Владимир Поляков - Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно»
В 24.00 сигнал к атаке, но противник первым открыл огонь. Оказалось, что накануне подошло подкрепление. Противник знал о нападении. Бой продолжался до 4 утра» [39, с. 4].
В Крымском штабе партизанского движения всех нюансов данной операции не знали, и взятие Фоти-Сала в приказе от 21.02.44 г. было отмечено в восторженных тонах. «За умелое руководство операцией» была объявлена благодарность командиру и комиссару 7-й бригады Л.А. Вихману и Ю.И. Сытникову, командиру и начальнику штаба 8-го отряда М.К. Алиеву и С.Д. Гаджиеву, командиру 10-го отряда И.В. Крапивному.
Зато досталось Ф.А. Федоренко за Шумхайскую операцию. Правильно отмечалась неудачная артподготовка, которая только раскрыла намерения партизан. Указывалось, что только в отряде Ваднева погибло 25 человек [15].
Немецко-румынское командование оказалось не готово к небывалой активизации партизанского движения. Многочисленные заставы на дорогах и мелкие гарнизоны в лесных и предгорных селах, которые ранее достаточно успешно противоборствовали ослабленным постоянным голодом немногочисленным партизанским отрядам, теперь превратились в источник снабжения партизан оружием. Размах партизанского движения был такой, что партизаны осмелились атаковать, и атаковать успешно: Зую, Старый Крым, железнодорожную станцию Альма.
В этот период часть отрядов располагается непосредственно в захваченных ими селах, часть по-прежнему в лесных лагерях, которые оборудуют достаточно комфортно. Вот как Л.A. Вихман описывает свои впечатления от посещения лагеря 3-го отряда: «Какой здесь образцовый порядок! Здесь есть клуб, баня, прачечная, портняжная, сапожная, колбасная мастерская и даже самогонный завод. Четкость и исполнительность чувствуется во всем. Молодец Грузинов!» [22].
В 1942 году А.В. Мокроусов был взбешен, увидев землянки Зуйского отряда, а патефон и кровать с набалдашниками Н.Д. Лугового стали притчей во языцех. Осенью 1943 года отношение к минимально возможному комфорту было совершенно иное.
Появление в отрядах огромного числа девушек разбередило души «старых партизан». Эти молодые парни, неженатые, а кто-то и нецелованные, два года только и делали, что убивали и, как могли, избегали того, чтоб убили их. И вот теперь вокруг них множество молодых, здоровых девчат, которые совершенно искренне восторженно и влюбленно ловят каждый их взгляд, каждое слово.
Очень скоро под этими взглядами пали лучшие из лучших: А.С. Ваднев, Н.И. Дементьев, Г.Ф. Грузинов, Н.Е. Колпаков…
Так, осенью 1943 года в Крымском лесу наряду с ранее существовавшим институтом «лесных жен», что было привилегией исключительно высшего командного состава, появилась «жена-вульгариус», то есть «жена обыкновенная». Истосковавшиеся по нормальной жизни «старые» — двадцатипятилетние — партизаны в своем большинстве искренне хотели «все по-честному», «как у людей». В отрядах играли веселые шумные свадьбы, гости искренне кричали: «Горько!»
Знакомясь с приказами ЦШПД, мне довелось прочитать о каком-то из партизанских отрядов, действующих в немецком тылу где-то в Украине: «Плохо организована политико-воспитательная работа среди партизанок бригады товарища… Командование бригады и отрядов, вместо того чтобы мобилизовать женскую молодежь на боевые дела, допустило массовые женитьбы. В бригаде женилось 5 командиров отрядов, помощник комиссара бригады по комсомолу, заместитель комбрига по разведке и сам командир бригады» [96].
В Крыму, в предвкушении скорого освобождения, к артобстрелу стрелами Амура первоначально отнеслись совершенно лояльно. На стороне «молодоженов» был нейтралитет командования и позитивное общественное мнение. С симпатией «общественное мнение» относилось и к новоявленным женам. Дело в том, что невеста Николая Колпакова была бойцом женской диверсионной группы; Вера Кудряшова — невеста Ваднева — обычным бойцом 18-го отряда… В отличие от «лесных жен», они были равные среди равных. Читая воспоминания партизанки Сафие Ибраимовой, я обратил внимание на одну фразу: «Имярек — жена Македонского, а может, нежена, принесла мне еду» [52].
Институт «лесных жен» возник с первых же дней партизанской жизни. Нельзя сказать, что это было «ноу хау» исключительно красноармейских отрядов, но тон, конечно, задавали они. Дело в том, что партизанские командиры и комиссары первой волны почти все пришли в лес со своими официальными женами. А вот армейские командиры обзаводились «лесными». Всю весну 1942 года в битве компроматов имена «лесных жен» едва ли не всех действующих лиц фигурировали во всех докладных, сигналах, доносах… После массовой эвакуации, длительного страшного голода «женский вопрос» долгое время был совершенно неактуален. Осенью 1943 года с возвращением из Сочи в лес ряда «старых партизан» вернулись и некоторые «лесные жены». Именно они вызывали у партизан это двойное чувство: «Жена, а может, нежена».
Однажды, в году в семьдесят пятом, на открытии памятника погибшим раненым в Васильковской балке, я с искренним восхищением рассказывал о том, как партизанка Вера Кудряшова спасла жизнь командира 18-го отряда Алексея Ваднева, имя которого должно было быть на этом памятнике, но благодаря Ее величеству Любви он остался жив.
Среди слушателей было много партизан, которые одобрительно слушали мой рассказ. Когда все направились «к столу», меня отозвала в сторону незнакомая женщина. Она рассказала о том, что практически в те же дни, в точно таких же обстоятельствах, рискуя своей жизнью, спасла комиссара 1-й бригады Мирона Мироновича Егорова.
Я знал, что Егоров был в этих боях тяжело ранен, эвакуирован на Большую землю и там умер в госпитале из-за врачебной ошибки — ему влили не ту группу крови.
То, что его спасла девушка, для меня было новостью. По привычке я потянулся к записной книжке, чтоб записать ее фамилию, имя, адрес, но моя новая знакомая неожиданно для меня своей рукой закрыла мою записную книжку и, отрицательно покачав головой, грустно улыбнулась и усталой походкой пошла к «праздничному столу» — брезенту, вокруг которого уже расположились бывшие партизаны. Только тогда до меня дошло, что эта женщина — бывшая «лесная жена».
Невольно вспомнились строки Константина Симонова, посвященные ППЖ — фронтовым «походно-полевым женам»:
Только им ничего не завещано,
Только им ничего не обещано.
Многие бывшие партизаны в тот день были со своими женами, которые когда-то тоже были крымскими партизанками. Эти женщины по-хозяйски поглядывали за своими мужьями, чтобы те не простыли, не болтали лишнего, не перебрали спиртного…
И только «лесная жена» была одна. Я смотрел на ее крашеные волосы, рассматривал орденские планки, но больше всего на ее красивые, а теперь постоянно грустные, покрытые поволокой глаза.
Большое количество молодых женщин в расположении боевых отрядов вне зависимости от их статуса: «лесной» или обычной жены, со временем стало головной болью командования.
«Шоферова все время спорит с мужем. То он ее ревнует, то она его. Дошло до того, что он попросился перевести его в другой отряд. Пришлось переговорить. Вроде подействовало. Сегодня Шоферов один из лучших бойцов, а их сын Вовка любимец отряда. Ему 8 лет. Ребята дали ему разбитый немецкий автомат, и с ним он чувствует себя настоящим партизаном» [36, с. 84].
«24.03.44 Сегодня Воронов сообщил, что его лесная партизанская жена Катя, узнав, что его переводят в 3-й отряд комиссаром, а ее оставляют в 1-м, вздумала отколоть номер и как будто пыталась повеситься. Решили, что для пользы дела нужно, как выразился Котельников, разженить все пары, а то ребята отвлекаются от работы и все время крутятся возле своих подруг» [36, с. 65].
«В 6-й отряд прибыл сотрудник НКВД в форме с иголочки и погонах с синим просветом. Энкавэдэшник этот, кстати сказать, человек был гонористый, ну и начал права качать. Особенно ему не нравилось, что Коля (Николай Дементьев) к этому моменту, как говорили тогда, «подженился», да и я захаживал к девчатам в гражданский лагерь. В общем, строил он нас, строил, когда сам вдруг… пристроил себе девицу из гражданских. Решил я его проучить, и как-то, когда они уединились в его землянке, я ему через трубу в печку патронов сыпанул… Шуму было много, но дальше он вел себя нормально», [92. с. 81].
Активные действия партизан стали сущим бедствием для снабжения оборонявших Керчь немецко-румынских войск. Терпеть такое положение дальше было невозможно, и немецкое командование вновь было вынуждено снять с фронта войска и бросить их против партизан. Агентурная разведка предупредила базирующихся в Зуйских лесах партизан о готовящейся операции, но предпринять что-либо кардинальное уже было невозможно — лес был перенасыщен гражданским населением. Дело в том, что, опьяненное возросшими масштабами и предвкушая скорое освобождение полуострова, партизанское руководство «организовывает почин» жительницы села Ангара Екатерины Халилеенко: «Все население — в лес. Под защиту партизан!» Хлынули тысячами. Семьями, со скотом, с малыми детьми, с вековыми старухами. В Зуйских лесах гражданский лагерь насчитывал 4 тысячи человек. Чтоб как-то упорядочить их жизнь, был учрежден «Лесной совнарком», который поручили возглавить бежавшему из немецкого лагеря А.В. Подскребову, которого в лесу хорошо знали как заведующего орготделом Крымского обкома партии. В помощь ему была придана известная разведчица Евгения Островская. В Старокрымских, Бахчисарайских лесах число местных жителей было значительно меньшим, но, тем не менее, и они связывали партизан по рукам и ногам.
