Олег Шишкин - Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля
Биолог уже задумывал и скрупулезные исследования семенной жидкости гомосексуалиста12. В этой работе Завадовский не раскрывает имени того, кто предоставил ему для исследований ценнейший экспериментальный материал, но факт налицо — это был советский человек. Он рисковал своей жизнью ради советской науки, так как гомосексуализм преследовался в СССР как уголовное преступление.
То, чем в действительности занимался этот эмбриолог, он скромно называл биотехнией. Это была практическая наука о том, как в буквальном смысле кроить животных и создавать из них, как из конструктора, новые живые существа, т. е. делать то, к чему призывал Николай Вавилов.
«Биотехния — наука будущего, а не настоящего»13, — заявлял Завадовский. Михаил Михайлович был большим поклонником романа Герберта Уэллса «Остров доктора Моро». И даже написал предисловие к опубликованной в издательстве «Земля и фабрика» книге. Рукотворные птицы-трансвеститы были для него первыми ласточками грядущего нового мира. Особенно Михаилу Михайловичу было лестно, когда в Симферополе на экспериментальной ферме сторожиха-птичница, увидев его петухов, переделанных в кур, и уток, ставших селезнями, всплеснув руками, пролепетала: «Вот это профессор! Настоящий доктор Моро из романа Уэллса».
Особого разговора заслуживали еще два участника исторического заседания, замыкавшие список, — основатели Кабинета наследственности и конституции человека Александр Серебровский и Соломон Левит. Они бы не удовлетворились знаниями советских докторов Моро. Они могли дать ему фору.
3
«Начиная работу Кабинета наследственности и конституции человека при Медико-биологическом институте, главнейшей задачей которого должно явиться широкое изучение антропогенетики, необходимо определить в общих чертах то место, которое должна занять антропогенетика в жизни социалистического общества»14. Такую задачу видели перед собой научные пророки Серебровский и Левит, которые вполне могли претендовать на звание советского доктора Франкенштейна. Они издавали Медико-биологический журнал и проповедовали новые подходы к технике оздоровления нации. Доклад крупного зоотехника Иванова, посвятившего себя улучшению породы животных, был им вдвойне интересен: ведь свое научное ремесло оба исследователя называли антропотехникой.
«Антропотехника, как указано в Большой советской энциклопедии, прикладная отрасль биологии, ставящая своей задачей улучшение физических и духовных качеств человека путем тех же методов, которые использует зоотехника при улучшении или выведении новых пород домашних животных…»15 И далее справочное издание вносило важное разъяснение: «Термин «антропотехника» создан по аналогии со словом зоотехника, но употребляется сравнительно редко и заменяется в настоящее время словом евгеника»16.
Соломон Левит закончил Институт Красной профессуры. Благодаря Рокфеллеровской стипендии изучал евгенику в США. В СССР вернулся фанатиком идеи улучшения человеческой породы методом искусственного отбора экземпляров. «Это был исключительно умный человек, с сократовским грубым, словно вырубленным топором, необычайно выразительным лицом. Он состоял членом большевистской партии с 1920 года. Врач по образованию, он в 1924 году организовал на медицинском факультете МГУ Общество врачей-материалистов»17, — вспоминал генетик Николай Дубинин. Соломон Левит считал фармакологические и хирургические успехи цивилизации в борьбе с болезнями отрицательным фактором для наследственности и для будущего человечества. Благодаря победам медицины теперь выживали не только самые сильнейшие, но и слабые, чье существование продлевали научно-технические достижения. При полудиком существовании и естественном отборе эти особи погибали, а их генетический аппарат выбраковывался природой. Однако наука стала фактором эволюции человека как вида. Она позволила остановить болезни, но при этом возросло число биологических пороков.
Искусственный отбор цивилизованного общества, гарантированный современной медициной, по мнению Левита, вел к накоплению в генетическом аппарате негативных черт. С каждым новым поколением становится все больше людей, отягощенных различными наследственными недугами. Однажды их количество станет подавляющим и произойдет вымирание человеческой расы. Озадаченные этим положением, Левит и Серебровский создали специальный Кабинет наследственности.
Левит поддерживал идеи превентивного упреждения наследственных пороков, а его коллега Серебровский был восхищен методом искусственного осеменения, применявшимся Ивановым, и считал, что его следует использовать в деле улучшения человеческой породы. В статье «Атропогенетика и евгеника в социалистическом обществе» он предрекал: «Опершись на мощный фундамент современной генетики, указывая на блестящие примеры зоотехников и селекционеров-ботаников, творящих жизнь по своей воле, часто по заранее намеченным планам, — евгеника обещает такие же достижения и на пути улучшения самого человека, которого действительно можно и следует во многих отношениях улучшить»18.
Для Левита и Серебровского сама идея опытов Иванова была чрезвычайно интересной с евгенической точки зрения: в случае успеха можно было легко установить, какие материнские и отцовские качества получит необычный гибрид. Ведь это был не рядовой случай получения потомства от пары, имеющей наследственные пороки, нет. Здесь скрещивались два биологических конкурента. Один — аутсайдер эволюции, а другой — ее лидер и гегемон. Селекционным методом совершался обратный процесс развития вида. В Иванове оба ученых увидели одного из тех самых «пророков религии будущего», появление которых предчувствовал академик Николай Кольцов. Само развитие человека как прогрессирующего вида казалось ученым немыслимым без революционных методов селекции и размножения, без социалистического метода убеждения масс и математически безошибочного счастья.
«Решение вопроса по организации отбора в человеческом обществе, несомненно, возможно будет только при социализме, после окончательного разрушения семьи, перехода к социалистическому воспитанию и отделению любви от деторождения»19, — предрекал Серебровский. В своих научных статьях на тему евгеники он рисует рациональную организацию человеческого размножения — мир, где правят принципы антропотехники, побеждающие человеческие сантименты и предрассудки любви. Его построения связаны жесткой, доказательной логикой, не приемлющей никаких возражений. «В настоящее время в замкнутой семье деторождение является результатом любовных отношений, общения между супругами. Оба эти момента — любовь и зачатие, не имеющие по существу ничего общего между собой, — связаны воедино биологически, так как наслаждения, доставляемые половым общением, служат приманкой самца к самке, мужчины к женщине»20.
Утопический мир, созданный Серебровским, — это государство будущего, находящееся под тотальным контролем генетиков. Они отслеживают и пресекают любые возможности наследственных болезней, отбирают совершенных производителей, остальные выбраковываются.
Государство бесцеремонно залезает в постель к своим гражданам и творит идеальную расу. Главной героиней этого действия является, конечно же, биологическая рациональность. Серебровский чеканит: «Но при сознательном отношении к делу деторождение может и должно быть отделено от любви уже по одному тому, что любовь является, а при социализме тем более должна явиться, делом общественным. Дети нужны для поддержания и развития общества, дети нужны здоровые, способные, активные, и общество вправе ставить вопрос о качестве продукции и в этой области производства.
Мы полагаем, что решением вопроса об организации отбора у человека будет распространение получения зачатия от искусственного осеменения рекомендованной спермой, а вовсе не обязательно от “любимого мужчины”»21.
В своих теоретических построениях человек передовых взглядов тем не менее предпочитает ссылаться на опыт первобытных народов. Ведь они были продуктом сурового естественного отбора и, следовательно, подчинялись здоровым законам дарвинизма.
«Дифференцируется ли при этом “свой” ребенок, т. е. ребенок своей женщины, от ребят своей стаи, своей общины — совершенно сомнительно, судя по отношениям, наблюдающимся в первобытных семьях, общинах с неясными родственными связями и в первую очередь с неясным отцовством. И уже, безусловно, нелепым будет предположение о наличии инстинктивной любви к ребенку, происходящему от оплодотворения собственным сперматозоидом, в отличие от чужого, введенного в ту же самую женщину»22, — считал Серебровский.
Ученый пророчит умирание семьи, и многих моральных ценностей. Кажется, что вдохновение он черпает из труда Фридриха Энгельса «О происхождении семьи, частной собственности и государства». Его восхищение теоретическими построениями классиков марксизма заметно отражается и на предлагаемой модели будущего общества. Здесь уже союз генетиков и вождей коммунизма вступает в фазу наивысшей любви: «Социализм, разрушая частнокапиталистические отношения в хозяйстве, разрушит и современную семью, а в частности разрушит в мужчинах разницу в отношениях к детям от своего или не своего сперматозоида. Точно так же, может быть несколько труднее, будет разрушено стыдливое отношение женщины к искусственному осеменению, и тогда все необходимые предпосылки к организации селекции человека будут даны. Что касается положительной части воспитания, то она должна будет заключаться лишь во внедрении идеи о том, что для зачатия ребенка должна быть использована сперма не просто “любимого человека”, но что во исполнении селекционного плана сперма эта должна быть получена от определенного, рекомендованного источника. Наоборот, необходимо будет внушить, что срыв этого сложного, на многие поколения рассчитанного плана есть поступок антиобщественный, аморальный, недостойный члена социалистического общества.
