Коллектив авторов - Черногорцы в России
Хотя все ответы русского правительства на черногорские прошения были выражены лишь в материальном отношении, они тем не менее имели важное моральное и политическое значение, так что, говоря о миссии владыки в целом, можно считать ее вполне удавшейся.
На этом официальная часть миссии владыки Данилы была завершена. Из Москвы в Киев он со своей свитой отправился в конце августа 1715 г.60. Проезжая через Вену, он провел переговоры с Евгением Савойским. В Черногорию Данило вернулся в апреле 1716 г.
Так завершилась миссия владыки Данилы Петровича, родоначальника династии, которая на протяжении следующих двух веков создавала основу для своей политики на фундаменте, заложенном во время этого визита в Петербург. Для Черногории Россия была естественным союзником, страной с близким языком, государством одной, православной, веры, сильной империей, которая, обороняя славянство и православие, боролась против того же неприятеля. Россия, опять-таки, в освободительных движениях на Балканах, среди которых особо бросалась в глаза военная сила черногорцев, видела главную основу своей внешней политики именно в этом районе европейского континента. Именно поэтому, несмотря на то что все решения императорского правительства по черногорским прошениям носили лишь материальный характер, они как для одного, так и другого государства имели большое моральное и политическое значение.
Благодаря миссии владыки Данилы политические отношения с Россией, установленные в 1711 г., еще более укрепились. Черногория получила подтверждение своей уверенности в том, что в лице России она нашла мощного защитника и покровителя, который может быть твердой материальной и политической основой для освободительного движения и конституирования власти.
Однако, несмотря на совпадение глобальных исторических интересов, географическая удаленность, из которой часто произрастали другие непосредственные политические задачи и потребности, а, учитывая разницу в размерах и геополитическом положении государств, еще и появление других способов решения этих задач, – все это повлияло на то, что во взаимоотношениях Черногории и России возникали как периоды кризиса и колебаний, так и попытки поиска другой опоры. Будучи маленьким и политически зависимым государством, вследствие вынужденных исторических обстоятельств к таким шагам в первую очередь прибегала Черногория.
Они делались уже в первые годы после установления политических взаимоотношений. Хотя со временем причины менялись, на начальном этапе их определяла необходимость поиска активного союзника для борьбы против турок. Так, особенно в те времена, когда отношения между Османской империей и Россией были хорошими, Черногория пыталась найти поддержку для своей освободительной борьбы у других государств. Из-за того положения, в котором находилась Черногория на момент возвращения из России ее правителя, несмотря на воодушевление, которое у измученного населения вызвали результаты его визита в Петербург, на основании чего венецианские власти посчитали, что здесь появились русские, владыка Данило совершил быстрый маневр с целью сближения с Австрией, а затем с Венецией.
Учитывая, что государственные институции не были созданы, поиск внешнеполитической поддержки России, Австрии и Венеции не мог иметь характер «государственной политики в полном значении этого слова». Скорее это был нередко спонтанный выбор решения, приносившего сиюминутную пользу, решения, которое не могло брать в расчет все интересы государства и находящихся в его составе отдельных племен. Тяжелые обстоятельства, в которых находился народ, естественным образом указывали на Венецианскую республику как на ближайшего соседа, от которого можно было получить помощь. Они и объясняли мотивы, по которым отдельные племена и нахии искали соглашения с Венецией, особенно в те времена, когда после турецкого разорения государство попало в серьезную беду.
На этих различиях в вопросе понимания реального политического интереса в условиях отсутствия институтов государственной власти формировались две явно противоположные политические концепции будущего устройства Черногории. В отличие от старой, прозападной концепции, которая основывалась на представлении о Венецианской республике как о протекторе, владыка Данило отстаивал новую политическую ориентацию, которая в первую очередь основывалась на отношениях с Россией, однако в некоторых случаях не исключала и сотрудничество с Австрией, но при этом была подчеркнуто антивенецианской.
Однако в тот момент, когда эти два политических направления встретились лицом к лицу, владыка Данило, несмотря на то что в глубине души был против соглашения с Венецией и даже некоторое время всячески препятствовал его осуществлению, все же, желая сохранить свое положение первого политического лица Черногории, был вынужден пойти на некоторое сближение с венецианцами. Это произошло, хотя и не по его воле, на совете, состоявшемся 21 июля 1717 г., на котором рассматривалось упомянутое соглашение.
Поскольку ничто не могло отвратить черногорцев от сотрудничества с венецианцами, ему не оставалось ничего другого, кроме как взять управление этим процессом в свои руки61. Сравнительно быстрый поворот к Венеции, произошедший через год после возвращения из России, отчасти объяснялся и тем, что за установившимся сотрудничеством с русским царем не последовала соответствующая материальная помощь.
Более того, средств, которые владыка Данило привез в Черногорию по завершении миссии в столице России, даже отчасти не хватало для того, чтобы восстановить разоренные территории, отстроить заново разрушенные церкви и монастыри, погасить все совершенные военные расходы. Особенно их не хватало для того, чтобы вернуть деньги, которые были взяты взаймы у церквей, монастырей и простых жителей Черногории в 1711–1712 гг., на сумму, приведенную владыкой в пункте 6 своего меморандума Коллегии иностранных дел. Сюда же относится и сумма, которую П. Арколей 62 и М. Милорадович взяли у Требиньского монатыря для покупки оружия и амуниции. Данный вопрос был вновь поставлен несколькими годами позже в письме митрополита Данилы I канцлеру Г. И. Головкину.
С решением проблемы долга церквям и монастырям черногорско-русские отношения перешли в фазу затишья. Период от Пожаревацкого мира (1718 г.) и Санкт-Петербургского мира (1723 г.)63 до смерти владыки Даниилы (1735 г.] протекал в сравнительной стабильности, которая в какой-то степени была обусловлена предшествующим военным опустошением Черногории. Вследствие этого до конца правления Данилы Петровича серьезных контактов между Россией и Черногорией не было. Но результаты Пожаревацкого мира и последующие действия Венецианской республики показали, что Черногория для осуществления своего стремления к освобождению прежде всего должна была искать поддержку России64.
Между тем, после установления отношений с Черногорией и в политике русского двора начался период недостаточно активных отношений без непосредственных политических контактов. Это особенно проявилось в период после смерти Петра Великого (1725 г.), когда, из-за занятости внутренними событиями начала эпохи дворцовых переворотов и борьбы за престол, интерес к судьбе Черногории отсутствовал. Только со стабилизацией положения в государстве и вступлением на престол самой младшей дочери Петра Алексеевича царицы Елизаветы Петровны (1741–1762 гг.) политические отношения между Россией и Черногорией были расширены.
Сложившаяся ситуация повлияла на то, что были оставлены без внимания обязательства, взятые Россией во время визита владыки Данилы в Санкт-Петербург в 1715 г., что привело к невыплате назначенных субсидий, хотя вина здесь лежит не только на российской стороне. По указу Петра I от 1715 г. предписывалось, чтобы из черногорско-приморской митрополии и Цетиньского монастыря Рождества Пресвятой Богородицы впредь приезжали в Москву и «сюда в Петербург ко двору каждый третий год за милостыней, которую предписывалось отправлять в тот монастырь в эти годы по 500 рублей» 65. Приезжающие должны были обеспечиваться средствами на проживание, еду и питье, а также на дорожные расходы. Однако из-за большого расстояния между Черногорией и Российской империей и тяжелого, неудобного пути через многие государства не только «за милостивой помощью монастырю», но и «ради одобрения Его Царского Величества из-за претерпленного разорения», вплоть до приезда владыки Саввы в Санкт-Петербург (1741 г.), ни один «курьер» туда не был отправлен. Поскольку, «если бы нам в это обговоренное время курьеров требовалось отправлять, то они за одно путешествие могли в два раза больше потратить, нежели от этой милостыни получить»66. По этим причинам «милостивая субсидия» черногорской митрополии в 500 рублей в 1718 г. была получена через Венецию посредством векселя, а в 1727 г. – через архимандрита Леонтия, который приехал туда «по своим потребностям»67.
