Кэролли Эриксон - Мария кровавая
Кэролли Эриксон - Мария кровавая краткое содержание
Кэролли Эриксон
Мария кровавая
Посвящается Питеру
ПРЕДИСЛОВИЕ
В Англии нет ни одного памятника Марии Тюдор. В своем завещании она просила воздвигнуть мемориал, совместный для нее и ее матери, чтобы, как она писала, «сохранилась славная память о нас обеих», по воля покойной так и осталась неисполненной. 17 ноября, день ее смерти и одновременно день восшествия на престол Елизаветы, в течение двухсот лет считался в стране национальным праздником, и, прежде чем поколение, помнившее королеву Марию, исчезло с лица земли, в сознании людей прочно укоренилось, что правление Марии было «кратким, презренным и породило нищету», а правление ее сестры «длилось долго, было славным и процветающим». Все последующие годы ее звали не иначе как Мария Кровавая и представляли себе тогдашнюю жизнь по иллюстрациям в «Книге мучеников» Фокса, где палачи-католики пытают закованных в кандалы узников-протестантов. Те в ожидании казни молятся, и лица их озаряют экстатические видения рая.
Действительно, в период правления Марии Тюдор таких эпизодов случалось немало, но следовало бы помнить еще и о другом. Для того чтобы представить, каким было правление Марии, необходимо знать, какой была она сама, что у нее была за юность, какие болезни терзали ее всю жизнь, как страдала ее мать, как изощренно издевался над ними обеими отец. А после его смерти, в царствование Эдуарда, она вообще была на волоске от гибели — и, тем не менее стала королевой при практически полном отсутствии каких бы то ни было шансов на успех. То, что ей вообще удалось выжить, само пo себе было чудом. И еще большим чудом современникам виделось ее триумфальное восшествие на престол. Она сама долго не могла поверить, что ей суждено вернуть Англию в лоно католической церкви. Уже став королевой, она не переставала страдать. Страдать и бороться. Метаться между необходимостью подчиняться воле равнодушного супруга и ответственностью единоличной правительницы крупной державы. Глубочайшим потрясением для Марии стала ложная беременность.
Взвалив на себя непомерную ношу государственной власти, Мария Тюдор оказалась па высоте (особенно в первые годы правления), умело и мужественно сражаясь с тяжелейшим экономическим кризисом, бунтами и религиозными волнениями. Мужчин из ее окружения (как, впрочем, и почти всех остальных) человеческие качества Марии Тюдор неизменно восхищали. Причем настолько, что несколько из них, описывая ее, независимо друг от друга применили одну и ту же метафору. «Ее можно сравнить со свечой, — писали они, — которая продолжает гореть даже при порывистом ветре. И что самое главное — чем сильнее буря, тем ярче разгорается пламя».
В написании истории жизни Марии большую помощь и поддержку мне оказали: Питер Дрейер (при подготовке рукописи), Деннис Халак (он прочитал готовый материал), а также Хэл Эриксон и Роберта Филлипс (они всячески вдохновляли меня на этот труд). Я хочу также поблагодарить Майкла Оссиаса из издательства «Даблдэй», который оказал мне самую горячую поддержку, и Марту Мур, энергично и компетентно в течение многих месяцев помогавшую мне в работе с литературой. Рон Эриксон внимательно прочитывал каждую главу и напечатал большую часть рукописи. Всем им я очень признательна.
Беркли, Калифорния. 2 февраля 1977 г.
ЧАСТЬ 1
ПРИНЦЕССА
ГЛАВА 1
Как розы — алая с белой — в одну сплелись,
Так благородство и власть на троне слились;
То Гарри — наша надежда — на трон взошел,
Чтоб правдою ложь заменить, воссел на престол.
И с ним справедливости свет над землею расцвел.
Наш Гарри — король, как солнечный луч из тьмы;
Ликует народ — как сыном, горды им мы[1].
Ясным зимним февральским утром 1511 года арену для турниров Вестминстерского дворца короля Генриха VIII заполнили слуги, которые принялись украшать стены деревянного королевского павильона гобеленами и декоративной тканью, складывать рыцарские и конные доспехи и развешивать портьеры из золотой парчи. Через несколько часов должен был состояться торжественный турнир в честь рождения наследника престола — принца Генриха, герцога Ричмонда и Сомерсета, продолжателя династии Тюдоров.
Прошло несколько часов, и почетное место в павильоне под небольшим королевским балдахином из золотой парчи заняла королева Екатерина Арагонская. Она в темных одеждах, скрывающих полноту, однако рукава расцвечены золотой вышивкой. На шее — медальон в виде плода граната, символа Испании. Гранаты изображены также и на стенах павильона. Ее окружают, строго соблюдая придворный этикет, роскошно одетые фрейлины и вельможи в бархатных нарядах с тяжелыми золотыми цепями на груди. А напротив павильона теснятся лондонцы, собравшиеся на представление, — огромная толпа. Они не сводят глаз с Екатерины. Еще бы, ведь это ее первое появление на публике после очистительной молитвы роженицы! Она слегка улыбается, и ее обычно бледное лицо сейчас чуть порозовело. От гордости. Наконец-то она выполнила то, зачем ее прислали сюда из Испании десять лет назад, — произвела на свет наследника английского престола.
Конные герольды с гербами Англии протрубили в фанфары, объявив о начале состязания. В одном конце площадки для турниров, представляющей собой сравнительно небольшой прямоугольный участок двора, огороженный со всех сторон крепким деревянным барьером, выстроились в линию конюхи и гвардейцы в форме. Но вскоре им пришлось расступиться. Во двор медленно въехала гигантская праздничная колесница. Вернее, это была огромная сцена на колесах — с декорациями, актерами и реквизитом, шириной почти такая же, как площадка для состязаний, и достаточно высокая, чтобы возвышаться над королевским павильоном. Деревья, а их там был целый лес, зеленые травянистые холмы, скалистые утесы и цветы — все это изготовлено с помощью зеленой камчатной ткани, цветных шелков и атласа. На переднем плане среди деревьев были видны шесть лесничих в костюмах из ярко-зеленого бархата с деревянными турнирными копьями в руках, а чуть дальше в лесу возвышался прекрасный золотой замок. У его ворот, в зарослях шелкового папоротника, сидел нарядный молодой дворянин и сплетал венок из роз для младенца принца. В эту великолепную сцену-колесницу с помощью массивных позолоченных цепей были впряжены два огромных существа: лев из узорчатого золота и серебряная антилопа с золотыми рогами. Верхом на них ехали две красавицы, а под уздцы этих диковинных зверей вели одетые в зеленое дикие лесные жители.
Поравнявшись с тем местом, где сидела королева, процессия остановилась, лесничие задули в свои трубы, и из четырех пещер, расположенных в четырех холмах, на слегка покачивающиеся подмостки выехали четыре Рыцаря Дремучего Леса. Каждый в полном рыцарском облачении, с копьем в руке и в шлеме, украшенном плюмажем. Несмотря на то что их лица скрывали забрала, собравшиеся очень быстро выделили — в основном благодаря высокому росту — статного девятнадцатилетнего короля. На парадных попонах копей были начертаны рыцарские имена четырех участников турнира. Сэр Преданное Сердце, Сэр Неукротимая Страсть, Сэр Мужество и Сэр Приносящие Радость Помыслы. Толпа горожан радостно приветствовала благородных рыцарей, которые под звуки труб и барабанов съехали на площадку. Турнир начался.
Сэр Преданное Сердце — так назвал себя в этот день король — не проиграл ни одного поединка. Он побеждал своих соперников с необыкновенной легкостью, сломав больше копий, чем все остальные, и сменив четырех или пятерых коней. Сегодняшнее событие того стоило. Конечно, можно было бы заподозрить, что Генрих побеждал всех только потому, что был королем, однако те, кто так подумал, ошибались. Он действительно был очень умелым бойцом и к тому же превосходил своих соперников физически — и ростом и силой. По стандартам XVI века король Генрих VIII был очень высоким мужчиной. Взгляните на его личные доспехи, которые хранятся в лондонском Тауэре, и вы убедитесь, что они изготовлены для мужчины роста примерно метр девяносто, а размеры его турнирных доспехов заставляют предполагать, что он был еще выше. Генрих, как легендарный Ричард Львиное Сердце или его дед по матери, Эдуард IV, больше чем на голову возвышался над всеми своими придворными и гвардейцами. В любой толпе его всегда можно было легко узнать. Он отличался не только ростом, но также и очень крепким сложением — широкоплечий, с мускулистыми руками и ногами. В те времена было трудно даже вообразить, каким отвратительным толстяком он станет в конце жизни. «Он был очень хорош собой — высокий и стройный, — написал современник о двадцатидвухлетнем короле, — а когда он двигался, под ним дрожала земля».
Кроме отличных физических данных, Генрих обладал великолепной координацией движений и необычайной сноровкой. Дело в том, что искусство вести поединок в турнире (а этим он регулярно занимался не меньше двух раз в неделю) требовало, помимо умения точно прицеливаться, еще и необыкновенной выносливости. Попробуйте выдержать, не вылетев из седла, несколько десятков ударов деревянным копьем в голову и грудь, пусть даже и защищенные доспехами! А ведь чтобы победить в турнире, требовалось не просто сломать больше всех копий, а сломать их о шлемы соперников. Хуже, если копье ломалось о нижнюю часть доспехов или седло. И уж совсем недопустимо было попасть копьем в деревянный барьер, ограждающий турнирную площадку. Такой удар, сделанный более чем дважды, так же как, разумеется нечаянный (ибо поступок этот считался бесчестным) удар, нанесенный безоружному рыцарю либо в момент, когда тот повернулся спиной, — все это приводило к немедленному удалению с турнира.
