Владимир Поляков - Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно»
Как только бои приняли оборонительный характер, в лесу появилась авиация, которая все светлое время висела над партизанскими позициями, корректируя действия артиллерии. Там, где позволяли дороги, в лес пришли танки. Только в ночь на 2 января 1944 года командование ЦОГ решилось на отрыв от противника. С Яман-Таша спустились в Васильковскую балку, а там началось самое страшное. Началась бомбежка, потом в балку вошли войска.
Ф.М. Мазурец: «Все перемешалось. Отрядов как таковых не было. Пробивались группками по 2–3 человека, кто куда может» [53].
Нури Халилов: «27-го декабря 1943 каратели начали окружать наш небольшой по территории Зуйский лес. 12х12 км в ту и другую сторону. По краям леса две яйлы: Караби и Долгоруковская. Открытое поле, куда боевая техника заходит свободно. У нас было три аэродрома, на которые садились советские самолеты из Краснодара. Поэтому Зуйские леса были очень опасны для оккупантов.
По сравнению с Зуйским, Ялтинский лес составлял 50х50 км. Он простирался от Алуштинской дороги до Севастополя. У них не было аэродрома. Окружить такую большую территорию практически невозможно. Партизанам было где маневрировать в случае прочеса.
29 декабря 1943 года по совету старейшин гражданского лагеря отряда мы зарезали пять коров. Я распустил им животы, и мы укрыли их ветками, листвой. Разбив людей на группы по десять семей, мы вышли из лагеря.
29–30 декабря 1943 года я был связным между 21-м отрядом, штабом 5-й бригады и штабом Ямпольского. Штабы были расположены на крутой горе на правом берегу Бурульчи неподалеку от Яман-Таша. С самого утра дотемна нас бомбили фашистские самолеты, сменяя друг друга. Проклятые «мессершмитты», «юнкерсы» и даже венгерские «кукурузники». Они бросали кассетные, осколочные, зажигательные бомбы, мины-ловушки. Летали группами по шесть штук непрерывно. Артиллерия и танки обстреливали лес со всех сторон. Действия артиллерии с воздуха координировала двухвостовая «рама», снабженная оптическими приборами.
Как стало потом известно, против партизан были брошены 1-я и 2-я румынские горнострелковые дивизии, обученные воевать в горных условиях, а также немецкие и полицейские части. Крупнокалиберные пулеметы косили деревья. Все гремело, все горело. Было страшно.
Если раньше мы держали оборону отрядами, группами, то на этот раз командование приняло решение вести партизанскую войну. В нашем отряде все были разбиты на группы по 5–6 человек.
Назначили старших. Снабдили боеприпасами, по возможности продуктами питания. Всем сказали: «Найдите врага, разбейте его и убегайте. Ищите следующего, дайте бой и снова убегайте. Общий сбор назначен на 12 января на Яман-Таше. Я тоже разбил свою разведгруппу на несколько и 31 декабря 1943 года приступил к выполнению приказа.
В мою группу вошли: я, Сабрие, Эбзаде (сестра), Якуб и Петя. Мы пошли к северу от Васильковской балки. По левой стороне Бурульчи вдоль реки тянулась главная дорога от Баксана к Яман-Ташу. Прислушивались, где галоголят каратели, где взрываются снаряды и бомбы. Когда стемнело, мы подошли к небольшой балке. Смотрим, внизу румыны сидят возле большого костра, пьют чай или кофе, кушают, винтовки сложили в козлы. Двое на вертеле жарят утку для встречи нового 1944 года. Некоторые с оружием ходят по балке, видимо, дежурят. Уловив удобный момент, мы бросили три гранаты в сторону костра. Открыли огонь. Видим, какой поднялся переполох. Были убитые и раненые. Румыны открыли пулеметный огонь. Мы начали отходить. Сквозь летящие со свистом вражеские пули мы смоглиубежать в спокойное место. Было морозно, холодно. Снегу не было. Когда ходишь по замерзшей листве, она шуршит, все слышно, особенно ночью, но ночью фашисты, к счастью, не воевали.
Выбрав удобное местечко, я, Сабрие и Эбзаде прижались друг к другу, чтобы не замерзнуть. Было холодно. Небо ясное. Смотрели на звезды. У меня в кармане был топленый говяжий жир. Я дал каждому по кусочку размером, как бараний сажик. Мимо нас пробежал дикий кабан. Он сильно испугал нас. На небе появился советский самолет. По гулу узнали. Он сбросил гондолу. Парашют повис на дереве.
Гондола большая, тяжелая. Надо срезать канаты, подняться на дерево. Мы решили дождаться утра. На рассвете показалась группа румын. Мы увидели, как восемь румын сняли парашют и разрезали гондолу. Все они скучились, разбирая содержимое небесного подарка. Мы ползком подошли поближе в кустарниках и в подходящий момент бросили несколько гранат. Открыли автоматный огонь; Все восемь карателей остались лежать мертвыми. Они тоже получили новогодний подарок от партизан.
Неподалеку от Чуюнчи мы добрались до треугольника дорог, там были густые дубовые кустарники с неопавшими листьями. Здесь мы спрятались от преследователей и провели там две ночи. Стали наблюдать, как фашисты вдоль Бурульчи гонят скот, барашек в сторону Баксана. Потом румыны погнали захваченных в плен членов партизанских семей. Возле нас румыны сделали привал. Люди стали оправляться, писать прямо на нас. Мы лежали не дыша. Терпели эту вонь. Они стали рвать листья с дубовика. Пытались разжечь костры, но не успели. Румыны погнали их дальше. Мы по голосам даже узнавали некоторых знакомых. На перекрестке дорог румыны поставили крупнокалиберный пулемет. Он частенько строчил без адреса, в небо пускали светящиеся ракеты, потом отдыхали. Это нас спасло. На наш треугольник солдаты не обратили никакого внимания.
Хорошо все разведав, я решил уничтожить эту огневую точку. 9 января, когда стемнело, мы подползли ближе к посту. Румыны отдыхали. Мы открыли по палатке автоматный огонь и бросили две последних гранаты. Дело сделано. Боясь преследования, мы вышли из лесочка на большую поляну и стали идти вниз к Бурульче в сторону Яман-Таша.
Дошли до второй казармы у Бурульчи. Напились воды. Первый раз за десять дней вдоволь. Вброд перешли реку. В казарме горела коптилка. Одна женщина с грудным ребенком варила кукурузную баланду. Узнав, что все кругом спокойно, сели отдыхать. В комнате тепло, есть сено, на котором можно лежать. Рядом со мной мальчик лет 7–8, он весь в пухе, как птица. Женщина сказала, что привела его с Васильковской балки, что он 10 дней лежал возле своего раненого отца из 18-го отряда под навесом, где было пятьдесят раненых. Некоторые к тому времени уже умерли от ран и голода. Все эти дни мальчик не ел, не пил. Потом эта женщина дала нам по кружечке кукурузного супа — баланды. Мы снова ожили, окрепли, погрелись. Спасибо ей. Ведь мы с 28 декабря по 9 января почти двенадцать суток ничего не ели» [57].
А.С. Ваднев: «На Новый год я подарил жене три плитки шоколада. А уже вечером был тяжело ранен. 2.01.44. Вечером ребята сделали носилки и стали спускать меня с Яман-Таша. Приказано всем идти в Васильковскую балку. Пока спускались, меня пять раз роняли с носилок. Проходили через Бурульчу, носилки сорвались, и я упал в реку, намок весь. Мокрого принесли в Баксанскую казарму. Там была печка, растопили ее, с меня сняли мокрую одежду и просушили. Я всю ночь не спал, у меня была температура. В казарме лежат рядом со мной начальник штаба моего отряда (Медведев) и начальник штаба 2-го отряда (Шаров). В Васильковскую балку падали бомбы, немецкие самолеты обстреливали ее. Было сплошное избиение, слышны крики, стоны. Около нас все время находилась моя жена. Мне хотелось жить. Я уже видел румын. Решил ползти на коленках. Прополз метров 30, порвал брюки, побил коленки. Вдруг вижу, бежит Щербина Иван. Вера спрашивает: куда бежишь, там румыны. Он спросил, где командир отряда? Она указала на меня. Он подбежал и говорит: товарищ командир, садитесь на плечи. Я засмеялся и говорю — ты меня не донесешь. Он с яростью говорит: садитесь, я вниз снесу. Он был очень высокого роста, в плечах косая сажень, брюнет с прямым носом. Я ответил, что у меня всего одна рука здоровая, как я могу держаться за тебя. Он ответил — как удобно, так и держитесь.
Я подумал, а может быть, он и вправду меня спасет? Он стал на колени, я приладился к нему на плечи, уцепился рукой за шею. Он пронес метров 250 и возле оврага осторожно положил меня. Мне было холодно, я в одних носках, носки мокрые. Он сказал, что через три минуты вернется, и убежал куда-то. Я понял, что он меня бросил. Прошло три минуты, и Иван вернулся с лошадью. Подошел комиссар отряда (Н.А. Клемпарский). Он снял с себя пояс и помог привязать меня к лошади. С какой-то шубы отрезали кусок и замотали мне ноги, чтобы не отморозил. Мы тронулись в Шумулинскую балку.
Стали слышны голоса румын. Тогда я сказал комиссару, что меня нужно оставить здесь, иначе все погибнут. Он не соглашался, но потом нашел небольшую балочку с двумя уступами. Вера уходить отказалась. Я уговаривал ее уходить, так как не видел смысла погибать вдвоем, но она отказалась. Нас накрыли одеялом и шинелью, принесли графин воды, закрыли листьями, набросали сухих веток, тщательно замаскировали.
