Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
2 октября 1955 года к Анне Ахматовой пришла Эмма Григорьевна Герштейн, которая ещё в августе говорила, что в прокуратуре рассматривают дело о Л. Гумилёве «душевно», и «Анна Андреевна вспомнила своё свидание с Шолоховым, насколько я поняла, уже довольно давнишнее. По поводу Лёвы (см. «Мемуары и факты»).
– Он был совершенно пьян. Ничего не понимал и не помнил. Но я должна быть ему благодарна, он твёрдо помнил две вещи: что я хорошая и что он мне действительно обещал. И обещанное он исполнил, хотя, с пьяных глаз, перепутал всё, что мог» (Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. С. 170—171).
10 марта 1956 года Анна Ахматова написала письмо А.А. Фадееву:
«Дорогой Александр Александрович!
Сейчас я узнала, что дело моего сына рассматривается в понедельник (12 марта). Трудно себе представить, какое это для меня потрясение.
Вы были так добры, так отзывчивы, как никто в эти страшные годы. Я умоляю Вас, если ещё можно чем-нибудь помочь, сделайте это (позвонить, написать).
Мне кажется, что я семь лет стою над открытой могилой, где корчится мой, ещё живой сын. Простите меня. Ахматова» (цит. по: Литературная газета. 1993. 25 мая).
Только после ХХ съезда КПСС, на котором Н.С. Хрущёв развенчал культ личности И.В. Сталина, Анна Ахматова вздохнула с облегчением. И действительно, вскоре вернулся Л.Н. Гумилёв, но радость была мимолетна, начались новые страдания в связи с его возвращением из лагеря. Ирина Пунина предполагала, что Анна Андреевна напишет завещание на все её творческое имущество своему сыну, как и предполагалось. Надежда Мандельштам хорошо знала эту «гнусную» историю: «И вот, получив эту радостную весть, А.А. бросилась к Ире: он на днях вернётся! Я ещё стояла у телефона, как до меня донеслись вопли и рыдания Иры. Что случилось? Она рыдала, что возвращается Лёва… Ире бы волю, Лёва просидел в лагере до конца своих дней. И не почему-либо, а ради доходов, которые она получала со старухи… Одичавшие дети советских отцов показали себя с самой худшей стороны. Все бумаги А.А. попали в руки Иры – она воспользовалась тем, что живёт с ней в одной квартире, и сейчас она торгует ими, возмещая себе за потерю наследства. И первый вопрос, который Ира мне задала, когда мы очутились вдвоём – тело А.А. ещё стояло в церкви и шла панихида, – был про наследство: что я знаю про завещание, есть ли завещание в её пользу, получит ли она наследство, неужели оно достанется Лёве, с какой стати?! Почему Анна Андреевна давным-давно не отреклась от Иры, не выгнала её, возилась с ней и терпела всё её хамство? Не знаю…» (Мандельштам Н. Об Ахматовой. С. 199). Из воспоминаний Надежды Мандельштам можно узнать, что Анна Ахматова осталась без сына, «Ира его не выносила». И далее: «Ира держала её в ежовых рукавицах: не удастся получить достаточно денег со старухи, уйдёт из дому и забудет накормить… А зимой посылала в Москву, чтобы не возиться с ней. И одну зиму за другой А.А. переезжала от одной подруги к другой – у каждой по две-три недели, чтобы не надоесть: Любочка, Ника, Нина Ардова, Маруся, вдова Шенгели, какой-то Западов и даже раз Алигер… Но к Ире до весны она возвращаться не смела… В ту самую квартиру, которую она получила от Союза писателей…» (Там же. С. 198).
Л.Н. Гумилёв, вернувшись из заключения, недолго оставался с матерью, он был уверен, что она не сделала всего того, чтобы поскорее выпустить его из заключения. «Реквием» и «Поэма без героя» не дали ей прощения с его стороны. Он так измучился в заключении, столько времени прошло для него даром, а мать, думалось ему, мало что сделала для него. С Ириной были сложные отношения, был суд, приговор… Л.Н. Гумилёв был, конечно, не прав: Анна Ахматова делала всё, чтобы освободить его, но это оказалось для неё делом невозможным, ведь она привлекла Фадеева, Шолохова, других… И ничего… Это была трагедия и для матери и для сына.
Печальная судьба в старости заставила Анну Ахматову довести свою литературную судьбу до завершения: «Реквием» опубликован в 1963 году в Мюнхене товариществом русских писателей за границей, «Поэма без героя» – тоже за границей.
В 1961 году по рекомендации А.А. Суркова в издательстве «Советский писатель» вышел небольшой сборник стихотворений Анны Ахматовой, который не удовлетворил её.
В начале 60-х годов Анна Ахматова обратила внимание на молодого талантливого поэта и переводчика Иосифа Александровича Бродского и поэта и переводчика Анатолия Генриховича Наймана, которые бывали у неё и читали свои стихотворения. В 1963—1964 годах началось преследование Бродского за «тунеядство», а представленные стихи и переводы с английского, испанского, польского и сербско-хорватского языков не считались «трудовыми». Бродский был арестован. Началось следствие. Ахматова, Чуковский, Паустовский, Маршак и десятки известных писателей писали в Прокуратуру СССР, ЦК КПСС, в районный суд письма с характеристикой Бродского как талантливого поэта.
Ф. Вигдорова записала ход следствия и судебный процесс, составив «Белую книгу» и издав её в Нью-Йорке. К этому протесту присоединились европейские и американские деятели искусства. Суд присудил И. Бродскому пять лет принудительного общественного труда. Через полтора года И. Бродского освободили, и он вернулся в Ленинград. Расцвет его дарования и Нобелевская премия – итог творчества за границей.
После этих бурных дней Анна Ахматова начала работу над сборником стихов, вскоре сдала в издательство «Советский писатель» сборник «Бег времени». Но в итоге получилась совсем иная книга: сдала одно, а получила совсем не то, что предлагала. Анна Ахматова составляла сборник «Бег времени» с Л. Чуковской, подробно рассказавшей об этом эпизоде её жизни в «Записках». Предполагали включить три поэмы: «Путём всея земли», «Реквием», «Поэма без героя». Наконец Анна Ахматова сообщает Лидии Корнеевне Чуковской, что в издательстве «Советский писатель» «Бег времени» редактирует Минна Исаевна Дикман, которая предложила выкинуть из сборника 700 строк, и она согласилась. Только в феврале 1965 года Анна Ахматова сообщила Лидии Чуковской о «Беге времени»: «Реквиема» не дают совсем, а из «Поэмы» – только первую часть» (Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. С. 283). Л. Чуковская в сноске комментирует: «Этот сборник сильно отличался от того «Бега времени», который вышел в свет в 1965 году. В нём было двенадцать стихотворных циклов, поэма «Путём всея земли» и тогдашний вариант «Поэмы без героя». Отличался он от всех сборников Ахматовой почти совершенным отсутствием стихов из первых книг. Подзаголовок «Седьмая книга». Никаких «Чёток», «Anno Domini», «Подорожника», «Белой стаи» – любовные стихи задвинуты на второй план. Открывается книга четверостишием 1961 года «Что войны, что чума…». В сборник введены и отрывки из «Реквиема», и «Венок мёртвым», и антисталинские стихи тридцатых годов. Шёл 62-й, еще «оттепельный», солженицынский год. Ахматова хотела предстать перед читателем в своём истинном, а не замурованном в десятые годы виде. Сборник был уничтожен Н. Лесючевским с помощью Е. Книпович» (подробнее об этом: Глен Н. Вокруг старых записей // Воспоминания: Сборник. С. 633).
И снова возвращалась к «Поэме без героя», шлифуя и редактируя отдельные эпизоды и строфы. И признавалась: «Моя бедная поэма, которая началась с описания встречи Нового года и чуть ли не домашнего маскарада, смела ли надеяться, к чему её подпустят… Она не только с помощью музыки дважды уходила от меня в балет. Она рвалась обратно куда-то в темноту, в историю («И царицей Авдотьей заклятый: Быть пусту месту сему»), в Петербургскую Историю от Петра до осады 1941—1944 гг., или вернее, в Петербургский Миф (Петербургская Гофманиана)» (РГАЛИ. Ф. 13. Цит. по: Жирмунский В. Анна Ахматова. С. 165).
Подробно анализируя творческий путь Анны Ахматовой, В. Жирмунский даёт оценку и «Поэме без героя»: «Поэма без героя» достигает такого жанрового синкретизма иными внешними и внутренними поэтическими средствами, более сложными и современными, чем народная по своему происхождению баллада или «романтическая поэма начала ХIХ века». Подобно «Ленинградским элегиям», она представляет монолог автора, свидетеля и участника изображаемых событий, – монолог, окрашенный глубоким лирическим чувством, эмоционально взволнованный и в то же время инсценированный драматически. Как автор, поэт является в этой инсценировке «ведущим» (конферансье): он ведёт действие, представляет нам своих героев, с которыми говорит на «ты», как со старыми друзьями; он показывает нам последовательный ряд драматических эпизодов, разыгрывающихся на бале призраков (в новогоднем сне!), – вплоть до трагического финала на Марсовом поле и гибели на наших глазах влюблённого корнета. Поэту принадлежит и моральная оценка людей и происшествий, сквозящая в их воображении. Тем самым он является перед нами и как автор и как герой поэмы, как современник и «совиновник» людей своего поколения и в то же время и как судья, произносящий над ними исторический приговор» (Жирмунский В. Творчество Анны Ахматовой. Л., 1973. С. 177).
