Пантелеймон Кулиш - История воссоединения Руси. Том 1
Мысль, положенная в основание таких, можно сказать, фантастических пожалований, выражена в сеймовом постановлении 1590 года, которое, от имени короля, гласит следующее: "Государственные сословия обратили наше внимание на то обстоятельство, что ни государство, ни частные лица не извлекают никаких доходов из обширных лежащих впусте наших владений на украинском пограничье за Белою Церковью. Дабы тамошние земли не оставались пустыми и приносили какую-нибудь пользу, мы, на основании предоставленного нам всеми сословиями права, будем раздавать эти пустыни, по нашему усмотрению, в вечное вдадение лицам шляхетского происхождения за их заслуги перед нами и Речью Посполитою".
Легко вообразить, как после этого заслуженные и незаслуженные люди принялись добиваться в Украине — или пожизненных владений в королевских имениях, или урочищ для заложения наследственных волостей, или аренд в новых староствах.
Заводя новые и новые осады, паны нуждались в рабочем народе, и привлекали его к себе разными заманчивыми средствами. На ярмарках, в корчмах и в других многолюдных сборищах, панские агенты объявляли, что в таком-то месте основана слобода, и что, кто захочет в ней поселиться, тот на столько-то лет будет свободен от всяких податей и повинностей в пользу землевладельца. Соперничая один с другим в предоставлении новым поселенцам льгот, паны доводили льготное время до двадцати, иногда до тридцати лет. Чтобы судить, до какой степени такая льгота была заманчива, надобно вспомнить, что в глубине королевства только в XIII веке, после татарского нашествия, зазывались поселенцы с обещанием 30-летней воли, да и то в лесах; на зарослях обещалось только 12 лет воли, а на полях 8. По истечении льготного срока, поселяне обязывались платить известные подати и отбывать некоторые повинности; но о панщине на Украине не было речи. Кроме того, заохочивали народ к заселению новых мест надеждою избежать ответственности за проступки, сделанные в других местах; а некоторые прямо обещали защищать своих поселян от преследования закона, каковы бы ни были их преступления. Не только люди темные, но и такие, как Ян Замойский, не считали для себя унизительным прибегать к этому способу для заселения своих украинских владений. В одном из современных списков "экзорбитаций, сделанных Яном Замойским", 36-ою экзорбитациею помещено то, что он, зазывая к себе на слободы народ по местечкам, "населял свои имения беглецами и гультаями с неслыханными вольностями. Даже таким негодяям, которые убивали отца, мать, родного брата или пана, давал он у себя безопасное пристанище, лишь бы сделать свои села многолюдными, не позволяя никому преследовать этих преступников законами [4].
Здесь надо вспомнить, что сельское хозяйство в Польше, к концу XVI века, окончательно перешло из мелкопоместного в великопоместное, что система чиншевого дохода с имений окончательно заменилась там панщиною, и что, вследствие принуждений к работе со стороны владельцев и их приказчиков, усилились, более нежели когда-либо, побеги крестьян от помещиков. Что касается до Литвы, то Герберштейн говорит, что там народ, со времен Витовта, находился в полном распоряжении панских урядников и доведен до крайней бедности, а Михалон Литвин, в сочинении, писанном для Сигизмунда-Августа, сравнивает порабощение литовских простолюдинов с татарскою неволею, и упрекает панов литовских в том, что они своих людей мучают, уродуют и убивают без суда. Все эти обстоятельства содействовали движению народонаселения от берегов Вислы и Немана в юговосточные пустыни, которые, под конец XVI века, сделались более или менее безопасными, благодаря воинственности пограничных жителей.
Таким образом колонизаторы пространств, лежащих между Сулой, Днепром и Днестром, не имели недостатка в поселениях. Слухи о плодородии украинской почвы привлекали сюда хозяев, которые умели извлекать большие доходы даже из песчаных равнин недавно заселенного Подлясья. Здесь они находили неисчерпаемый источник обогащения. То, что писано современниками об этой земле, "текущей молоком и медом", не должно быть принимаемо нами в буквальном смысле: славянин XVI и XVII века, да еще притом и польский шляхтич, не способен был восхищаться в меру; но самый восторг, с которым передавались из уст в уста слухи о плодородии Украины, показывает, что эта страна была плодородна в поражающей степени. Тогдашний экономист, если можно так выразиться о писателе первой половины XVII века, Опалинский, говорит, что всякое зерно, брошенное в землю, взрыхленную деревянною сохою, давало урожай баснословный. Другой писатель в том же роде, Ржончинский, приводит один случай, что из посева 50 корцев собрано жита 1500 коп. Травы были так высоки, что огромные волы скрывались в них почти по самые рога; а плуг, оставленный на поле, в несколько дней покрывался густою растительностью. По свидетельству того же писателя, плодородие земли, душистость злаков и обилие цветов до такой степени благоприятствуют в Украине пчеловодству, что пчёлы водятся не только в лесах и деревьях, но по берегам рек и даже просто в земле; что там поселяне истребляют скитающиеся рои пчёл для защиты от них роев оседлых, и что образовавшиеся случайно в земле ямы часто бывают наполнены медом, так что огромные медведи, допавшись до него, околевают от обжорства. В окрестностях Подольского Каменца Ржончинский знал пасечника, у которого 12 ульев дали в одно лето 100 роев, из них 40 было сохранено, а остальные побиты, ради меду; а Опалинский, говоря об обилии пасек в Червонной Руси, упоминает об одном землевладельце, который собирал ежегодно по тысяче бочек медовой десятины. Подобным образом, по словам Опалинского, один из крупных украинских землевладельцев собрал за один раз 10 тысяч волов в виде десятины со стад; а когда семилетний сбор поволовщины заменен был ежегодным, ему каждый год приходилось по тысяче волов с его имений.
Польские паны, видя богатства своих украинских собратий в короткое время удвоенными, утроенными, удесятеренными, принялись работать над колонизацией пустынь с какой-то лихорадочной поспешностью. Чем больше было опасности со стороны татарских набегов, тем большей настойчивостью отличались и сами колонизаторы, и привлеченные ими поселяне. С своей стороны татары, направляемые турками, противодействовали заселению степных мест, через которые они привыкли проходить внутрь края без всякой задержки. Набеги их сделались чаще и опустошительнее. За каждым разом уводили они в неволю тысячи новых поселенцев. Но на место исчезнувших жителей, на пепелищах их осад, являлись новые выходцы из внутренних областей, и этак одно и то же село возобновлялось по нескольку раз. Движение изнутри государства к украинским пустыням было так велико, что, по словам одного из современных наблюдателей, "многолюдные некогда земли, местечка и села серединных областей совсем делались пусты, а необитаемые прежде пространства украинные наполнялись жителями, к неисчислимому вреду их прежних помещиков".
Начало XVII-го века было временем, когда экономическое богатство внутренних польских провинций, достигнув размеров, никогда уже не повторявшихся, начало клониться к упадку [5]. Обеднение крестьян уменьшило производительность городской промышленности, а упадок городов отразился на внутренней торговле. Богатые люди получали необходимые для них изделия от иноземных купцов, которых множество сновало по всей Польше, а местные произведения отправлялись за границу в сыром виде. Ремесленные цеха, которых прежде насчитывалось до двадцати и более во многих городах, исчезали с каждым годом; городские улицы пустели; каменные здания чаще и чаще превращались в развалины; городские ремесленники, так же как и сельские хлеборобы, оставляли старую Польшу и стремились на её окраины. Прилив жителей в новых поселениях, не смотря на татарские набеги, был так ощутителен, что вокруг некоторых укрепленных местечек ежегодно прибывало по семи новых сёл; а один землемер, именно инженер Боплан, мог в короткое время заложить в имениях коронного гетмана Конецпольского 50 больших слобод, из которых, во время его 17-летнего пребывания в польской службе, образовалось до 1.000 сёл. Читатель благоволит скинуть несколько процентов с показания француза, любившего эффекты; но тем не менее следует согласиться, что население Украины росло с быстротой почти невероятною. "Лишь только увидели богатейшие магнаты", говорит современный летописец, русин Пясецкий, (а он отличался правдолюбием), "что Украина будет защищена, — немедленно вывели туда бесчисленные колонии и устроили в удобнейших местах укрепления. Прежде за Киевом, Баром и Брацлавом лежали пустыни, в которых водились одни дикие звери; в короткое время они наполнились многолюдными селами и городами".
