знаток оккультных наук, владелец полного набора магических инструментов в своем известном романе «Гаральд, последний король англосаксов».
