Ларри Коллинз - О, Иерусалим!
Как и надеялся Бен-Гурион, эти цифры вдохнули уверенность в его сподвижников.
— Если бы это оружие было в Палестине, — продолжал он, — можно было бы обдумывать ситуацию более спокойно. Однако оно ещё не здесь, и на то, чтобы его доставить, уйдёт какое-то время. И это время предопределит не только исход войны, но и её длительность и наши потери. Возможно, ещё до того, как оружие будет ввезено в Палестину в сколько-нибудь значительных количествах, на нас двинутся арабские армии. Люди должны быть готовы к серьёзным потерям и потрясениям. Однако, зная, что наша мощь будет расти, я не разделяю сомнений военных специалистов. Я позволяю себе верить в победу. Мы восторжествуем.
Члены Совета хранили молчание. Бен-Гурион приступил к голосованию. Вопрос заключался в том, принять ли предложение Маршалла — то есть отложить на время провозглашение Еврейского государства и попытаться достигнуть перемирия.
Провозглашение Еврейского государства означало войну. Исход голосования должен был показать, насколько лидеры ишува дорожат идеей еврейской государственности. Предложение Маршалла было отвергнуто большинством всего в один голос.
Этот один голос решил вопрос о возрождении Еврейского государства.
Затем Совет занялся обсуждением вопроса церемонии провозглашения государства. Кто-то предложил указать в декларации, что границами страны будут границы, определённые Организацией Объединённых Наций.
— Нет, — сказал Бен-Гурион, — американцы в своей Декларации независимости не определяли границ страны. Скрепя сердце мы согласились на раздел Палестины и даже на интернационализацию Иерусалима. Но арабы этой резолюции не приняли и тем самым отказались от своего права на арабское государство. У их государства будет та территория, которую они смогут приобрести в ходе войны. У нас есть возможность создать государство с надёжными границами. Государство, которое мы провозглашаем, — это не то государство, которое сочла возможным выделить нам ООН, а то, которое сложится фактически как результат нынешней ситуации.
Затем заговорили о названии нового государства. Было предложено два названия — «Сион» и «Израиль». Бен-Гурион настаивал на названии «Израиль».
Оставалось назначить точный час, когда миру будет возвещено о том, что двухтысячелетняя мечта еврейского народа претворилась в жизнь. Формально Еврейское государство должно было начать своё существование в полночь с 14 на 15 мая.
Однако в субботнюю ночь ортодоксальные члены Совета не смогли бы ни приехать на церемонию, ни даже подписаться под декларацией провозглашения государства.
Один из членов Совета вынул карманный календарь, какой носят с собой все религиозные евреи, и объявил: для того, чтобы церемония провозглашения успела закончиться до захода солнца, то есть до наступления субботы, она должна начаться не позже четырёх часов дня в пятницу 14 мая 1948 года — в пятый день месяца ияра 5708 года по еврейскому календарю.
30. На холмах чёрным-черно
С тех пор, как евреи вынуждены были капитулировать возле Неби-Даниэля, в кибуце Кфар-Эцион произошло немало событий.
12 апреля защитники кибуца получили приказ заблокировать дорогу Иерусалим-Хеврон, чтобы арабы не смогли прислать подкрепления во время атаки Пальмаха на Катамон. Командир кфар-эционовского гарнизона бывший узник нацистских концлагерей Моше Зильбершмидт назвал эту операцию «Нецах Ерушалаим» («За вечный Иерусалим»). Жители Кфар-Эциона построили на дороге баррикаду, перерезали телефонные провода и полностью прекратили движение арабского транспорта между Хевроном и Иерусалимом — словом, выполнили задачу так хорошо, что существование поселения превратилось для арабов в весьма неприятный фактор.
На рассвете 4 мая арабы начали операцию по уничтожению этого важного стратегического форпоста евреев. Первым объектом арабской атаки стал сам Кфар-Эцион — центральное поселение Эционского четырехугольника. Но на этот раз в наступление на Кфар-Эцион пошли не плохо организованные и недисциплинированные феллахи, а — впервые в Палестине — хорошо обученные солдаты регулярной арабской армии, причём лучшей армии арабского мира. В войну вступил Арабский легион.
Легионеры выбили евреев из покинутого русского Православного монастыря, который стоял за стенами Кфар-Эциона и служил его аванпостом. Однако Глабб-паша намеревался лишь снять блокаду с Хевронской дороги и вовсе не хотел рисковать жизнью своих солдат в кровопролитных сражениях. Он приказал майору Абдалле Талю — командиру осаждавшего Кфар-Эцион 6-го полка Арабского легиона — прекратить осаду и вернуться на базу.
Таль подчинился, но, раздосадованный тем, что его лишили возможности одержать верную победу, уходя, пообещал:
— Я ещё вернусь.
И он вернулся — без ведома своего командующего, ослушавшись его приказа.
В четыре часа утра 12 мая заместитель Таля капитан Хикмет Мухаир подошёл к Кфар-Эциону и начал атаку силами пехотной роты. Абдалла Таль, который пока остался на базе Легиона под Иерихоном, был намерен любой ценой взять Кфар-Эцион. Чтобы как-то объяснить своему командующему неподчинение его приказам, Таль приказал капитану Мухаиру радировать Глаббу, будто евреи из кибуца открыли огонь по одной из автоколонн Легиона.
Сначала Мухаир силами одной пехотной роты снова выбил евреев из монастыря. При этом погиб Моше Зильбершмидт. Затем Мухаир захватил другой аванпост — так называемое Одинокое дерево.
Этим он завершил первую фазу своего плана — прервал всякую наземную и телефонную связь между четырьмя обособленными поселениями Эционского четырехугольника. Теперь капитану Мухаиру оставалось захватить все эти поселения поодиночке.
Больше половины строений Кфар-Эциона уже лежали в развалинах, и Элиза Фейхтвангер, девушка-радистка на командном пункте, тщетно посылала в Иерусалим призывы о помощи. Капитан Мухаир, преувеличив в донесении свои потери, тоже попросил подкреплений и в отличие от Элизы Фейхтвангер получил ответ, что ему в подмогу направлены два пехотных взвода.
К вечеру Мухаир повёл своих солдат на Скалистый холм — укрепление перед самым входом в Кфар-Эцион. Только отчаянная храбрость помогла защитникам Скалистого холма отбить атаку.
Этим они преподнесли жителям кибуца драгоценный подарок — возможность прожить ещё одну ночь.
В эту ночь майор Таль на своей базе под Иерихоном был поднят с постели телефонным звонком. Он уже давно с нетерпением ждал этого звонка. Знакомый голос Глабб-паши — единственного англичанина, который говорил по-арабски с безупречным бедуинским произношением, — приказал командиру 6-го полка поднять своих людей и ускоренным маршем двигаться к Кфар-Эциону.
— Капитану Мухаиру вроде бы приходится туго, — сказал Глабб.
Таль улыбнулся. Его трюк сработал. У него в полку заблаговременно была объявлена полная боевая готовность.
Теперь он поднял своих солдат по тревоге, вскочил в свой командирский джип, и автоколонна броневиков и бронетранспортёров двинулась к Кфар-Эциону.
Положение осаждающих было не столь уж блестящим, как могло показаться ста пятидесяти оставшимся в живых защитникам кибуца. Мухаир распределил свои броневики по такой большой площади, что они в значительной мере утратили свою эффективность. Легионеры, смешавшись с пришедшими к ним на подмогу местными феллахами, заразились от них страстью грабежа. И, наконец, Мухаир так плотно обложил Кфар-Эцион и расставил свои посты так близко один от другого, что его люди, стреляя по кибуцу, нередко попадали друг в друга.
Прибыв на место. Таль немедленно взял в свои руки командование операцией. Он отделил своих солдат от феллахов и перегруппировал броневики, сконцентрировав их огневую мощь вокруг Одинокого дерева. С этого форпоста они могли подавить сопротивление кучки людей на Скалистом холме, сдержавших накануне продвижение капитана Мухаира. В 11.30 Таль лично повёл своих людей в атаку. Евреи, как он вспоминал впоследствии, сражались «с поразительной отвагой». Защитники Скалистого холма дрались до тех пор, пока у них не кончились боеприпасы. После этого им пришлось отступить.
Путь на Кфар-Эцион был открыт, броневики Таля устремились к кибуцу. Один из броневиков загорелся, подожжённый «бутылкой Молотова», но за ним уже грохотали другие машины, и сразу же вслед за броневиками в кибуц ворвалась толпа охочих до поживы феллахов.
На командном посту Элиза Фейхтвангер радировала в Иерусалим:
«Арабы в кибуце. Прощайте». Получив эту радиограмму у себя в штабе, Давид Шалтиэль — один из главных сторонников эвакуации жителей кибуца — почувствовал, что к горлу у него подступает комок. Затем Элиза передала ещё несколько фраз:
