Тамара Пономарева - Потаенная любовь Шукшина
Эта тема подспудно постоянно мучила и самого Василия Макаровича. Будучи уже взрослым и знаменитым, приехав в Сростки, посетил могилу дяди Ермолая, погоревал о хорошем человеке.
Незадолго же до своей смерти сделал многозначительную приписку к данному рассказу:
Не так - не кто умнее, а - кто ближе к Истине. И уж совсем мучительно - до отчаяния и злости - не могу понять: а в чем Истина-то?
Ведь это я только так - грамоты ради и слегка из трусости - величаю ее с заглавной буквы, а не знаю - что она? Пред кем-то хочется снять шляпу, но перед кем? Люблю этих, под холмиком. Уважаю. И жалко мне их.
Вечные носители истин - народные души, совесть в которых - основа основ, окончательно посеяли у писателя чувство вины и стремление утвердить на земле особую правоту, что заставит позже Шукшина написать:
Один, наверное, не прочитал за свою жизнь ни одной книжки, другой "одолел" Гегеля, Маркса. Пропасть! Но есть нечто, что делает их очень близкими - Человечность. Уверен, они сразу бы нашли общий язык. Им было бы интересно друг с другом.
Пути-дороги Василия Шукшина были обычны для того сурового времени. Судьба "алтайского самородка" не отличалась от судьбы поколения.
Жили трудно, бедно, еле сводили концы с концами. Как в этом случае не вспомнить Талицкий березняк, куда, как и другие жители Сросток, наведывался за дровами и подросток Вася Шукшин, где и был изловлен стариком лесообъездчиком Анашкиным, в помощь которому для охраны леса местные власти выделили лыжников-допризывников. Василий шел в кольце бдительных стражей среди таких же отчаянных сорванцов, которые потихоньку договаривались фамилии при допросе назвать другие, чтоб не подвести родителей, а заодно и себя спасти от домашней экзекуции. Друг детства Александр Куксин, шагая рядом, полушепотом сокрушенно спрашивал у Шукшина:
- Вась, а Вась, какую фамилию-то мне сказать?
- Скажи - Сорокин.
Фамилия Сорокин не устраивала Сашку.
- Почему Сорокин-то? - допытывался Куксин.
- Был бы Орлов или Соколов - не плелся бы здесь! - с юмором ответил Василий.
Из детских лет Ивана Попова...
С двенадцати лет мальчику взрослые подсказывали, что читать. Нельзя не вспомнить преподававшую в сельской школе ленинградскую учительницу, которая в войну оказалась в Сростках. Тогда много таких бедолаг было в Сибири - одни сосланные, другие в эвакуации. У Васи Шукшина обнаружилась ненормальная, по понятиям сельчан, страсть к чтению, а учился плохо: мать этого никак не могла понять. Переживала. Пошла даже за советом к учительнице, которая вскоре как бы невзначай заглянула на "огонек" к Шукшиным. Незаметно расспросила, что читает Василий. И составила список книг, которые предстояло осилить подростку.
- Прочтешь,- сказала,- еще составлю.
Мать, Мария Сергеевна, дважды была замужем, дважды оставалась вдовой. Как-то я затронула эту тему и сразу услышала глухой, чуть надтреснутый голос Шукшина:
- Первый раз она овдовела в двадцать два года. Второй раз - в тридцать один, в тысяча девятьсот сорок втором году. Много сил, собственно всю жизнь, отдавала детям. Теперь думает, что сын ее вышел в люди, большой человек в городе. Пусть думает. Я у нее учился писать рассказы. Тетки мои... Авдотья Сергеевна, вдова, вырастила двоих детей. Анна Сергеевна, вдова, вырастила пятерых детей. Вера Сергеевна, вдова - один сын. Вдовы образца сорок первого - сорок пятого годов! Когда-то они хорошо пели. Теперь не могут. Просил - не могут. Редкого терпения люди! Я не склонен ни к преувеличению, ни к преуменьшению национальных достоинств русского человека, но то, что я видел, что привык видеть с малых лет, заставляет сказать: столько, сколько может вынести русская женщина, сколько она вынесла, вряд ли кто сможет больше, не приведи судьба никому на земле столько вынести. Не надо.
Он это помнил всегда. Эти тетки, сестры его любимой матери, стали частью его совести, частью общечеловеческой судьбы родного народа. Их было много по всей России - вдов "сорок первого - сорок пятого годов!" Особенно в деревнях. Их прибавилось после войн в Афганистане и Чечне.
Очень хотелось поставить Василию Макаровичу фильм о своих земляках. Любого из них он ласково называл "земеля". Говорил:
- Я бы начал этот фильм так. Девятое мая, когда люди моего села собираются на кладбище, кто-нибудь из сельсовета зачитывает по списку: "Буркин Илья. Куксины, Степан и Павел. Пономарев Константин. Пономаревы, Емельяновичи, Иван, Степан, Михаил, Василий. Сибиряки. Полегли под Москвой и на Курской дуге". Есть даже один из двадцати восьми панфиловцев. Трофимов. Он остался жив.
Со стороны Чуйского тракта у въезда в Сростки поставлен земляками Василия Макаровича обелиск, увековечивший фамилии трехсот погибших односельчан. Среди них Куксины, Степан и Павел. Павел - отчим Василия Шукшина, сложивший голову на Великой Отечественной войне.
Василий Макарович удивился, узнав, что из моего Кузбасса было двое панфиловцев. Один из них, легендарный Лавр Васильев,- мой земляк. В Энциклопедии Героев Советского Союза его имя значится более официально Илларион. Сибирское село Крапивино в Кемеровской области Шукшин сразу зауважал. Его развеселило по-родственному, что он некогда жил на Алтае в Крапивном переулке. Подчеркивал, что Алтай и Кузбасс, как плечи Сибири, друг друга всегда поддерживали.
Я уверен, что писателем человека делает детство, способность в раннем возрасте увидеть и почувствовать все то, что и дает ему затем право взяться за перо.
Эти слова принадлежат Валентину Распутину, но относятся и к Шукшину.
Первый рассказ "Далекие зимние вечера" из первой книги Василия Шукшина "Сельские жители" - о детстве. Рассказ - воспоминание о далеком зимнем вечере, когда в доме наступал "маленький праздник": варились пельмени - национальное блюдо сибиряков - и шилась новая рубашка для Ваньки Колокольникова.
Но какова сущность этого мальчика - главного героя?
Ванька может дракой закончить игру в бабки, прогулять в школе уроки, но дома он - главный помощник матери. Очень серьезная, не по-детски, Таля (вспомните, так звали в детстве младшую сестру Василия Шукшина) выговаривает непутевому Ваньке:
- Вот не выучишься - будешь всю жизнь лоботрясом. Пожалеешь потом. Локоть-то близко будет, да не укусишь.
Повторяла она, конечно же, слова взрослых.
А когда с работы возвращалась мать, в семье начинался настоящий праздник: она принесла кусок мяса. Семья садилась за стол стряпать пельмени! В кульминационный момент, когда нужно варить их, вдруг выясняется, что в избе нет ни полена. И Ванька с матерью отправляются в лес за дровами: бредут, увязая в глубоких сугробах. Находят дерево, а потом волокут срубленную березу домой, выбиваясь из последних сил. Усталые, голодные, замерзшие, чтоб поддержать морально друг друга, Ванька с матерью вспоминают дорогой воюющего на фронте главу семьи (отчима):
- Отцу нашему тоже трудно там,- задумчиво говорит мать.- Небось в снегу сидят, сердешные. Хоть бы уж зимой-то не воевали!
Позднее Василий Макарович создаст целый цикл рассказов "Из детских лет Ивана Попова". Вспомните - во время учебы в школе и в Бийском автомобильном техникуме Василий Шукшин был записан как Василий Попов, по девичьей фамилии матери.
В детстве своем Шукшин-писатель позже искал опору для себя. Именно своей суровостью питало его творчество это опаленное грозовым временем и лихолетьем детство: учеба, летом работа - и всегда чтение.
Достаточно существует свидетельств, что умная книга участвует в преображении детской души - это нашло достойное подтверждение в русской классической литературе, и рассказ "Гоголь и Райка" опять же о Шукшине, которого в детстве сельские ребятишки дразнили "Гоголем". В этом случае документальность налицо.
Ах, какие это были праздники! (Я тут частенько восклицаю: счастье, радость, праздники!) Но это - правда, так было. Может, оттого что детство...
вздохнет однажды об этой священной поре Василий Макарович.
Но мир Шукшина был во многом обусловлен военным детством:
Пусть это не покажется странным, но в жизни моей очень многое определила война. Почему война? Ведь я не воевал. Да, я не воевал. Но в те годы я уже был в таком возрасте, чтобы сознательно многое понять и многое на всю жизнь запомнить.
И большинство героев Шукшина - люди военного или послевоенного времени.
В войну появились на Алтае, как и по всей России, "народные певцы" это возвращались с фронтов раненые, слепые, безногие, безрукие, искалеченные фронтовым лихолетьем люди. Инвалиды войны исполняли самодеятельные песни, сочиненные такими же, как они, бедолагами. Кое-кого и я захватила в послевоенном детстве, слышала их заунывное пение, от которого у нас, ребятишек, невольно щемило сердца и на глаза наворачивались слезы:
Дорогая жена, я - калека,
У меня нету правой руки.
Нету ног - они верно служили
Для защиты родной стороны.
