Андрэ Моруа - О тех, кто предал Францию
Французский народ держали в неведении, либо пичкали его лживыми измышлениями. Возглавлявший цензуру Мартино Депла, личный друг Даладье и ярый сторонник политики умиротворения, набрал свой штат преимущественно из числа бывших офицеров, часть которых состояла в монархистско-фашистской «Аксион франсез». Эти люди преследовали всякую газету, выступающую против Мюнхена.
Цензура не пропускала никаких сообщений, правильно информирующих о позиции Италии. Когда к концу 1939 года граф Чиано резко выступил против Франции, французской прессе запретили поместить его речь. Наоборот, с распростертыми объятиями встречались всякие иллюзорные домыслы о благожелательных чувствах Муссолини. Точно так же в ходу были фантастические сообщения, якобы из самой Германии, о том, что страна находится накануне катастрофы из-за голода. Знакомые лубочные картинки 1914 года, на которых немецкий солдат с восхищением меняет винтовку на кусок хлеба, снова вошли в моду. Когда франкистская пресса в Испании обливала Францию грязью, французским газетам не разрешалось сообщать об этом.
Речи министров британского кабинета и парламентариев подлежали цензуре. Той же участи подверглась и вторая официальная английская «Голубая книга». Она появилась в киосках всего на один день; потом французские власти конфисковали ее. Лишь через неделю ее снова разрешили пустить в продажу.
Коррупция в парламенте и прессе сыграла значительную роль в падении Франции.
Однажды во время какого-то парламентского следствия Даладье показал, что «восемьдесят процентов французской прессы субсидируется либо правительством, либо частными фирмами». Из двадцати пяти, примерно, ежедневных газет, выходивших в Париже, четыре — «Тан», «Журналь де деба», «Информасион» и «Журне эндустриэль» — совершенно официально принадлежали крупным промышленникам; десять других получали существенную финансовую поддержку от «200 семейств». Три находились в руках бумажного фабриканта Жана Пруво, которого Рейно впоследствии назначил министром информации. После того как Поль Фор, чтобы отделаться от Блюма, уговорил провинциальные секции социалистов прекратить субсидирование социалистического органа «Попюлер», газета перешла на иждивение Рейно. Остальные газеты, так называемые «конфиденциальные листки», выходившие небольшим тиражом, еле сводили концы с концами. Они пробавлялись подачками, чтобы уцелеть. Только две ежедневные газеты в Париже военного времени выступали против политики умиротворения — «Эпок» и «Ордр».
Официальный институт «секретных фондов» в правительственном бюджете давал полный простор подкупу и разложению. В начале каждого месяца на Кэ д'Орсэ и в других министерствах заготовлялись «конверты», за которыми присылали в точно обусловленные сроки администраторы газет и отдельные журналисты. Введение цензуры обескуражило эту часть прессы, привыкшую жить «на хлебах». Как объяснил мне один из коммерческих директоров, «цензура избавила министров от необходимости платить нам, чтобы зажать нам рот». Случайно я зашел в одно крупное телеграфное агентство в тот момент, когда Даладье принимал у Боннэ министерство иностранных дел. Самым жгучим вопросом, который задавали друг другу служащие агентства, был не вопрос о том, «какую политику поведет Даладье», а «кому он будет платить».
Один из наемников Боннэ, активно проводивший через влиятельную вечернюю газету взгляды министра, одновременно был редактором листка, субсидируемого чехами, и в этом листке он отстаивал антимюнхенскую позицию. Так он умудрялся довольно долгое время скакать на двух лошадях в противоположных направлениях.
Один бывший депутат со связями на Кэ д'Орсэ каждое утро давал Жоржу Боннэ сводку иностранной прессы. За эту работу он получал пять тысяч франков в месяц. Затем он брал копию сводки, отправлялся в министерство финансов, диктовал тот же материал для Рейно и получал четыре тысячи франков за свои труды. После завтрака он обслуживал одного иностранного журналиста, которому продавал сведения, подслушанные им в министерствах иностранных дел и финансов. По вечерам он редактировал газетку, субсидируемую премьером.
В парламенте коррупция процветала так же явно. Клемансо однажды ядовито заметил: «Французские парламентарии только и знают, что взятки брать да сладко спать».
Один парламентский старожил палаты посвятил меня в тайны иерархии, существующей среди политиков, которых «можно купить».
Низший разряд состоял из бывших депутатов, которые занимались, главным образом, кулуарными комбинациями. Затем шли молодые парламентарии, только что расправившие крылья на политической арене; чаще всего они состояли на службе у мелких фирм. Затем депутаты-юристы с солидными связями, работающие для крупных фирм. Над всеми возвышались бывшие министры, которым обычно поручали посты председателей или членов правлений крупных фирм.
Во время войны некоторые депутаты помогали призывникам освобождаться от военной службы и недурно на этом зарабатывали. Мой собеседник подсчитал, что из 618 депутатов по меньшей мере 300 состояли у кого-нибудь на жаловании.
Военная разведка, так называемый «Второй отдел», была гнездом коррупции. Многие чины разведки, как это твердо установлено, не только работали на немцев, но и использовали свое положение для всевозможных темных и грязных делишек. Мне известны три случая, когда эмигранты были вынуждены уплатить видному чиновнику «Второго отдела» крупную сумму денег, чтобы получить права гражданства. Немало поживился «Второй отдел» и на подложных паспортах. Министры нередко ставились в известность о наиболее вопиющих случаях взяточничества в этом учреждении. Но правительство не могло или не желало ничего предпринять. «Второй отдел» казался всемогущим. Во время войны он проявил полнейшее бездействие.
«Surete Nationale» была неотъемлемой частью всего политического механизма. Большинство ее чиновников работало заодно с депутатами и политическими деятелями.
Во время войны около пятнадцати агентов Surete были разоблачены как сотрудники Гестапо.
Наконец и французская армия жила не в безвоздушном пространстве. Бациллы разложения и продажности, симптоматичные для угасающих лет Третьей республики, проникли и в нее. Высшие офицеры добивались представительства от крупных промышленных компаний. Они выступали посредниками при заключении больших сделок по снабжению армии.
Генерал Морис-Гюстав Гамелен, возглавлявший французскую армию с 1935 года, не мог не знать о разложении в рядах командного состава. Большинство офицеров сочувствовало диктаторам и даже не находило нужным скрывать свои чувства. Гамелен не делал ничего для очищения армии даже от самых подозрительных элементов.
Гамелен получил должность главнокомандующего случайно. На место Вейгана в 1935 году намечался генерал Жорж. Но Жорж был тяжело ранен во время покушения на короля Александра в Марселе в 1934 году, и выбор пал на Гамелена. В пройденном им жизненном пути нет ни проблеска славы, ни искры гения. Генералу необходим ореол легенды. Трудно было создать легенду о Гамелене. Он был наименее внушительным из всех французских генералов. Он служил в штабе генерала Жоффра. Он пользовался репутацией действительного инициатора знаменитого приказа Жоффра накануне битвы на Марне. Одно следует сказать в защиту Гамелена: никогда, в отличие от своих коллег Петэна и Вейгана, он не состоял в заговоре против республики. Но одного этого достоинства еще мало для главнокомандующего. В качестве руководителя армии Гамелен в числе других несет ответственность за недостатки и упущенья в вооружении армии. Если бы он, как того требовал долг, во-время сигнализировал, то, может быть, многое удалось бы наверстать. Он был ответственен за преступное пренебрежение к так называемой «Малой линии Мажино», которая вела от основной линии до Ламанша. Малая линия носила громкое имя, но на деле состояла из нескольких рядов жалких полевых укреплений.
И, наконец, генерал Гамелен несет ответственность за самую пагубную операцию французской армии: за поход в Бельгию. Все соображения диктовали армии единственную тактику: ждать немцев на укрепленных позициях. Выйдя за линию, французские войска неизбежно должны были встретиться с противником, значительно превосходящим ее в техническом отношении и имеющим огромный перевес в авиации, на территории, лишенной всяких укреплений. Кроме того, продвижение по территории Бельгии ставило французскую армию под угрозу флангового удара со стороны Арденн. Старый спор о том, что следует защищать— порты Ламанша или район Парижа, вспыхнул в самый критический момент войны. Гамелен, вопреки советам подавляющего большинства офицеров своего штаба, решил двинуть войска в Бельгию.
Девятая армия генерала Андре Корапа занимала центр французского фронта. Она двигалась такими темпами, что за три дня проделала десять миль. Девятая армия еще не успела добраться до предназначенных позиций, как механизированные германские части уже прорвались сквозь ее расположение. Лишь одна пятая армия Корапа вышла из окружения, остальные погибли или попали в плен к немцам. Брешь, образовавшаяся от этого разгрома (что это было — предательство или чудовищная ошибка?) уже не могла быть заполнена ничем.
