Геннадий Коваленко - Русские и шведы от Рюрика до Ленина. Контакты и конфликты
В 1906 г. имя этого мелкого бизнесмена прогремело на всю Россию. 18 ноября газета «Русское слово» писала: «Дело Гурко — Лидваля постепенно разрастается, захватывая все новых и новых лиц». В тот же день в «Новом времени» появилось сообщение: «Государь Император в 17 день сего ноября по всеподданнейшему докладу председателя Совета Министров о суждении Совета Министров по делу о сдаче торговой фирме Лидваль поставки хлеба для местностей, пострадавших от неурожая, Высочайше повелеть соизволил: расследование всех обстоятельств означенного дела возложить на члена Государственного совета действительного тайного советника Голубева при участии сенаторов действительного тайного советника Шрейбера и тайного советника Кони, санкт-петербургского предводителя дворянства, в должности шталмейстера, графа Гудовича и председателя санкт-петербургского биржевого комитета, действительного тайного советника Прозорова».
В связи с чем же предпринимателем средней руки занимались Совет министров, Государственный совет и лично император? Дело в том, что летом 1906 года в нескольких губерниях России случился недород, вызванный не только засухой, но и так называемыми «иллюминациями» — полыхавшими в Европейской России помещичьими усадьбами, подожженными мужиками. Урегулировать ситуацию было поручено товарищу министра внутренних дел Владимиру Иосифовичу Гурко. Известный в Петербурге мот и бонвиван Владимир Гурко любил бывать в увеселительном саду «Аквариум», где и познакомился с Эриком Лидвалем. Знакомство не было случайным, ибо на следствии выяснилось, что содержательница женского хора в театре и саду «Аквариум» госпожа Сытова, жившая по соседству с Лидвалем на Каменноостровском проспекте, получила от него 50000 рублей «за знакомство с одним высокопоставленным лицом ввиду поставки хлеба голодающим». Очевидно, знакомство было приятным, поскольку вскоре Гурко заключил с Лидвалем договор на поставку 10 миллионов пудов зерна в голодающие губернии: Пензенскую, Саратовскую, Симбирскую, Самарскую и Тульскую. Лидваль получил значительную денежную сумму, но своих обязательств не выполнил: вместо 10 миллионов поставил лишь 915 тысяч пудов. Правительству пришлось срочно искать новых поставщиков, заключать новые контракты, в результате чего казна понесла значительный убыток.
В этом скандале оказался замешанным представитель еще одного известного в России семейства Ромейко-Гурко товарищ министра внутренних дел Владимир Иосифович Гурко. Представители этого белорусского дворянского рода появились в России на три столетия раньше Лидвалей. Многие из них прославились на полях сражений. Его отец генерал-фельдмаршал Иосиф Владимирович Гурко был героем русско-турецкой войны, брат Василий Иосифович участвовал в русско-японской войне. А вот Владимир Иосифович, которого С.Ю. Витте характеризует как умного, знающего, талантливого, но совершенно беспринципного человека, приобрел известность, главным образом, благодаря коррупционному скандалу.
Газетчики обвиняли пензенского губернатора Александровского и нижегородского губернатора барона Фредерикса в том, что именно они рекомендовали Лидваля министерству внутренних дел как надежного поставщика. В любом случае, как писал Витте, «все это было сделано с нарушением законов и при таких обстоятельствах, которые ясно указывали на корыстные цели». Действительно, что могло заставить Гурко единолично, не объявляя тендера, заключить такой крупный контракт с человеком, которому как неисправному должнику и контрагенту вменялось множество исков и взысканий и который к тому же никогда не занимался хлебной торговлей. Как пишет историк криминального Петербурга А. Константинов, «в этой истории товарищ министра внутренних дел предстает либо полным идиотом, либо, что все-таки, видимо, более вероятно, он что-то имел с подряда, данного Лидвалю». Конечно, Гурко не мог предположить, что Лидваль совсем сорвет хлебные поставки в голодающие губернии, но даже если бы Лидваль выполнил условия контракта, то он немало заработал бы на этом подряде, который был рассчитан на то, чтобы с каждого пуда можно было нажить до 15 копеек. Подрядные цены были 85 копеек за пуд, а рыночные — 70 копеек. С 10 миллионов пудов это составило бы крупную сумму.
Гурко думал, что все сойдет ему с рук, тем более что в его защиту выступил его непосредственный начальник — могущественный министр внутренних дел Столыпин. Но поскольку деятельность Гурко и Лидваля привела к существенному сокращению пайков голодающего населения, и слухи о скандале просочились в прессу, дело получило широкую огласку и было передано в сенатский суд.
На суде Лидваль говорил, что поставкам ржи воспрепятствовал беспорядок на железных дорогах, Гурко оправдывал свои действия «борьбой с трясиной формализма». Выбор Лидваля в качестве делового партнера он объяснял его деловой американской хваткой и положительными рекомендациями нижегородского губернатора барона Фредерикса. Следствие опровергло его показания. По мнению прокурора, действия Гурко имели особо важные последствия, поскольку «они были совершены господином Гурко в годину бедствия нашего народа, переживавшего ужасы неурожая, изнемогавшая от голода родина вправе была ожидать от товарища министра внутренних дел помощи, при высочайшей осторожности и полном напряжении сил». Однако сенатский суд решил, что действия товарища министра имели важные, а не особо важные, как считал прокурор, последствия. Поэтому Гурко был признан виновным только в превышении власти и нерадении и приговорен к отрешению от должности. По мнению С.Ю. Витте, «если бы это был не Гурко, а кто-нибудь другой, то наказание было бы гораздо более строгим». Дело о помощи голодающим сломало успешную карьеру Гурко, но ненадолго. Вскоре он вновь появился на политической арене: в 1910 г. император назначил его камергером, а в 1912 г. Тверским земством он был избран членом верхней палаты российского парламента — Государственного совета.
О судьбе Эрика Лидваля практически ничего не известно. Современник событий публицист Виктор Обнинский, автор первой биографии Николая II пишет, что «Лидваль скрылся в Лондоне и охотно рассказывает о роли Гурко, бывшего инициатором всей эпопеи». Обнинский пишет о Гурко и Лидвале как типичных фигурах николаевской эпохи, появление которых, по его мнению, было одним из проявлений агонии самодержавного строя.
Литература:Витте С.Ю. Воспоминания. Т.З. М., 1960; Обнинский В.Я. Последний самодержец. М., 1992; Константинов А. Коррумпированный Петербург. СПб., 2001; Лурье Л., Хитров А. Лидвалиада. Корни российской коррупции // Родина. 2000/6; Янгфельдт Б. Шведские пути в Санкт-Петербург. Стокгольм — СПб., 2003.
Ленин и Швеция
Читатель уже знает о том, что в 1574 г. шведский переводчик Энгельберт Нильссон был задержан русскими властями на границе и обвинен в «лазутчестве» за то, что пытался вывезти в Швецию царские родословцы, которые уже в то время были строго засекречены. На официальном уровне изучение генеалогических корней царей, императоров, генсеков, как правило, не поощрялось, поскольку у них могли оказаться нежелательные предки и родственники. Именно по этой причине в Советском Союзе о немецких и шведских корнях Ленина тоже не принято было распространяться.
В официальной биографии В.И. Ленина, изданной Институтом Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина при ЦК КПСС, сообщалось, что он вырос в русской интеллигентской семье, а из его предков были названы только отец Илья Николаевич Ульянов и мать Мария Александровна. Ее девичью фамилию Бланк безымянные авторы биографии не сообщали. О зарубежных предках вождя мировой революции советские граждане впервые смогли узнать из книги Мариэтты Шагинян «Семья Ульяновых», изданной в 1957 г. Оказалось, что генеалогическое древо Ульяновых своими корнями уходит в мещанско-чиновничий род Бланков и купеческо-чиновничий род Эстедов. Однако этот сюжет предпочитали не обсуждать, и в книгах Ю. Дашкова «По ленинским местам Скандинавии» (1971) и П.В. Московского и В.Г. Семенова «Ленин в Швеции» (1974) о шведских предках Ленина не было сказано ни слова.
Шведы узнали о шведской родословной Ленина в 1970 г. из брошюры директора Королевской библиотеки Уно Виллера «Ленин в Стокгольме», выпущенной к его столетнему юбилею. Более подробно его шведские корни изучала шведская исследовательница Кристина Бакман. Она установила, что в 1730 г. в Стокгольме появился ученик перчаточника Карл Рейнхольд Эстед (Östedt), фамилия которого образована от местечек, встречающихся в Швеции и Финляндии, но может также происходить и от названий населенных пунктов в Ливонии и других немецкоговорящих землях. Поэтому она считает, что трудно сказать, в какой степени эти Эстеды были действительно шведами.
Сын Карла Рейнхольда Карл Фредрик, родившийся в Упсале, в 1782 г. переселился в Петербург, где работал ювелиром. Он женился на Анне Кристине Борг[38], дед которой Симон Новелиус был известным в Упсале шляпником. Старшая дочь Карла Фредрика и Анны Кристины — Анна Беата вышла замуж за немецкого купца Иоганна Готлиба Гросшопфа[39]. Их дочь Анна Ивановна, вышедшая замуж за крещеного еврея Александра Дмитриевича (Израиля Моисеевича) Бланка, была бабушкой Владимира Ильича по материнской линии. Марии Александровне было 12 лет, когда умерла ее бабушка, которая рассказывала ей о ее шведских предках и, возможно, учила ее шведскому языку.
