Иван Калинин - Русская Вандея
Не лучше дело обстояло и в Каменской, главной станице Донецкого округа. Отсюда в августе сообщали в «Донские Ведомости»:
«Спекулянтов, занимающихся торговлей сахаром, медом и т. д., много. На местную толкучку многие интеллигенты несут от нужды продавать вещи, чтобы купить съестного. Каменские домовладельцы побили рекорд во всех отношениях, потому что цены на квартиры повышаются с каждым днем. Квартира в июле стоила 20–30 руб. в месяц теперь за нее требуют 120–130 руб.».[185]
Недаром ведь везде и всюду, куда прибывали белые войска, сейчас же восстанавливалось в полном объеме священное право собственности, попранное большевиками.
В Ростове, куда в августе перебралось особое совещание и все центральные учреждения Доброволии, кроме деникинского штаба, расположившегося в Таганроге, нагляднее всего обрисовывалась экономическая жизнь «освобожденной» части России.
Магазины то наполнялись товаром, то совершенно пустели, независимо от того, заходили в них розничные покупатели или нет. В аптекарском магазине иногда виднелись кипы мануфактуры, в мануфактурном — парфюмерия и кожа. Чаще всего витрину украшал совсем не тот товар, на котором делал дело владелец магазина.
Партии товара, привезенного из Новороссийска, быстро переходили из рук в руки. Товар все больше и больше поднимался в цене, но не доходил до розничного покупателя, который в большинстве случаев не мог ничего покупать, кроме минимального количества съестных продуктов.
Бойкая торговля, и притом оптом, шла только между спекулянтами. Розничная все более и более сокращалась. Получалась такая картина, что ассоциация спекулянтов «национализировала» все реальные ценности. Кафе «Ампир» и благотворительная «Чашка чаю» превратились в пристанище этих темных дельцов. Вот описание «Чашки», позаимствованное из газеты «Донская Речь»:[186]
«Спекулянты с видом заговорщиков сидят за пустыми столиками, жадно ощупывают острыми глазами входящих, стоят в проходах. Между столиками, как голодная собака, подергиваясь на каждом шагу, вскрикивая, словно лая, бродит эпилептик — специалист по бриллиантам.
В душном воздухе: — «Продаю!» — «Покупаю!».
За пустыми столиками создаются миллионные аферы, в проходах цены на предметы первой необходимости вздуваются до астрономических размеров.
— Вы интересуетесь мануфактурой?
— Не купите ли вагон соли?
Биржа спекулянтов. И биржа проституток.
Неужели только для них это благотворительное учреждение? Очевидно так. Члены комитета не борются с наглой спекуляцией, покровительствуют амурам и зефирам. За отдельными столиками сидят почтенного вида дамы, комитетские старички. Их единственное занятие — пересмотр прейскуранта. Как ртуть в термометре на сильном жару, ежедневно ползут вверх цены на продукты в кафе. Сегодня стакан жидкого чаю стоит 16 рублей, а завтра?
Спекуляция на ценах — единственное занятие комитета. Комитет гонится за ценами, а кафе стало убежищем порока. «Чашка чаю», как дошла ты до жизни такой?» В Новороссийске, обращенном англичанами в военную базу для снабжения армий Деникина, развилась и торговля. Иностранные купцы везли сюда товары и продавали их за деникинские и донские деньги, на которые тут же покупали хлеб. Из Новороссийска товары развозились по всему белому стану».
За все время существования этого города, знаменитого своим норд-остом, по-местному «бора», и своим колоссальным элеватором, жизнь в нем никогда не кипела так, как теперь.
«На пристани у цементных заводов под охраной часовых идет разгрузка бесчисленных английских транспортов, — описывал тогдашний Новороссийск некий Влад. Стеф. в «Донских Ведомостях». — Сейчас получены и частью уже вооружены четырнадцать больших танков, каких еще не было на нашем фронте. Прибывшие чудовища, вооруженные несколькими орудиями и порядочным количеством пулеметов, вызывают большой интерес и толки среди публики. В многолюдном и шумном кафе, наполненном самой интернациональной публикой, от английских моряков в безобразно широких брюках и кончая узкоглазыми мальчиками-японцами и черными неграми, только и слышится о танках.
Коммерсантов сильно волнует и интересует сообщение нашей прессы о поднявшемся в наших правительственных группах вопросе об устройстве в Новороссийске портофранко, вольного города, свободного порта с беспошлинной торговлей. Новороссийск, как никогда, переполнен иностранными кораблями, ибо нет Одессы, и все направляются сюда. Свободный рынок в международном порту, несомненно, еще больше разовьет торговлю.
«Что же тогда будет? — вздыхает какая-то дама в кафе, — и так мануфактуру чуть ли не в аптеках продают».
Мимо террасы кафе тянутся бесчисленные подводы с иностранными товарами. Шныряют то и дело «форды» с англичанами в больших матерчатых шлемах. Вдали виднеются покрытые густым лесом горы, в вершинах которых запутались облака, и синеет море. За маяком и молом виднеются трубы и мачты красы и гордости Англии — дредноута «Император Индии», который не может войти в гавань. На нем помещаются высшие военные английские власти. Вдали на горизонте показался дымок, — то новый иностранный корабль. В кафе начинаются споры и заключаются бесчисленные пари: какой державе принадлежит корабль и с каким идет грузом?».
В июле мне пришлось пожить две недели в этом главнейшем порту деникинского царства. Что ни знакомый душка-статский, то миллионер. Конечно, миллионер нашего времени. Нувориш.
Вот Ваня Н-с, высокий, жгучий брюнет. Грек по национальности. С домашним образованием. Когда-то служил писцом за 25 рублей в месяц в отделении русского для внешней торговли банка.
А теперь…
Смокинг цвета сенегальских негров, светло-желтая панама, лакированные ботиночки и толстущая золотая цепь, нагло торчащая из кармана жилета. Смесь иностранного джентельмена и русского коммерции советника XX века.
Какая поступь, какое выражение лица… Вид почти победителя, но не очень уверенного в себе. С таким видом в прежнее время плуты-солдаты, перерядившись в офицерскую форму, разгуливали по бульвару, очень высоко держа голову и в то же время испуганно поглядывая по сторонам, не видно ли где офицера и не пора ли юркнуть в кусты.
Так или иначе, передо мной стоял крупный коммерсант, компаньон и личный друг г. Гильдмайлена, консула его величества короля Англии и императора Индии.
— Миллиончик есть?
— Так здесь теперь не говорят. Спрашивают: сколько десятков. А ты?
— Comme toujours: 250 рублей в месяц.
— Да это же… Это, если на изюм — фунтов десять изюму; если на шоколад, то… Мне такой суммы и на ужин не хватит.
Мы разошлись. Нам говорить было не о чем.
На Вельяминовской, у склада вин удельного имения «Абрау Дюрсо», отвратительно-интересная картина привлекает мое внимание.
Длинный хвост. Люди всех состояний. Благообразная дама, разодетая в стареющие, как и сама она, шелки, пушит молоденькую, в платочке, девицу, стоявшую в середине хвоста, с четвертью в руках.
— Что, не прошло? Барами, как мы, захотели быть, хамье? Равенство вам понравилось? Недолго погуляли, голубчики! Скоро и совсем вас скрутим. Будешь, как прежде, за два рубля служить одной прислугой. А то ведь выдумали — фу-ты, ну-ты! Восьмичасовой день, отдельную комнату… Не удалось? Кто хамом родился, хамом и останется.
Лицо барыни искажалось такой судорогой, что, казалось, она вот-вот бросится на перепуганную девчонку и ногтями выдерет у ней клок кожи. Злоба, которая накопилась за время революции, выливалась тут бешеным потоком. Злоба на низы, заставившие даму, быть-может, тайную советницу или владетельницу трех тысяч десятин, проживать у чорта на куличках в одной-двух неуютных комнатах, ходить на своих на двоих и самой гладить свои воротнички.
Прислуга сжалась, как еж. Она знала, видимо, по опыту, что в таких случаях лучше всего молчать. Чувствовала, что, если отгрызнется, дама завопит:
— Большевичка! В тюрьму таких надо.
Я смотрел на публику, составлявшую хвост. Хоть бы кто-нибудь подал реплику! Лица некоторых выражали явное неодобрение словоизвержению барыни, но и у них язык прилипал к гортани.
— Чего она разоряется? — спросил я знакомого офицера, тоже алкавшего виноградного сока.
— Пустяки! Барыня эта, чтоб ей скиснуть, проходила мимо хвоста и увидела эту девчонку, кажется, у ее знакомых служит. Чесала с ней язык минут десять, сначала так, все по-хорошему. Прислуга спросила ее: — «Как, барыня, вчера повеселились в городском саду?» — «Очень хорошо, — ответила барыня, — слава богу, в саду ни одного рабочего не было». — «Да и я, барыня, вчера тоже хорошо провела воскресный день на цементном заводе у родни. Там ни одной барыни не было». Ну, дальше, сами понимаете, разразились гром и молния.
— А кто эта дама?
