Богуслав Суйковский - Листья коки
Остальные придворные подались назад, и только двое названных остались рядом со своим властелином.
- Его воля ясна, сын Солнца. - Жрец говорил уверенно. - Не следует идти дальше. Дороги перед нами больше нет. Это может относиться к белым или же... к нам.
- Земля вздрогнула, сын Солнца, - несмело отозвался Синчи, - как... как лама, к которой притронулся чужой. Может, чужие - это белые люди?
- Нет! - Жрец гневно оборвал его. - Бог Земли мог превратить их в прах в одно мгновение. Тамбо могло бесследно исчезнуть, как та деревня. Но с белыми ничего не случилось. Бог Земли воззвал к нам, к своим слугам.
- Он говорил со мной, - значительно произнес Тупак-Уальпа. - И я понял его. Боги могут всегда, в любой момент уничтожить белых пришельцев. Однако они не делают этого. Они приказывают нам выполнить их волю. Мы только что видели знак предостережения. Он был подан только нам.
- Да, именно предостережения. - Фелипилльо, не замеченный и не задержанный никем, приблизился и вызывающе, нагло вмешался в беседу. - Да, это знак. Только он говорит о могуществе белых и их бога. Теперь это уже каждому ясно. Там, где белые, даже злоба демонов земли бессильна. Это каждый должен понять.
Тупак-Уальпа отвернулся и, ни слова не говоря, направился обратно в отведенное ему помещение.
Вечером он собрал самых верных людей и сказал им решительно и властно: белые умны; они держат его, которого провозгласили сапа-инкой, в неволе и от его имени правят страной. А вернее, грабят ее, потому что все это никак нельзя назвать управлением страной. От его имени оскверняют храмы, даже священные мумии, даже дворцы умерших властителей, которые до сей поры были неприкосновенны. От его имени послали кипу в храм дев Солнца, кипу, обязывающий к повиновению, а теперь всем известно, что из этого вышло: девы Солнца превратились в невольниц, сделались любовницами белых. В его присутствии белые убили самых преданных придворных. Против этого и был направлен гнев бога Земли, против этого он и протестовал.
Белые посылают кипу якобы от имени сына Солнца. Но такие кипу уже безвредны, потому что каждый, кому знакомо искусство их чтения, обязан лишить себя жизни. Однако белые могут рассылать и часки с фальшивыми устными приказами от имени сапа-инки. И нельзя отдать приказ покончить с собой каждому, кто имеет уши, чтобы слышать.
Поэтому необходимо лишить белых возможности отдавать приказы от имени сапа-инки. Они управляют его именем, но когда его уже не будет в их руках, они не смогут на него ссылаться.
- Они очень бдительны, - прошептал Синчи. - Трудно будет бежать.
- Меня им не устеречь. Я оставлю им свое тело, но душа моя еще сегодня отправится к предкам. Я плохо поступил, послушавшись белых и отдав им свое имя, чтобы они обманывали им народ. Теперь боги открыли мне глаза. Так нужно и так будет. - Тупак-Уальпа движением руки прекратил нарастающий гул ужаса и протестов. - Боги дали мне знак, который я понял. Воин и властитель - это не одно и то же. Я не обращаюсь в бегство, я лишь защищаю честь сапа-инки. Синчи, ты еще раз разошлешь часки со словами: сапа-инка Тупак-Уальпа отправился к предкам, дабы не подчиняться белым. Любой приказ, отданный с этой минуты от имени сапа-инки, является лживым. Не повинуйтесь приказам, рассылаемым белыми людьми. Белые - это враги, белые - это позор, белые - это погибель.
- Я разошлю эти слова, сын Солнца, - медленно и угрюмо ответил Синчи.
Сын Солнца уходит к предкам, теперь, наверное, нужно идти вслед за ним либо же... либо жевать листья коки до полного отупения. Как теперь разыскивать Иллью, к кому обращаться за помощью?
Глава тридцать пятая
Лагерь инки Манко был расположен в долине реки Апуримак среди лесной чащи. Белый конус Коропуны по утрам розовел вдали, к вечеру становился темнее, приобретал фиолетовый оттенок. Горцы предсказывали погоду по облакам, клубившимся на склонах могучего вулкана.
В тот день, когда Синчи добрался до лагеря, конус горы не был закрыт тучами. Закат был ясным и золотистым, что обещало устойчивую, жаркую погоду.
Синчи должен был долго и подробно отвечать на вопросы охраны, а потом - какого-то молодого воина с суровым лицом, прежде чем его провели к палатке инки Манко. Резиденция уже прославленного вождя была обычным воинским шатром и только находилась поодаль от тесно стоявших друг подле друга остальных шатров - на небольшом пригорке, прямо над рекой. Вход охраняли часовые, вооруженные топорами и копьями.
Синчи очутился перед молодым, щуплым мужчиной и без колебания склонился перед ним, как перед властелином, хотя на нем были обычные доспехи, на голове - солдатский шлем и даже в ушах - лишь небольшие, легкие кольца. Но взгляд и манера держаться сразу же выдавали повелителя.
- Кто ты и с чем прибыл? - спросил воин спокойно. А Синчи подумал, что если бы в этом голосе зазвучал гнев, то он предпочел бы услышать ильяпу, предвещающую землетрясение.
- Зовут меня Синчи, великий господин, я был часки-камайоком при сыне Солнца Атауальпе и при сыне Солнца...
Он замолчал, смутившись. Ведь он говорит с братом Уаскара, который сражался с Атауальпой.
- И при сыне солнца Тупаке-Уальпе, - невозмутимо докончил за него Манко. - Чего же ты ищешь в моем лагере?
- Откуда ты сейчас пришел? - вмешался какой-то жрец.
- Из лагеря белых, о почтенный,
- Где сейчас эти белые?
- Я ушел из Айякучо. Сегодня они, наверное, уже подходят к Куско.
Манко не дрогнул и спокойно сказал:
- Ты говоришь правду, я уже знаю об этом. Зачем ты пришел?
- Великий господин, меня послал преподобный Масомати, который теперь уильяк-уму...
- А прежний уильяк-уму?
- Его нет в живых, великий господин.
- Чаракас?
- Нет в живых, великий господин.
- Рапачи?
- Нет в живых, великий господин.
- Это нам известно, -снова вмешался суровый жрец. - Но мы ничего не знаем о тебе. А вдруг ты предатель? Кто в нашем лагере может знать тебя?
- Я его знаю.
Синчи, пораженный, быстро обернулся и сразу же низко склонился, радостно улыбнувшись. Главный ловчий Кахид, на этот раз в воинских доспехах, как и все, кроме жрецов, смотрел на него проницательно, но дружелюбно.
Манко кивнул головой и тихо спросил:
- Ты его знаешь? Как его зовут и кто он такой?
- Он сказал правду. Зовут его Синчи. Был часки, на охоте спас жизнь сапа-инки Уаскара и за это был назначен камайоком.
- А потом служил Атауальпе?
- Да, великий господин. Это он вырвал копье из рук Уаскара, когда тот замахнулся на Атауальпу.
- Почему ты это сделал? - Манко обратился к Синчи; на этот раз в его голосе послышались резкие, почти металлические нотки.
Гонец затрепетал, но ответил быстро и смиренно:
- У сапа-инки Атауальпы на голове была повязка и перья птицы коренкенке...
- Ага, повязка и перья... Поэтому ты начал служить Атауальпе, а потом даже и Тупаку-Уальпе, потому что у него тоже были повязка и перья, хотя и возложенные белыми. Не так ли?
- Да, великий господин...
- Что ты знаешь об этом человеке? - спросил Манко ловчего.
- Он один из тысячи. Кому служит, служит преданно, Уважает знаки власти и повинуется отдающему приказания.
- С чем ты все-таки прибыл сюда? - Манко снова обратился к Синчи.
- Меня послал преподобный Масомати с вестью о смерти сапа-инки Тупака-Уальпы. Он сказал, что ты, великий господин, будешь теперь властителем всего Тауантинсуйю.
Инка Манко испытующе посмотрел прямо в глаза Синчи. Потом начал говорить, внимательно обдумывая каждое слово:
- Надо, чтобы ты знал и пусть знает весь народ, что сказал оракул Золотого храма с острова Солнца на озере Титикака. Я должен надеть повязку и священные перья птицы коренкенке и спасти Тауантинсуйю. Я вынужден был уступать белым, потому что у меня не было перьев. Но теперь пришла весть из Арекипы, что на склонах белой горы Мисти найдено гнездо священной птицы, и часки уже несут мне перья. Теперь я пойду в Куско, покорюсь белым и приму повязку из их рук.
- От белых? - Синчи был поражен. - Великий господин, ведь... ведь сын Солнца Тупак-Уальпа сделал то же самое и...
- И не выдержал. К предкам отойти легко. Останутся песни араваков и слава. Но я хочу спасти Тауантинсуйю. Знай, я не отправлюсь в край теней и покоя, пока не одержу победу над белыми. Они занимают Куско? Прекрасно. Но оттуда им уже не выйти. Они попадут туда, словно крот в нору, в которой притаилась змея. Но чтобы стать этой змеей, я должен отправиться вместе с ними и вовремя быть на месте. Пусть они перестанут остерегаться инки Манко. Пусть думают, что уже нет никого, кто готов сразиться за Тауантинсуйю. Ты оповестишь весь народ, что инка Манко, сын сапа-инки Уайны, возложил на себя повязку и перья, дабы в Тауантинсуйю снова воцарились мир и порядок.
- Войска Атауальпы, которые сражаются в уну Ика... - вмешался Кахид.
- Подчинятся приказу белых, - невозмутимо прервал его Манко. - А белые велят им служить мне, если я покорюсь им. Белые победили Атауальпу коварством, теперь мы обернем коварство против них. Синчи! Ты часки-камайок, разошли приказ и кипу!
