(Бирюк) Петров - Перед лицом Родины
- А-а... Прохор Васильевич, - сказал командующий. - Прошу, - указал он на кресло, - садитесь.
По тому необычно оживленному, а в то же время смущенному тону командующего Прохор понял, что сердце его не обмануло, предстоял разговор серьезный:
- Я вас слушаю, Евдоким Карпович.
- Закуривайте.
- Спасибо, - поблагодарил Прохор и взял из портсигара командующего папиросу.
Оба закурили.
- Прохор Васильевич, - взглянул командующий на Ермакова. - Вы знаете, что я к вам отношусь хорошо. Даже, можно сказать, со всей сердечностью... В этом вы можете не сомневаться... Я ценю ваши заслуги перед революцией... Ценю как честного человека, настоящего коммуниста...
- К чему вы это все, товарищ командующий? - тоскливо сказал Прохор, предчувствуя под этими словами что-то недоброе. - Говорите прямо, я все выдержу.
- Поймите, дорогой, - развел руками командующий. - Я все время за вас боролся. До поры до времени мне как будто удавалось отвести от вас все нападки... Но сейчас я уже ничего не могу сделать... Приходится подчиняться...
- Увольняете в запас? - упавшим голосом спросил Прохор.
- Да, - кивнул командующий. - Придется идти в запас. Есть приказ Ворошилова.
Удар был неожиданный и тяжелый. Несколько секунд Прохор сидел молчаливый, понурив голову. Потом он встал.
- Кому прикажете, товарищ командующий, сдать дела? - спросил он.
- Сдайте Коршунову.
- Слушаюсь, - прищелкнул каблуком Прохор. - До свидания, товарищ командующий.
- До свидания, Прохор Васильевич... - Командующий хотел еще что-то сказать, но запнулся и махнул лишь молча рукой.
* * *
В этот же день к Волковым пришла взволнованная, с покрасневшими от слез глазами Зина.
- Прошу с работы сняли! - зарыдала она.
- Как сняли? - спросил Виктор. - За что?
- Сказали, увольняют в запас, - причитала Зина. - Все это проделки Коршунова... Что теперь будет делать Прохор?.. Ведь он же никакой профессии не знает... Еще и из партии могут исключить...
- Ну за что же?
- Найдут за что. Скажут, отец кулак сосланный. Ты б, Виктор, как-нибудь помог ему...
- Чем же я могу ему помочь, Зина? Человек я маленький. Надо Прохору на работу устраиваться, вот в этом я, пожалуй, помогу.
И действительно, Виктору удалось устроить своего двоюродного брата заместителем директора инженерно-строительного института по хозяйственной части.
XVII
Воробьева привезли в краевой город и посадили в "одиночку" дома предварительного заключения при управлении НКВД.
"За что меня арестовали? - с горечью думал он. - Я же ни в чем не виноват... Неужели за прошлое?.. Так я же во всем чистосердечно покаялся... Ведь меня простили... Это, наверное, за то, что я скрыл генерала Ермакова... Он был в Советском Союзе, а я не рассказал... Да, именно за это... Боже мой, и надо же случиться беде в такой момент, когда меня ждало огромное счастье!.. Милая Лида, как ты все это перенесешь?.."
Воробьев решил, что как только его вызовет следователь на допрос, повиниться ему в своей ошибке.
В полночь у "одиночки" загремел замок, надзиратель велел Воробьеву собираться на допрос.
- Живо! - прикрикнул он.
- А я готов, - содрогаясь от волнения, проговорил Воробьев, выходя из камеры.
Его ввели в большую комфортабельно обставленную комнату. За столом, нагнувшись над какой-то бумагой, сидел мужчина в военной гимнастерке с тремя "кирпичами" в малиновых петлицах.
Он медленно поднял голову, и Воробьев даже содрогнулся от изумления. Неужели Яковлев, тот самый Яковлев, Михаил Михайлович, который в Париже руководил подготовкой шпионов и диверсантов, засылаемых в СССР?
"Нет, не может быть, - подумал Воробьев. - Это я обознался. Этот человек просто очень похож на Яковлева."
- Иди! - кивнул сотрудник НКВД вахтеру, приведшему Воробьева.
Когда вахтер вышел из комнаты, он озлобленно взглянул на Воробьева.
- Садись, - приказал следователь, указывая на стул, стоявший посреди комнаты. Воробьев покорно сел. Следователь встал из-за стола, засунул руки в карманы, прошелся по комнате.
- Ты что же, шпионить остался у нас, а? - спросил он, круто останавливаясь перед Воробьевым.
- Я остался потому, гражданин следователь, что считаю лучше жить на своей родине и заниматься честным трудом, чем околачиваться на чужбине.
- Врешь! Все вы, гады, притворились честными.
Воробьев присматривался к следователю. Яковлев это или нет? Пожалуй, что не Яковлев. Тот был ниже ростом и поплотнее. Да и рябин на лице этого человека нет. Но как разительно он похож на парижского Яковлева.
- Между прочим, гражданин следователь, вы очень похожи на одного моего знакомого.
- Догадываюсь, о ком ты говоришь, - зло усмехнулся следователь. - Ты же сам, в Париже-то, якшался с моим братом-белогвардейцем.
- Значит, вы тоже Яковлев?
- Да, но к это к делу не относится.
Следователь подошел вплотную к Воробьеву.
- Говори начистоту, - сказал он сурово. - Понимаешь, начистоту. Шпионишь, а?
- Простите, как вас зовут? - снова спросил Воробьев у следователя.
- Ну, Иван Михайлович, а что?
- Иван Михайлович, - прикладывая руку к сердцу, со всей искренностью сказал Воробьев. - Да поймите же, ради бога, я не враг. Нет!.. Я остался в Советском Союзе для того, чтобы жить среди своих русских людей, на своей родине... Мне хочется жить честно, трудиться.
- Не крути хвостом! - грубо оборвал его следователь. - Не ври. Говори правду. Ты ведь был послан для шпионажа в Советский Союз, и ты шпионил.
- Нет! - горячо возразил Воробьев. - Я не шпион, я честный человек.
- Ты с белогвардейским генералом Ермаковым, когда он сюда приезжал, встречался?
- Да.
- Если так, как говоришь, честно раскаялся о своем прошлом, так почему об этом не сообщил органам?
- Это моя ошибка, - вздохнул Воробьев. - Я считал, что Константин Ермаков, приезжавший сюда поднять восстание казачества, потерпел здесь фиаско. Беды он Советской власти никакой не принес. Я думал, пусть вернется в Париж и расскажет белоэмигрантам, что трудовые казаки крепко стоят за Советскую власть и не пойдут за ними...
- Ух ты, политик какой! - скривился Яковлев. - Скажи, а Ермаков знал, что ты хочешь остаться в Советском Союзе?
- Конечно, знал.
- А кого он видел здесь из своих родственников и не родственников?
- Предполагаю, что сестру в Москве. Но не уверен в этом.
- Кто такая?
- Мушкетова Надежда Васильевна.
- Так, - записал Яковлев. - А еще кого?
- Больше никого не знаю.
Спохватившись, что напрасно, видимо, сказал про Надю, он проговорил.
- Нет, насчет Надежды Васильевны я ничего не знаю... Это я так, только подумал. Вычеркните...
- Но это мы проверим.
- Товарищ Яковлев! - с дрожью выкрикнул Воробьев, вставая. - Я честный советский человек! Понимаете, честный! С прошлым своим я давно порвал. Возврата к нему не может быть... Это ошибка молодости моей. Товарищ Яковлев, вы, наверное, думаете, что в душе своей я враг родины, своего народа... Ей-богу же, нет. Товарищ Яковлев, поверьте мне, я честный, преданный Советской власти человек.
- Сядь, гад! - в бешенстве выкрикнул Яковлев. - Честный, говоришь?.. Тогда пиши!
- Что писать?
- Я буду диктовать. Садись к столу, вон бумага, ручка.
Воробьев подсел к столу, омокнул ручку в чернильницу.
- Пиши: уполномоченному НКВД по Азово-черноморскому краю. Написал?.. Я, такой-то... Становлюсь на колени перед Советской властью и прошу пощады... Я прислан из-за границы с шпионско-диверсантскими целями... Со мной вместе был заслан в СССР белогвардейский генерал Ермаков К. В., который впоследствии выбрался снова за границу.
Яковлев прошелся по комнате, обдумывая, взял со стола какую-то бумажку.
- Пиши дальше, - сказал он. - В Советском Союзе мы с генералом Ермаковым завербовали в свою шпионско-диверсионно-вредительскую организацию Ермакова Прохора Васильевича, Волкова Виктора Георгиевича, читал он по бумажке. - Потом эту, как ты сказал?.. Ага, Мушкетову Надежду Васильевну...
Воробьев уже не писал, а широко открытыми изумленными глазами смотрел на Яковлева.
- Что вы говорите? - в ужасе сказал он. - Это же неправда!.. Никого мы не вербовали. Эти ложь!.. Эти люди ни в чем не виновны...
- Не будешь писать?
- Нет!
В комнату вошел высоченный широкоплечий и широкогрудный молодой сотрудник с копной вьющихся белокурых волос. Воробьев заметил в его петлицах тоже по три шпалы. Значит, это тоже был большой начальник.
- Ну, что? - спросил он, кивая на Воробьева. - Раскололся, нет?
- Нет еще, товарищ Щавелев, - хихикнул Яковлев. - Крепится еще орешек... Я ею заставлю расколоться...
Щавелев, подойдя к Воробьеву, расставил толстые свои ноги, уставился на него из-под нависших на глаза волос.
- Ну, ты что?.. Сопротивляешься еще?.. Хочешь, наверно, резиновых палок отведать, а?
- Товарищ Щавелев, - торопливо выдохнул Воробьев, боясь, что ему Яковлев не даст говорить. - У него брат белогвардеец!.. Брат его в Париже руководит в РОВСе шпионами и диверсантами... А вот он хочет, чтобы я клеветал на честных советских людей...
