Сергей Шокарев - Тайны российской аристократии
«Января в 24 день (1695) в Потешном дворце пытан боярин Петр Авраамович Лопухин, прозвище Лапка, в государственном великом деле и января в 25 день, в ночи, умер…
Марта в 5 день бит кнутом Поместного приказа дьяк Кирила Фролов перед Разрядом за то, что золотые купил у подьячего у Глеба Афанасьева без поруки. Да тут же перед Разрядом бит кнутом разрядный подьячий Глеб Афанасьев за то, что покрал золотые, те, которые было довелось дать по указу великих государей ратным людям за последний Крымский поход…
Июня в 4 день прислал воевода с Белой Оську Старченка в Стрелецкий приказ, и он, Оська, расспрашиван, а в расспросе говорил про многих своих товарищев. И по указу великого государя он, Оська, из Стрелецкого приказа отослан в Преображенский, пытан и по розыску повешен и с товарищами своими…
Федор Лаговщиков, тульский воевода, бит батогами вместо кнута.
Князь Савин Горчаков в Преображенском вместо кнута бит плетьми.
Декабря в 19 день 205 (1696) года в субботу в Преображенском чинено было наказание бывшему полковнику Алексею Лаврентьеву сыну Обухову, бит на козле кнутом нещадно за то, что в прошлых годах его стрельцы в Батурине крали гетманские деньги и пытаны, и с пытки говорили на него, Алексея, что те деньги краденые отдавали ему…»
И так день за днем, и год за годом проходила служба Ромодановского в Преображенском приказе. Розыскные мероприятия того времени отличались особой жестокостью – пытка, зачастую, не только обвиняемых, но и доносителей (для проверки правдивости показаний) была обычным средством судопроизводства. Кроме того, русская система наказаний, в отличие от западноевропейской, отличалась более редким употреблением смертной казни, но более частым и широким употреблением телесных наказаний – секли кнутом, батогами, плетьми, клеймили, отрезали нос и уши, отрубали руки… При такой повседневной деятельности человек постепенно терял человеческий облик – отсюда жестокость и непреклонность Ромодановского и его стремление к чарке. Сам Петр указывал князю-кесарю, что тот пьет «для страху». Однако о другой службе для князя-кесаря царь не мог и подумать.
Отзывы современников описывают характер Ромодановского и его деятельность во главе политического и уголовного сыска. Иронический и едкий князь Б. И. Куракин писал: «Сей князь был характеру партикулярного: собою видом как монстра; нравом злой тиран; превеликий нежелатель добра никому; пьян по вся дни; но его величеству верный так был, как никто другой». Солидарен с Куракиным и брауншвейгский резидент Ф. Х. Вебер: «Он наказывал подсудимых, не спрашиваясь ни у кого, и на его приговор жаловаться было бесполезно». А. А. Матвеев (см. очерк о Матвеевых) более благосклонен к Ромодановскому. «Муж верный и твердый, со всегдашним надзирательством», – характеризует его Матвеев.
Безусловную верность и еще одно редкое для петровских сподвижников качество – бескорыстие высоко ценил Петр I в Ромодановском. Отправляясь за границу в составе Великого посольства, царь поставил во главе управления государством Ромодановского и боярина Т. Н. Стрешнева.
Из курляндской столицы Митавы царь отправил князю-кесарю «некоторую вещь на отмщение врагов маестату (государства. – С. Ш.) вашего». Этой «вещью» был топор, и, как отвечал Ромодановский Петру, он вскоре был опробован в деле и лишил жизни двух преступников. Жадный до технических новшеств Петр позднее отправил к Ромодановскому специальную машину для рубки голов («мамуру»), вероятно, прообраз гильотины, но князю-кесарю, приверженцу традиций, «мамура» не приглянулась.
Из-за границы царь вел постоянную переписку с Ромодановским. В январе 1698 г. он извещает князя, что удалось договориться о покупке 15 тыс. ружей «к службе вашей государской».
Следующее письмо показывает раздражение Петра Ромодановским. В Амстердам прибыли к царю волонтеры, среди которых был Яков Вилимович Брюс, еще один из знаменитых сподвижников преобразователя. Брюс приехал с обожженной рукой и отвечал царю, что пострадал от Ромодановского. «Зверь, – написал в раздражении царь князю-кесарю, – долго ль тебе людей жечь? И сюды раненые от вас приехали. Перестань знаться с Ивашкою (Ивашка Хмельницкий – русский вариант Бахуса. – С. Ш.). Быть от него роже драной!» Ромодановский с достоинством отвечал царю, что Брюс сам обжегся, будучи пьян, а самому князю недосуг пьянствовать: «Неколи мне с Ивашкою знаться, всегда в кровях омываемся; ваше-то дело на досуге стало знакомство держать, а нам недосуг. А что Яков Брюс донес, что от меня руку обжег, и то сделалось пьянством его, а не от меня». Выше говорилось, что царь не поверил в трезвый образ жизни Ромодановского, он слишком хорошо знал его характер. «Писано, что Яков Брюс с пьянства своего то сделал: и то правда, только на чьем дворе и при ком? А что в кровях, и от того чаю, и больше пьете для страху. А нам подлинно нельзя, потому, что непрестанно в ученьи».
Затем последовало еще более серьезное негодование на Ромодановского. В Москве началось стрелецкое восстание. Еще в мае Ромодановскому удалось усмирить первые волнения стрельцов, выдав им жалованье и выпроводив из Москвы. Узнав об этом, царь сделал строгое внушение князю-кесарю: «Для чего ты сего дела в розыск не вступил?» Понимая, что растерянность Ромодановского вызвана задержкой почты, он с гневом пенял ему: «А буде думаете, что мы пропали, и для того боясь и в дела не вступаешь… Я не знаю, откуды на вас такой страх бабий!» Однако в конце письма примирительно добавлял: «Пожалуй, не осердись: воистину от болезни сердца писал».
Известие о вооруженном восстании царь получил от Ромодановского лишь спустя месяц после начала событий. «Пишешь… что семя Ивана Михайловича растет, в чем прошу быть вас крепких; а кроме сего, ничем сей огонь угасить не мочно». Вспомнив покойного И. М. Милославского, вдохновителя восстания 1682 г., царь указывал на политические корни нового стрелецкого бунта – царевна Софья и партия противников реформ. Как уже говорилось выше, Петр поспешил в Москву. В Польше царь получил известие о подавлении бунта и замедлил бешеную скорость своей скачки.
По прибытии в Москву радость по поводу подавления стрелецкого восстания сменилась у царя резким недовольством тем, как Шеин и Ромодановский провели расследование. Царь находился в постоянном раздражении и по любому поводу срывался. На пиру у Лефорта он обвинил во взятках Шеина и обнажил шпагу, намереваясь наказать генералиссимуса. Ромодановский, Зотов и Лефорт поспешили на выручку Шеину, и каждому досталось от царя, который «до того разгорячился, что, махая обнаженным мечом во все стороны, привел тут всех пирующих в ужас». Ромодановскому досталось шпагой по пальцам, Зотову – по руке, Лефорта царь «крепко хватил по спине». И только Меншикову удалось смягчить гнев царя.
Царь подозревал, что руководители «розыска» поспешили не случайно, а намеревались утаить от него важную политическую составляющую бунта. Даже Ромодановский попал под это подозрение.
Петр писал князь-кесарю о смерти одного из стрельцов, запытанного до смерти: «И в том, суди тебя Бог, что ты, не боясь его, хочешь воровство это замять». Ромодановский оправдывался, доказывал свою верность и преуспел в этом.
В новом розыске по делу о стрелецком бунте, который возглавил лично царь, Ромодановский был его заместителем. Казнив стрельцов и ужесточив содержание своей сестры Софьи в монастыре, царь принялся за бояр. Началось знаменитое пострижение бород. Среди тех, кто подвергся этой участи, оказался и Ромодановский. В быту князь-кесарь был сторонником прежних обычаев. Узнав, что боярин Ф. А. Головин сменил русское платье на иноземное, он воскликнул: «Не верю я такой глупости и безумству Головина, что он мог пренебречь одеждой родного народа». Теперь и самому Ромодановскому пришлось расстаться с дорогим его сердцу обликом.
Временное неудовольствие царя действиями Ромодановского во время стрелецкого восстания 1698 г. было забыто.
В 1702 г. за Преображенским приказом было закреплено исключительное право ведения следствия по политическим делам. Все представители администрации обязаны были отсылать челобитчиков, сказавших «Государево слово и дело», к князю Федору Юрьевичу Ромодановскому.
Преображенский приказ ведал также формированием, комплектованием и финансированием гвардейских (бывших «потешных») полков, организацией новой регулярной армии, приемом даточных, вольных и рекрутов, подготовкой военных операций (в частности, Азовских походов), полицейскими функциями в Москве, налогообложением дворцовых сел, табачной торговлей и многими другими делами. Помимо Преображенского приказа, Ромодановский управлял также Аптекарским и Сибирским приказами, возглавлял Боярскую думу (не имея чина боярина!), занимался обеспечением армии во время Северной войны (изготовлением орудий на Пушечном дворе), восстановлением Москвы после пожара 1701 г. и т. д. Фактически Ромодановский до учреждения должности московского губернатора руководил огромной массой дел, касающихся управления Москвы.
