ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества - Бохэннон Кэт
Никто не знает, почему Прямоходящая вообще покинула дом. Существует сценарий «притяжения»: из-за повышения влажности на север открылись «зеленые коридоры» – небольшие карманы новых доступных и пригодных для гомининов территорий, куда с радостью переселились Прямоходящие. Мы почти уверены, что именно это произошло с некоторыми из поздних видов Homo sapiens, мигрировавших из Южной Африки. Группа гомининов неплохо жила у большого озера в течение около 70 000 лет, когда (примерно 100 000–130 000 лет назад) оно превратилось в обширные водно-болотные угодья, простирающиеся на северо-восток и юго-запад [164]. Но вскоре на этих территориях произошло изменение климата, что заставило вид снова адаптировать свои стратегии. А если имел место «вынуждающий» сценарий – когда среда меняется настолько, что у группы не остается иного выбора, кроме как мигрировать [165], – способность быстро адаптироваться приобрела бы еще большую важность.
Для Прямоходящей и мигрирующих гоминидов после нее было бы лучше, если бы рождения совпадали со сбором фруктов и орехов или с волной мигрирующих из-за меняющихся условий животных. Некоторые среды будут бесплодными и сложными – и тогда лучше всего увеличить интервал между рождаемостью, чтобы уменьшить бремя группы. Некоторые среды обитания окажутся достаточно богатыми, чтобы поддерживать интенсивное воспроизводство, и гинекология понадобится уже для того, чтобы пережить множественные беременности и кормление детей.
Если бы она мигрировала медленно, эволюционные процессы могли бы позаботиться о такой адаптации. Но получение прямого контроля над своим воспроизводством полностью меняет игру. Вместо того чтобы ждать миллионы лет, пока ее глючная матка наверстает упущенное, Прямоходящая могла напрямую влиять на свои репродуктивные результаты в течение собственной жизни. Что она и делала, учитывая, что ее виду удалось распространиться в головокружительном калейдоскопе различных экосистем: не только на весь Африканский континент [166], но и за пределы Ближнего Востока, через Европу, в Центральную и Южную Азию и вплоть до Азиатско-Тихоокеанского региона. Она захватила мир.
Тем временем, еще в Африке, другая популяция Прямоходящих изобрела ашельские каменные орудия. С помощью окаменелостей мы можем проследить эту эволюцию на карте: первая волна Прямоходящих, вышедших из Африки, использовала олдувайские орудия. Останки были найдены на юге России, в Индии, в Китае, на Яве, и часто рядом с костями находились каменные орудия. Но поздние останки Прямоходящих в Африке стали ассоциировать с более совершенными ашельскими орудиями. Свою новую технологию они пронесли через Левант и за его пределы.
Это первая известная нам история успеха гоминидов: наши Евы смогли адаптироваться к широкому спектру новых условий. Они сделали это с умом. С помощью каменных орудий. Улучшив свои инструменты, они забрали знания с собой. В конце концов, то же самое они сделали с огнем и приготовлением пищи.
Но все это было бы невозможно без гинекологии. В каждом новом месте мы, наверное, едва дотягивали до своего MVP, и, чтобы не вымереть, нам непременно требовалась примитивная гинекология. По недавним расчетам, MVP для репродуктивной группы людей, изолированных на 150 лет, составит четырнадцать тысяч, причем сорок тысяч – гораздо более безопасная ставка. Из этих сорока тысяч только около двадцати трех будут «эффективной популяцией», то есть самцами и самками, размножающимися друг с другом. Остальные – особи не репродуктивного возраста. А какова последняя, наиболее точная оценка первого набега Homo Sapiens на Левант? От одной до двух с половиной тысяч особей. И все. Пара тысяч, едва успевающих размножаться.
Другими словами, такие события происходили последовательно: время от времени слишком маленькая группа древних гомининов мигрировала, прекращала скрещиваться с другими группами и делала все возможное, чтобы выжить, процветать и иметь (еще более генетически схожее) потомство. Вот почему мы с вами так тесно связаны друг с другом, где бы мы ни жили.
Нетрудно догадаться, почему так случилось. Около 60 000–100 000 лет назад популяция древних Homo sapiens на юге Африки наконец достигла критической массы. Затем небольшая группа мигрировала в Восточную Африку. Примерно 10 000 лет спустя они наконец достигли процветания и смогли отправить другую группу мигрировать на древний Ближний Восток. Оттуда последующим группам потребовалось всего около 5000 лет, чтобы переместиться в Европу, в Центральную и Северную Азию и, наконец, всего 15 000 лет назад, в Северную Америку. Мы знаем это, потому что большинство людей, произошедших от этой миграции, очень похожи.
Каждый раз, когда популяция была достаточной, чтобы мелкие группы могли отделиться и колонизировать близлежащие территории, генетическое разнообразие уменьшалось. Потому что на каждом новом участке группа будет скрещиваться в основном между собой. Как только матери-основательницы покинули юг Африки, последующие поколения произвели на свет больше потомства из ограниченного генетического пула. И этот ограниченный пул снова будет иметь тот же эффект, когда они пойдут дальше, усугубляя инбридинг, естественным образом опережая нормальный генетический дрейф. Это лучший аргумент в пользу того, почему человечество столкнулось с генетическим затруднением примерно в то время, когда мы покинули Африку [167]. Этот феномен называется эффектом основателя – его можно легко обнаружить в генетической истории вида, когда мигрирующая группа репродуктивно изолирована, а их потомство становится менее генетически разнообразным, чем можно было ожидать.
Когда Homo sapiens наконец удалось заселить мир (время, которое палеоантропологи называют «Великой экспансией»), мы в то же время сократили генетическое разнообразие вида. Чтобы не стать одиннадцатипалым чудом, обреченным на вымирание из-за инбридинга, каждая группа мигрирующих людей должна была испытывать еще большее давление, связанное с созданием и поддержанием минимальной жизнеспособной популяции в новом месте.
С интеллектуальной точки зрения это разумно. Место и время появления наших генетических затруднений тоже сходятся – модель соответствует многим современным знаниям о том, что на самом деле произошло с нашими предками, когда они покинули Африку. Чтобы создать и поддерживать MVP, каждая племенная пара должна была произвести на свет как минимум двух детенышей, и эти дети должны сделать то же самое, когда подрастут. Древние младенцы часто умирали. Двух было бы недостаточно. И большинство наших Ев имели крохотный шанс выжить, не говоря уже о том, чтобы пережить репродуктивный возраст. Большинство гомининов – до недавнего времени большинство людей – были счастливчиками, если доживали до тридцати пяти. Это означает, что, если наши Евы переживали детство, следующее десятилетие (максимум два) они проводили, рожая детей, кормя грудью, пытаясь сохранить жизнь всем – или, черт возьми, хотя бы двоим – и, выпустив потомство во взрослую жизнь, отбрасывали коньки [168].
К двум годам человеческое потомство едва ли самодостаточно, а значит, детям, которых Евы рожали в тридцать три, пришлось бы самостоятельно доживать до половой зрелости, что определенно нелегко. Наиболее вероятный сценарий репродуктивного успеха предполагает группирование рождений в начале репродуктивного возраста, оставляя себе время на заботу о жизнях потомков, пока они не станут подростками [169]. Можно также пойти по пути шимпанзе: завести одного детеныша и воспитывать его до тех пор, пока он не сможет худо-бедно справляться самостоятельно. Для шимпанзе – по рождению на каждые четыре-шесть лет. Однако шестилетние человеческие дети не способны выжить без постоянного внимания. Это так же верно в современном детском саду, как и в дебрях древнего мира. В любом случае – рожаете вы всех своих детей в подростковом возрасте или распределяете рождения на период от двадцати до тридцати лет – нужны гинекологические знания, которые помогут вам и вашим детям добиться успеха. Отчасти потребовались бы навыки акушерок. Еще важнее будут социальные и медицинские практики, включая фармацевтические препараты, регулирующие фертильность. Ни одна стратегия не будет идеальной, но очевидно, что худшая – репродуктивная свобода без общих знаний (и общих ресурсов по уходу за детьми).
