Цезарь Ложье - Дневник офицера Великой Армии в 1812 году.
Предприимчивость и деятельность восполняют, однако, все недочеты точно по волшебству. На этих холмиках появились временные жилища, устроенные настолько хорошо, что, благодаря своему удобству, а с другой стороны, благодаря царящим в войсках дисциплине и порядку, они оказались здоровыми, чистыми и приятными для глаз.
Полки посылали в Вильну разных комиссионеров с поручением закупить там необходимые припасы и разузнать о положении дел; благодаря этому я получил из Вильны письма от товарищей и целый пакет с журналами из Варшавы. Наполеон учредил в Литве своего рода временное правительство, и первой заботой этого правительства было сформировать пять пехотных и пять кавалерийских полков. Вид польских знамен, поднятых под стенами Вильны, вызвал в литовцах энтузиазм и пробудил самые славные их воспоминания. Цвет виленской аристократической молодежи под начальством князя Огинского образовал почетную гвардию императора. Множество молодых людей из лучших семей, много студентов поступают в армию. Какой контраст с покинутыми домами и выселением обитателей — в краю, через который мы идем!
Рассказы виленских товарищей, находящихся от нас на расстоянии всего нескольких миль, внушают нам бодрость, и мы не можем не полюбить храбрый польский народ, который мы до этой войны знали только в качестве солдат, с 1796 г. сражающихся бок о бок с итальянскими легионами, да видели еще с тех пор польских евреев.
Санитарное положение армии, по-видимому, совсем не блестяще; госпитали переполнены больными. Жестокие опустошения производит дизентерия, это роковое последствие запаздывания обозов, задерживаемых разливами рек и дождями. Наконец, внезапная перемена погоды вызвала у нас гибель массы ломовых лошадей.
6 июля. Мы думали, что в Троках останемся надолго, но получили приказ выступать. Сегодня утром, в восемь часов, мы двинулись по направлению к Неману. Нам пришлось, как и всем остальным корпусам, покидавшим окрестности Вильны, оставить в городе больных и склад багажа под надзором офицера, обещавшего постоянно извещать нас о ходе революции в Польше.
Несмотря на то, что за последние дни стояния на биваках нас почти непрерывно мочил дождь, солдаты наши воспользовались этим коротким отдыхом и приняли ту бодрую осанку, по которой их всюду можно отличить. Таким образом, итальянцы, казалось, отдохнули в хорошей итальянской казарме. Вице-король гордился тем, что среди стольких лишений его солдаты одушевлены самыми благородными, самыми великодушными побуждениями; он выразил начальникам отрядов свое удовлетворение и просил их быть готовыми к еще более тяжелым испытаниям.
7, 8 и 9 июля. По Паранемуньской дороге мы направились на Ошмяны и на пути как-то незаметно потеряли из виду вице-короля и дивизию Пино. Следуя за батальоном итальянского полка, под начальством подполковника делла Торре, вице-король во главе всей кавалерии двинулся по дороге на Рудники. Под начальством вице-короля кавалерия сначала пошла быстрым ходом. Пехота отстала, но дорога была настолько плоха, что и кавалерии скоро пришлось искать лучшую.
Через болото набросали переплетенные еловые ветви. Лошади на ходу отделялись друг от друга, спотыкались, ломали себе ноги. И если кто-нибудь бросался направо или налево, чтобы избежать таких препятствий, он проваливался в глубокие топи, из которых нельзя было выкарабкаться. Вице-король мало заботился о том, следуют ли за ним другие; в своем нетерпении найти корпус Платова, который, как ему сказали, держится неподалеку, он все подвигался вперед. Лошади сопровождавших его драгунов гвардии падали одна за другой; таким образом, шли в продолжение двух дней, но никаких вестей о Платове узнать не удалось, хотя кавалерия эти переходы проделала почти все время рысью. Что касается дивизии Пино, то никто не знает, куда она девалась.
15 июля, вечером. Сюда прибыли офицеры, присланные вице-королем. Все еще неизвестно, что приключилось с дивизией Пино. Принимаются за поиски. Наконец, дивизия 13 июля присоединяется к нам около Сморгони, вся измученная и истощенная. Вот что с ней случилось.
Сначала она была оставлена в Новых Троках в качестве обсервационного отряда, затем, 6-го вечером, получила приказ двинуться как можно скорее к Рудникам. В приказе прямо говорилось: «Вы должны завтра прибыть в Рудники; вице-король рассчитывает на вас».
Вынужденная охранять свою артиллерию на очень плохой дороге, сделавшейся непроездной после того, как по ней уже прошла кавалерия, дивизия Пино, застигнутая темнотой, должна провести всю ночь в этих топях, где малейшее движение представляет величайшую опасность. Прибавьте ужасную грозу и все затопляющий ливень.
8 июля, на рассвете, генерал Пино, видя, что дорога вперед совершенно непроходима, должен был примириться с неизбежностью и пошел обратно, исследуя шаг за шагом почву, чтобы спасти пушки и зарядные ящики от какого- нибудь неосторожного движения.
Палящее солнце и томительный зной еще больше истомили людей. В довершение бедствий проводник, который вел дивизию, сбился с пути. Пришлось долгое время блуждать по громадным лесам без пищи, без воды, наконец, после бесконечных обходов, возвратиться на прежнюю дорогу.
Во время этого, сначала медленного, потом быстрого передвижения, длившегося 48 часов без перерыва, пришлось, несмотря на все усилия генерала Пино и высших и низших офицеров, бросать в лесу отстающих больных солдат, истощенных дизентерией; пришлось бросать тех, которые заблудились, отбившись от своей части. Легко себе представить, что с ними будет; помощи ждать им неоткуда, разве некоторые из них соберутся с силами и смогут нас догнать.
Наконец-то весь четвертый корпус опять соединился. Но со времени переправы через Неман роковая случайность заставила нас потерять 5 дней, а гроза, бывшая 1 июля, и несчастный переход 9-го только увеличили число больных и дали жестоко почувствовать тяжесть всяких лишений. Человеческие силы имеют пределы.
15 июля мы пришли в Вилейку по чрезвычайно песчаной дороге, идущей через громадный лес. Русские, в своем стремлении скорее уйти, бросили здесь кой-какие из своих запасов. Вице-король удваивает бдительность, опасаясь, как бы находящийся вблизи неприятель не напал на нас врасплох. Поэтому мы особенно осторожны при выборе позиции на ночь.
Косценевичи, 16 июля. Продолжаем двигаться вперед. Мы сейчас в убогой деревушке, где, кроме почты и дома священника, стоит только несколько хижин, крытых соломой. Королевская гвардия расположилась лагерем вокруг нее, а вице-король стал со своей главной квартирой в двух милях дальше.
Долгинов, 17 июля. С самого рассвета идем по прекрасной дороге, ведущей в Долгинов. Население его сплошь состоит из евреев, которые на вес золота достают для нас несколько бутылок водки. Непрерывное передвижение и недостаток у нас этого напитка заставляют меня упомянуть о таком событии; оно может показаться незначительным, но для нас оно много значит в данную минуту, — так велики наши страдания.
Докшици, 18 июля. В семи милях от Долгинова мы попали в Докшици, населенные тоже почти исключительно евреями. Здесь имеется довольно большая площадь с храмом и скромный деревянный помещичий дом. Окраины городка лежат на двух небольших возвышенностях, между которыми протекает грязный ручей.
Докшици, 19 июля. Отдых под ружьем. Нынешний день отмечен неприятным происшествием. Две дивизии, французская и итальянская, пришли одновременно. В Докшицах удалось найти запас сухарей, не попавших в мешки казаков. Французы, явившись первыми, завладели всем запасом. За ними пришли итальянцы и стали требовать свою долю. Они разделяли с другими опасности и страдания и умирали от голода; права были равны. Генерал явился к принцу Евгению, чтобы добиться осуществления этого права. Но принц возразил, что тут право захвата, право первого взявшего; в ответ на это генерал стал ярко изображать тяжелые лишения своих войск. С ним было несколько офицеров: «Ну, господа, то, чего вы хотите, невозможно. Если вы недовольны, возвращайтесь в Италию; мне нет до вас дела; знайте, что ваших шпаг я боюсь так же мало, как и ваших стилетов!»
До сих пор ничто не нарушало чувства привязанности итальянцев к вице-королю; его молодость, энергия, с какой он поддерживал порядок и дисциплину, его заботы о солдатах, наконец, то, что он — приемный сын императора, — все это вместе заставляло любить его. Но оскорбительные слова, вырвавшиеся у него в минуту гнева, жестоко уязвили нас как итальянцев. Принц забыл, вероятно, что он — вице- король Италии, что, будучи сам французом, он говорил с итальянцами.
Во время этого спора вокруг дома, в котором поселился принц, показался сильный дым. Вскоре с одной стороны пробились языки пламени и обратили в пепел целый корпус. Прибегает королевская гвардия; под начальством тех самых офицеров, которых принц только что так неосторожно бранил, она старается разрушить все, что сообщается с его домом, чтобы не дать ему загореться. Итальянцы стараются наперерыв и справляются с огнем; да и время было, потому что все местечко могло сгореть. Но вдруг распространился слух, что этот случай имеет скверную подкладку; дело заходит так далеко, что его представляют принцу в самом невыгодном освещении. Это вызывает новую ссору между вице-королем и генералом Пино, ссору, во время которой последний держится в высшей степени твердо и в заключение говорит следующее: «Отлично, если Ваше Высочество не желаете соблюдать по отношению к итальянцам справедливости, которой они заслуживают, я найду ее у императора». И с этими словами генерал кладет свою шпагу на стол принца. Принц возвращает ему шпагу и старается его успокоить. Теперь первый раз итальянцы вспомнили, что принц Евгений — не итальянец.
