Бэзил Гарт - История Первой мировой войны
Политические перемены произошли во всех странах, и они были симптоматичны. Первоначальный воинственный порыв прошел. Его сменило настойчивое упорство, которое хотя и было естественным для Англии, но как-то не вязалось с общераспространенным, хотя и искусственным представлением о французском темпераменте.
В экономическом отношении напряжение войны пока не проявилось резко ни в одной из стран. Более того, финансы показали неожиданную способность приспосабливаться к положению, и ни блокада, ни подводные лодки серьезно не повлияли на подвоз продовольствия.
Хотя в Германии чувствовалось уже некоторое стеснение, но народ ее имел для укрепления своей воли к борьбе более осязаемые успехи, чем его противники. Все же в 1916 году продовольственное положение в Германии обострилось из-за плохого урожая 1915 года — худшего за последние сорок лет. К счастью для Германии, положение ее улучшилось, а британская блокада частично была сведена к нулю благодаря легкому захвату плодородных земель на Восточном фронте.
По иронии судьбы, враги протянули Германии спасительную соломинку, ускорив вступление Румынии в войну, после того как Фалькенгайн почти потопил волю германского народа к борьбе в море крови и слез, вызванных возобновлением наступления на Западном фронте.
Сцена 1. Дарданеллы
Гигант, три корабля и боязнь насилия были основными факторами, втянувшими Турцию в войну против Британии — ее традиционного союзника. Гигантом был барон Маршаль фон Биберштейн, германский посол в Константинополе в течение 15 лет, вплоть до 1912 года. Для нации, на которую сильнейшее впечатление производила внешняя «представительность», крупная фигура Маршаль фон Биберштейна и его властные манеры являли собой живой образ растущей мощи Германии.
Возможно, только один человек был в состоянии более зрелой и уравновешенной силой британца противодействовать впечатлению, производимому в Турции Биберштейном. Этим человеком являлся Китченер. Любопытно, что он как будто даже хотел занять место английского посланника в Константинополе, но желание это не было удовлетворено. В эти критические годы британским посланником здесь был человек, лишенный требуемого авторитета и силы. К тому же в последние недели перед мировой войной его совершенно не было на месте, так как он уехал в отпуск.
Кораблями стали германский крейсер «Гебен» и строившиеся в Британии для Турции линкоры «Султан Осман» и «Решадие». «Гебен» был послан в Константинополь в начале 1914 года и долго стоял на якоре у входа в Золотой Рог. Его пребывание там имело целью повысить престиж Германии и ослабить единственную позицию возможного влияния Британии в Турции — ее морскую миссию.
В конце июля, когда в воздухе сильно запахло войной, постоянные опасения Турции за Дарданеллы (Россия проявляла к ним слишком большое стремление) превратились почти в панику. Помогло усилению паники и то, что на эти настроения влияла жажда Турции к расширению своих доминионов. Великий визирь Турции был уверен в неизбежности войны между Германией и Россией, но сомневался в возможности вступления в войну Британии. Подстрекаемый германофилом Энвер-пашой, он пошел навстречу прошлым заигрываниям Германии и 27 июля предложил германскому послу заключить секретное соглашение, направленное против России. На следующий день предложение это было принято, а 2 августа договор подписан, хотя большинство турецкого кабинета ничего об этом не знало. На следующий день в Дарданеллах были выставлены первые мины, а Энвер по личной инициативе начал мобилизацию турецкой армии.
Известие о вступлении Британии в войну явилось для Турции полной неожиданностью, и новый договор едва не лопнул, как мыльный пузырь. Действительно, в последующие дни царило такое возбуждение и смятение, что оно вылилось в новый ballon d’ essai[62] — удивительное предложение Турции к России заключить с ней союз.[63] Но пойти на это предложение Россия сочла ниже своего достоинства, хотя оно и давало ей единственную возможность обеспечить себе лазейку, через которую могли бы притекать в Россию боеприпасы и снаряжение от ее западных союзников. Россия предпочла пойти на изоляцию; не желая пожертвовать своей мечтой об аннексии Константинополя и проливов, она даже не сообщила своим союзникам об этом предложении Турции.
Но внезапная перемена поведения Турции была недолговечна. И как ни странно, возвращению доверия к Германии в значительной степени помогла обида, нанесенная Турции Англией. Турция, чьи раны, нанесенные Балканской войной, еще кровоточили, с понятным нетерпением и гордостью ожидала передачи ей заказанных в Англии первых двух современных боевых судов, деньги на которые были собраны среди всего населения. Но 3 августа британское правительство известило Турцию, что оставляет эти суда себе.[64] Известие это вызвало взрыв негодования. Каждый, внесший на это дело свою добровольную лепту, почувствовал себя оскорбленным и воспринимал это как личную обиду. Народные страсти кипели, когда 10 августа «Гебен», сопровождаемый крейсером «Бреслау», показался у входа в Дарданеллы, проскользнув мимо британской флотилии, стоявшей у Сицилии.
Офицер германской военной миссии подполковник фон Кресс явился с этим известием в военное министерство к Энвер-паше и сообщил ему, что форты запрашивают инструкций, как им быть: позволить этим военным судам войти в пролив или нет?
Тогда завязался диалог чрезвычайной важности.
Энвер: — Я не могу решить это сейчас. Сначала я должен раньше посоветоваться с великим визирем.
Кресс: — Но мы должны немедленно телеграфировать.
Момент душевного смятения. Затем:
— Пусть они позволят им войти.
Вероломный вопрос Кресса:
— Если английские военные суда будут преследовать германские и если англичане попытаются войти в пролив, то следует ли обстрелять их?
— Решение этого вопроса должно быть предоставлено кабинету.
— Ваше сиятельство, мы не можем оставить в таком положении наших подчиненных, не дав им ясных и определенных инструкций. Обстрелять англичан или нет?
Новая пауза…
— Обстрелять.
Генерал Канненгессер, немецкий свидетель этого разговора, образно говорит: «В этот момент нам послышался грохот железного занавеса, спускавшегося перед Дарданеллами».
Международные законы были обойдены, возражения Англии ни к чему не привели, а колебавшиеся коллеги Энвера были успокоены организацией фиктивной продажи немцами этих военных судов туркам. Турция в это время не была готова вступить в войну и еще не согласилась на нее. Британия же имела все основания избегать войны.
Таким образом, в последующие недели пассивность Британии перед лицом возраставших провокаций позволила туркам быстрыми шагами продвигаться на пути к войне и даже толкала их на это. Германские команды были оставлены на судах, германский адмирал назначен командующим турецким флотом, а британская морская миссия была отстранена от руководства и затем вынуждена покинуть Турцию. Британские суда были задержаны, радио с них снято; германские солдаты и моряки проникли в Константинополь, пролив был закрыт.[65]
В это время турецкие министры, вообще бойкие на язык, поздравляли друг друга, удивляясь легковерию британцев и награждая их красочными эпитетами. Сдержанность Британии, видимо, объяснялась излишней ее щепетильностью и острым чувством опасности для нее как страны, имеющей миллионы мусульманских подданных, идти на притеснения мусульман. Соглашательство все же скоро дошло до предела, граничащего с глупостью, когда британское Адмиралтейство отказалось от назначения адмирала Лимпуса (бывшего начальника английской морской миссии в Турции) командующим британской Дарданельской эскадрой из боязни обидеть этим турок. Это «рыцарство» было уже совершенно неуместным: Лимпус являлся единственным человеком, который хорошо знал турок и Дарданеллы.
Даже немцы начали беспокоиться, когда ряд рейдов на границе Египта не смог заставить Британию ускорить ее вступление в войну. Тогда германский адмирал с согласия Энвера послал турецкую флотилию в Черное море против наиболее восприимчивого и нетерпимого союзника Британии — с задачей обстрелять Одессу и другие русские порты.
История этой провокации, по рассказу и документам лорда Д’Абернона, опубликованным уже после войны, очень интересна. Официальное разрешение было прислано в германское посольство в запечатанном пакете и адресовано на имя адмирала. Один из чиновников взял на себя инициативу и предосторожность вскрыть пакет и послать дальше просто копию. Первое донесение, поступившее в Константинополь после этого рейда, сообщало, что «Гебен» погиб. Решив, что приказ утонул вместе с крейсером, великий визирь отмел протесты России, отрицая, что Турцией давались какие-либо приказы на этот счет. Узнав об этом, германское посольство послало ему следующее сообщение:
