Борис Соколов - Тайны финской войны
Вся эта мощь была сосредоточена на ограниченном пространстве Карельского перешейка против «армии Эстермана», насчитывавшей немногим более 150 тысяч человек (советская разведка ошибочно считала, что там всего 100 тысяч), около 460 орудий и минометов и 15 танков. В первой линии обороны располагались 6 пехотных дивизий, а 3 дивизии и кавбрйгада находились в резерве.
Советские войска превосходили противника на линии Маннергейма в живой силе примерно в 4,5 раза, в артиллерии в 12,5 раза, в авиации в 11 раз и имели абсолютное превосходство в танках.
113–я стрелковая дивизия 3–4 февраля дважды пыталась овладеть высотой 38,2 в районе Кархула, однако обе атаки были отражены противником с большими потерями для атакующих, после чего части дивизии 2 дня готовились к новому наступлению. Виновником неудачи был объявлен командир дивизии полковник А. Н. Нечаев, отстраненный от занимаемой должности 6 февраля. Вместо него соединение возглавил полковник Х. Н. Алавердов. Однако смена командира не привела к более успешному ведению операций в полосе дивизии. Многократные попытки захватить в течение 7–9 февраля высоту, являвшуюся одной из ключевых финских позиций, не дали результата. Единственным успехом за три дня было взятие 9 февраля 3–м батальоном 513–го стрелкового полка высоты «Груша», фланкировавшей с левого фланга подступы к злополучной 38,2. 10 февраля бесплодные атаки были прекращены. Дивизия готовилась к решающему штурму.
Более успешно развивались события на участке 100–й стрелковой дивизии. Там после длительной и кропотливой разведки и тщательно маскируемых инженерных работ, сблизивших наш и финский передний край, 3 февраля 2–й батальон 355–го стрелкового полка внезапным броском блокировал один из дотов Хотиненс- кого укрепрайона, известный под номером 45. Финны пытались очистить укрепление артиллерийским огнем, а затем уничтожить оставшихся в живых бойцов и командиров, однако своей цели не достигли. Как вспоминал впоследствии командир батальона капитан Си- пович (вскоре Герой Советского Союза), «в роте осталось 28 человек. Оставшиеся люди действуют не хуже, чем рота в полном составе». Ночью под прикрытием тьмы и артиллерии советские саперы подвезли к 45–му доту около полутора тонн взрывчатки. После того как стрелки были отведены в укрытие, над дотом поднялся столб пламени и дыма, осколков арматуры и бетона. Тем не менее часть укрепления уцелела, поэтому для ликвидации гарнизона пришлось выделить еще одну роту под прикрытием 3 танков. На следующий день после упорного боя, с многочисленными контратаками финнов, был блокирован дот № 44. Ночью на танках сюда были доставлены заряды. Взрывами был добит дот № 45 и разрушен дот № 44.
5 февраля финны не раз пытались выбить батальон с занимаемых позиций, но бойцы и командиры цепко удерживали завоеванный участок фронта при поддержке танков и артиллерии. В течение последующих 2 дней части дивизии продвинулись, обходя Хотинен. на 3 км в глубину. Финны, чтобы не допустить прорыва обороны на этом участке, стянули к месту вклинения советских войск свои немногочисленные резервы, решив, что именно здесь будет нанесен главный удар.
Перед началом генерального наступления на линию Маннергейма было предпринято еше несколько атак для укрепления исходного положения. Наиболее крупная из них была проведена 5 февраля с участием более чем 100 танков. Однако, как признает Воронов, успеха она не имела. Израсходовав на артподготовку 20 тысяч снарядов, войска встретили сильное сопротивление противника и вернулись на исходные позиции.
3 февраля войска Северо — Западного фронта получили задачу ударом смежных флангов 7–й и 13–й армий прорвать линию укреплений на рубеже от реки Вуокса до Кархула. В течение четырех — пяти дней требовалось достичь линии Лохийоки, станция Кямаря, Хуумола, чтобы воспрепятствовать отходу финских войск на запад и окружить их на Карельском перешейке. Затем армии Северо — Западного фронта должны были выйти на рубеж Кякисалми, станция Ант- реа, Выборг и открыть дорогу на Хельсинки. На то, чтобы преодолеть 65 км, войскам отводилось 12–15 суток.
Замысел этого плана Шапошников на апрельском совещании 1940 года приписывал Сталину: «Лично товарищ Сталин предложил совершенно правильный план — удар провести обеими армиями (7–й и 13–й), не ограничиваясь ударом одной 7–й армии, а внутренними флангами, чтобы не одна армия работала, а работали обе армии своими внутренними флангами в расчете, что, если не удастся прорвать фронт противника одной армией, прорвется другая. Таким образом, мы получили бы возможность после прорыва развивать его дальше».
На том же совещании Григорий Михайлович Штерн, угодничая ввиду неудачного командования 8–й армией, приписывал уже Сталину главную заслугу в организации прорыва линии Маннергейма: «Нечего греха таить, товарищи, начинали мы не блестяще. И то, что мы добились относительно быстрой, в труднейших условиях, исторической победы над финнами, этим мы обязаны, прежде всего тому, что товарищ Сталин сам непосредственно взялся за дело руководства войной, поставил все в стране на службу победе. И «штатский человек», как часто называет себя товарищ Сталин, стал нас учить и порядку, прежде всего, и ведению операций, и использованию пехоты, артиллерии, авиации, и работе тыла, и организации войск».
Тут Сталин прервал поток штерновской лести: «Прямо чудесный, счастливый человек! Как это мог бы сделать один я? И авиация, и артиллерия…»
Григорий Михайлович сделал вид, что не почувствовал иронии: «Товарищ Сталин, только вы, при вашем авторитете в «стране, могли так необыкновенно быстро поставить все на службу победе. И поставили, и нас подтянули всех, и послали лучшие силы, чтобы скорее одержать эту победу. Это же факт, что мы использовали артиллерию, как вы нам говорили, за авиацию вы нас били очень крепко, и авиация резко подняла свою работу, начав действовать, как вы указали, и все прочее, ведь все здесь это знают, было именно так, как я сейчас сказал». Холопское унижение, однако, не спасло Штерна от расстрела в октябре 1941–го по ложному обвинению в заговоре в пользу Германии.
Генеральное наступление на линию Маннергейма началось 11 февраля после 3–часовой артиллерийской подготовки. Из‑за нелетной погоды не удалось использовать авиацию. Лишь на третий день ожесточенных боев 123–я стрелковая дивизия 7–й армии достигла прорыва глубиной 4 км в районе Ляхде.
Н. Д. Яковлев, будущий маршал артиллерии, а в то время занимавший должность начальника артиллерии Киевского особого военного округа, побывал на Карельском перешейке во время февральского наступления. Он был потрясен малой результативностью огня многочисленной советской артиллерии. В мемуарах Николай Дмитриевич по этому поводу писал: «С удивлением знакомился с ведомостями о расходе боеприпасов… Войска расходовали боеприпасы так, как им этого хотелось, при этом совершенно не учитывая, соответствует ли калибр орудий важности целей на поле боя… Словом, нашим артиллеристам нужно было еше учиться воевать». Вскоре после окончания войны Яковлевым и другими артиллеристами для наркома обороны был составлен специальный доклад, где подчеркивалось нелепое, пустое расходование снарядов:
«Артчасти ведут безудержный огонь без достаточной разведки целей, не достигая нужного результата. Один 116–й артполк расстрелял с 30 ноября 17 700 152–мм выстрелов (72 вагона). Относительный расход самых тяжелых калибров часто превышает расход дивизионной и полковой артиллерии. Например, 316–й артиллерийский дивизион большой мощности израсходовал 18 декабря 1939 года по шестьдесят снарядов на 280–мм мортиру, а за этот же день в 123–й стрелковой дивизии на полковую и дивизионную пушку израсходовано 18 выстрелов, а на 45–мм пушку — 9 выстрелов. В том же дивизионе и в 455–м артполку подавались команды на беглый огонь из 280–мм мортир и 152–мм пушек — гаубиц образца 1937 года. Бывали случаи, когда общевойсковые начальники требовали вести ночью беспокоящий огонь из 280–мм мортир по дорогам. Отношение к экономии и сбережению артвыстрелов в войсках пренебрежительное».
На совещании по итогам финской войны в апреле 1940 года этот призыв к экономии, разумному расходованию боеприпасов не встретил, однако, поддержки у Сталина. У него произошел замечательный диалог с В. И. Чуйковым. Василий Иванович заметил:
— Когда мы говорим об автоматическом огне, забываем о расходе боеприпасов. Я сам испытывал ППД (пистолет — пулемет Дегтярева. — Б. С.) — это прекрасный пулемет. Когда стреляешь одиночным огнем, очень метко получается, как только автоматический огонь — все идет вверх.
— А вы как финны, отсюда стреляйте, — посоветовал Сталин. И добавил: — Если мало боеприпасов расходовали, то много людей расходовали. Тут надо выбирать одно: либо людей надо пожалеть, но тогда не жалеть снарядов, патронов, либо жалеть патроны и снаряды, тогда людей будете расходовать. Что лучше?
