Иван Калинин - Русская Вандея
Блестящая форма несколько не гармонировала с его некрасивым, обезьяньим лицом и с грубыми манерами. Точно также бросалось в глаза и его оружие. Помимо шашки, разумеется, украшенной георгиевским темляком, ротмистр носил револьвер на ремне, точь-в-точь как это делали полицейские.
В один прекрасный день этот субъект, уже примелькавшийся на улице, явился к нам в прокуратуру с приказом атамана о зачислении его на службу кандидатом по военно-судебному ведомству.
— Ротмистр Яковлев, — отрекомендовался он. — Бывший офицер лейб-гвардии гусарского его величества полка. Окончил университет и политехникум.
На первых же порах обнаружилась его юридическая безграмотность. Потом поступила жалоба на его хулиганскую выходку, потом на мошенническую. Но выгнать не посмели. Ведь ротмистр гвардии назначен по протекции командарма.
Вдобавок 26 ноября, на празднике георгиевских кавалеров, атаман произвел героя в подполковники.
Только впоследствии, когда нам пришлось блуждать по задонским степям и близко столкнуться друг с другом, другие кандидаты, настоящие юристы, обнаружили, что Яковлев несомненный самозванец. В ст. Павловской, где мы остановились на более продолжительное время, я отправился к ген. Сидорину, чтобы доложить ему о наших сомнениях насчет его протеже.
— Кто в точности этот Яковлев, я не знаю. Знаю лишь, что при Каледине он участвовал в партизанских отрядах. Если находите нужным, арестуйте его, — сказал мне командарм.
Когда я вернулся в станицу, Яковлева уже след простыл. Он пронюхал, что затевается что-то недоброе в отношении его, и скрылся. Немного спустя я выяснил, что этот господин, прослуживший в прокуратуре три месяца, не более как околоточный надзиратель из г. Луганска. За время своей службы у нас он успел довольно выгодно жениться, при неразведенной первой жене, простой бабе.
Таких Патушинских и Яковлевых, «спасавших» Россию в тылу, обреталось великое множество. В Добровольческой армии, куда стеклось офицерство со всех концов русского государства, в 1919 году была учреждена особая комиссия для поверки прошлого офицеров. Она постоянно обнаруживала то два-три прибавленных чина, то самопроизводство в офицеры, то преступников в офицерской форме.
Характерен не факт появления среди тогдашнего хаоса самозванцев, с пышными титулами, высокими чинами и мнимым высшим образованием. Характерно то изумительное легковерие, с которым относились к неизвестным лицам при приеме их в армии и назначении на должности.
Одет человек в офицерскую форму, и баста. Значит, он офицер. Значит, избранный.
При таких условиях для вражеских разведчиков и агентов открывалось широкое поле деятельности.
XVI
КОЛДУНЬЯ В ШАПКЕ-НЕВИДИМКЕ
— Справимся на фронте с большевиками, пойдем в тыл бить спекулянтов, — грозил однажды «народный герой» ген. Шкуро.
— Тут-то наверняка расшибем себе голову, — заметили ему боевые соратники.
Развитие спекуляции являлось естественным и неизбежным последствием того строя, который царил на юге России. Ее порождали священное право собственности, свобода товарообмена, обилие денежных знаков при недостатке товаров, а отнюдь не какая-нибудь особенно злая воля, ничуть не более преступная, чем при обыкновенной купле-продаже.
Донской публицист Сисой Бородин дал довольно меткую характеристику спекуляции, хотя и в общих чертах, и указал причины, почему борьба с нею безуспешна.
«Всеведущая, вездесущая и всемогущая спекуляция спокойно избегает кар, — писал он в «Донских Ведомостях».[176] — Она всюду чувствуется, но никак никто ее не поймает. Правительства юга России думают поймать соблазнительную греховодницу и «повесить ее между двух столбов на перекладине». От всей души желаем увидеть спекуляцию в лице ее дельцов повешенной.
Но кого же мы повесим? И сколько нужно столбов с перекладинками? Не будет ошибкой, если скажем: да не меньше миллиончика для одного Дона с Кубанью и Тереком.
Кто спекулирует? Да все, кому есть охота и кто чужим добром не брезгует. Все, кого нужда гоняет и кто хочет на большие барыши посидеть в ресторанчике за круглым столиком с бутылочкой.
Посмотрите в Ростове и стольном городе Черкасском на упитанных и прилизанных господинчиков и смело ведите их на перекладинку: то все спекулянты чистокровные, ошибки не будет никакой. Спекулируют и бабы кривянские, потеряв стыд и совесть: на базаре берут за фунт масла последний ермак[177] из рук офицера хромого или чиновника захудалого».
Публицисту-законодателю и полковнику генерального Штаба было крайне неудобно в официозе приводить конкретные примеры бьющей в глаза спекуляции и называть имена.
А стоило бы! Хотя бы для истории.
Спекулировал, но крупно, очень крупно, богатейший донской туз Николай Елпидифорович Парамонов, действительный властелин Дона, так как «богатство — господство».[178] Его агент Воронков влип с покупкой мешков для хлеба и в разгаре «борьбы», т. е. воплей о спекуляции, попал на казенные хлеба. На защиту па-рамоновского приказчика выступил «приказчик души Каледина» ген. Сидорин, командующий Донской армией. Он послал тюремной администрации приказание немедленно освободить Воронкова, грозя в противном случае прислать вооруженную силу. Перепуганная администрация не осмелилась ослушаться! Еще бы! В демократическом казачьем государстве вся армия и весь флот были к услугам либерального Парамонова!
Спекулировали кадеты, члены особого совещания деникинского правительства. М.М. Федоров, один из таких правителей, довольно искусно спекульнул имуществом РОПИТ'а,[179] добившись передачи его в собственность частной компании, которую он сам возглавлял.[180]
16 августа екатеринодарская стража арестовала юрисконсульта особого совещания Вячеслава Васильевича Жукова по обвинению в том, что он, заведуя кооперативом служащих особого совещания, выписывал товар яко бы для кооператива, а на самом деле для спекуляции через посредство некой г. Шабельниковой. На допросе сановный «спасатель отечества» показал, что он страдает повышенной сексуальной потребностью и идет на все требования женщин, этим и объясняется, почему он передавал Шабельниковой квитанции на товар, выписанный для особого совещания.[181]
Спекулировали пятигорские кооператоры Ш. и Б., посаженные, наконец, в тюрьму.[182]
Спекулировал комендантский адъютант г. Новочеркасска поручик Вальдберг, привозя из Харькова сахар и продавая его на рынок по повышенным ценам.
Спекулировали, в виде постоянного промысла, графини, княгини, баронессы, сенаторши, их превосходительства и их высокопревосходительства.
В довершение всего за попытку спекулировать мукою был отрешен от должности и предан суду председатель 2-го корпусного суда Добровольческой армии генерал И. А. Панов.
Спекуляция шла за белыми армиями. Очищалась местность от советских войск, и воздух тотчас же заражался спекуляцией. Деревенский производитель безбоязненно старался драть втридорога с перекупщика. Последний не имел оснований щадить городского покупателя.
Официозы уставали печатать восторженные резолюции сходов освобожденных мест о том, что «население» приветствует светлые дни торжества порядка и законности над насилием. В тех же номерах, в отделе «Известия с мест», раздавались душераздирающие вопли из тех же самых станиц по поводу неслыханной спекуляции.
«Особенно сильно беспокоит обывателя базар, — сообщалось в «Донские Ведомости» в июле 1919 г. из крупной Нижне-Чирской станицы, центра 2-го Донского округа. — Мясо здесь в весьма ограниченном количестве. Молоко и яйца отсутствуют, зелень и ягоды тоже. Вообще базарная площадь поражает своей пустынностью. Не едут на базар казаки: ничего им там для своих нужд достать нельзя, ничего не дает спекулирующий город в обмен на их продукты. И каждая подвода берется с бою, встречается бешеным натиском бегущих навстречу обывателей. Многие объясняют эти явления существующей здесь нормировкой цен. Стража принимает очень деятельное участие в базарной торговле. Часто можно видеть полицейского, развешивающего и отпускающего публике картофель. С базаром в Чирах весьма и весьма неладно».[183]
«Спекуляция ожесточает население, — в свою очередь писал в июле же корреспондент из Великокняжеской, центра Сальского округа. — Цены растут ежедневно и с каждым днем грозят дойти до городских даже на предметы сельского, местного хозяйства. Три недели назад мясо стоило 2 руб. 50 коп. фунт, теперь 5 руб., и то лишь благодаря таксе. Значительно способствуют росту цен наехавшие в станицу персы, торгующие сластями и орехами. Изюм, покупаемый в Новороссийске 13 руб. фунт, здесь 28 руб. Такие же проценты берутся и на другие товары».[184]
